Александр Насибов - Безумцы (Сборник) Страница 7

Уже давно стемнело. Ветер, который дул весь день, унялся, на остров легла тишина. Абст прошел к окну, распахнул его. В комнату хлынула влажная свежесть, и были в ней запахи стоячей пресной воды, и плесени, и топких илистых берегов, и деревьев, намерзшихся за — зиму, а сейчас возвращавшихся к жизни…

Канарис зевнул, зябко поежился.

Абст обернулся:

— Вам нездоровится? Быть может, выпьете кофе?

Канарис кивнул.

Вскоре служитель вкатил столик с кофе и бутылкой коньяку, подбросил в камин дров.

Абст разлил кофе по чашкам, одну из них подвинул гостю.

— Что же нам делать? — спросил он. — Неужели прекратить все?

— Работай, Артур, работай спокойно. Мы на пороге большой войны. Она потребует много оружия. — Канарис помолчал и закончил: — Бог знает, сколько миллионов людей предстоит истребить армиям рейха. Для этого пригодится любое оружие, какое только сможет изобрести человек. Лишь бы оно безотказно действовало, хорошо убивало…

Неожиданно за окном раздался стон.

Стон повторился. Он нарастал, делался громче, перешел в пронзительный вопль и оборвался.

Одним прыжком Абст оказался у двери, рванул ее я выскочил из комнаты.

А за окном уже слышались крики, топот, рычание, треск кустарника. В отдалении негромко хлопнул пистолетный выстрел.

В тот же миг оконное стекло разлетелось тысячей брызг, и в раме возникло лицо человека. Выкатившиеся из орбит глаза, всклокоченная черная борода, окровавленные кулаки, которыми человек молотил по раме, по остаткам стекла, — при виде всего этого Канарис оцепенел.

Неизвестный втиснул в раму плечи, ухватился рукой за подоконник… Еще мгновение, и он будет в комнате!

Канарис кинулся к камину, схватил кочергу и принял оборонительную позу.

Но за окном появился Абст с помощниками, и человека оттащили. Еще несколько секунд слышался шум борьбы. Затем наступила тишина.

Все произошло молниеносно. На столе еще дымился кофе. В камине потрескивали дрова. Но подрагивала полусорванная с петель пустая створка окна, ковер был усыпан осколками стекла, и огонь камина отражался в них множеством веселых искорок.

Вернулся Абст. Беседа возобновилась. Канарис и его воспитанник вели себя так, будто ничего и не произошло.

Теперь темой разговора были пловцы. Абст докладывал: днем они тренируются в бассейне, ночью — на озере. Обстановка подходящая, глубины хорошие. Разработан и осуществляется целый комплекс подсобных упражнений, цель которых выработать и развить у пловцов храбрость, инициативу, находчивость. И все же это не то, что нужно.

— Чего же им недостает? — спросил Канарис.

— Образно говоря, запаха крови. — Абст усмехнулся. — Звери, которых готовят для убийства, должны полюбить запах крови.

— Хочешь скорее пустить их в дело?

— Да. Необходимо, чтобы пловцы провели несколько операций. Они должны поверить в свои силы, убедиться в надежности и мощи нового оружия.

Абст продолжал объяснения, но Канарис слушал рассеянно. Перед ним неотступно стояло лицо умалишенного, его глаза. Проходили минуты, и крепла уверенность: он уже видел где-то этого человека!

Канарис встал с кресла, приблизился к камину, долго глядел на огонь. Затем прошел к роялю в противоположном конце комнаты, задумчиво провел пальцем по полированной деке концертного «Дидерихса».

Внезапно он обернулся:

— Бретмюллер?

Абст кивнул.

— Поразительно, — прошептал Канарис, возвращаясь к креслу. — Бедняга, до чего он дошел! Очень плох?

Абст пожал плечами.

— Конечно, — пробормотал Канарис, — конечно, если его отдали тебе… Жаль, очень жаль Бретмюллера. Это был хороший немец, хороший офицер.

Семь месяцев назад германская подводная лодка «Випера», только что вступившая в строй, была назначена в дальний поход. ОКМ объявило: лодка уходит в океан, чтобы проверить механизмы в условиях длительного автономного плавания.

На деле же лодке поручили важное разведывательное задание, зашифрованное как операция «Бибер».[19] Ей предстояло пройти несколько тысяч миль на юг и скрытно проникнуть в район расположения крупной базы военно-морского флота одного из потенциальных противников Германии. Лодка должна была изучить систему обороны базы, произвести промер глубин прилегающих к базе районов, взять пробы грунта, а главное — установить и нанести на карту весьма сложный фарватер в рифах, являющийся единственным подходом к базе.

«Виперу» отправили в поход. Проводы были торжественные. ОКМ старательно подчеркивало: оно ничего не скрывает, лодка уходит в обычное плавание.

Сменялись недели, а сведений о лодке не поступало. Первое время это не тревожило командование — в походе лодка должна была соблюдать радиомолчание.

Однако прошли все сроки, а «Випера» не вернулась. Поиски результата не дали. И лодку объявили пропавшей без вести.

А потом немецкий рефрижератор, следовавший с грузом бананов мимо той самой базы, выловил в море командира «Виперы». Офицер был в последней степени истощения. Но если жизнь еще теплилась в нем, то разум несчастного был утрачен.

Фрегатен-капитэна[20] Ханно Бретмюллера доставили в Германию, где лучшие специалисты взялись за его лечение. Но все оказалось тщетно — больного признали безнадежным. И вместе с его разумом была похоронена тайна гибели «Виперы».

В конце концов моряка передали в «1-W-1». Бретмюллер был вдов и бездетен, не имел родственников, и Абст мог делать с ним все что угодно…

Канарис поднял голову и поглядел на Абста:

— Ну-ка поговорим о Бретмюллере. Давно он у тебя?

Абст отпер шкаф, достал пачку карточек, отобрал нужную.

— Фрегатен-капитэн Ханно Бретмюллер доставлен в лабораторию сорок восемь дней назад, — сказал он, просмотрев запись.

— Что же с ним случилось?

Абст запер карточки в сейф, подсел к гостю, потер в задумчивости виски.

— Сегодня вы обязательно уедете? — спросил он. — Быть может, заночуете у меня?

— Но… зачем?

— Даже не знаю, как объяснить. — Абст помедлил, заглянул в глаза Канарису. — Хотелось бы посвятить вас в одно любопытное дело.

— Говори!

— Это займет много времени. Оставайтесь, шеф, не пожалеете. Вы, кроме всего прочего, отлично выспитесь — воздух здесь отменный, не то что в Берлине.

Канарис задумался. Разведчик с многообещающим будущим, медик, уже зарекомендовавший себя смелы ми экспериментами над заключенными в лагерях людьми, — все это странно синтезировалось в Абсте. Его жизнь проходила на глазах Канариса, и тем не менее Канарис не раз ловил себя на мысли, что по-настоящему Абста не знает.

— Это связано с Бретмюллером?

— Да.

— Хорошо, я останусь. Но ты утверждал — он безнадежен?

— Увы, Бретмюллера уже ничем не вернуть к нормальной жизни. Однако мне удалось… Впрочем, будет лучше, если мы пройдем к нему. Вы все увидите сами.

Канарис пожал плечами. Он решительно не понимал, зачем все это, но, хорошо зная Абста, не сомневался, что тот не стал бы беспокоить шефа по пустякам.

Канарис тяжело поднялся с кресла.

— О, не так скоро. — Абст вновь отпер сейф, достал большую желтую папку. — Прежде чем посетить Бретмюллера, вам следует ознакомиться с этим.

И он положил папку на стол.

Канарис раскрыл ее и увидел аккуратно подшитые листы с отпечатанным на машинке текстом. В карманчик на внутренней стороне обложки была вложена фотография Бретмюллера: красивый, элегантный моряк стоит перед камерой, заложив руки за спину.

— Здесь тайна гибели «Виперы», — сказал Абст.

— Лодки Бретмюллера?

— Да. В папке показания свидетеля катастрофы.

— Ты нашел человека, спасшегося с «Виперы»?!

— Спасся только Бретмюллер.

— Чьи же это показания?

— Бретмюллера.

— Кажется, умалишенный есть и в этой комнате! — Канарис отшвырнул ногой кочергу. — Пора наконец перейти к делу. Говори же, я слушаю!

— Все очень серьезно, — спокойно сказал Абст. — Вылечить Бретмюллера невозможно, это так. Однако мне удается возвращать ему разум. Он приходит в себя на очень короткое время. Затем срок истекает — он впадает в буйство, подобное тому, что вы наблюдали недавно. Еще через час больной превращается в безгласное и бесчувственное существо — он лежит пластом, не в силах шевельнуть мизинцем.

— И в этой папке беседа с ним?

— Беседы, — поправил Абст.

— Но как ты добился такого результата?

— Лавры принадлежат не мне. — Абст повел плечом. — Вы слышали о Вильгельме Лоренце?

— Он военный?

— Врач-психиатр.

— Нет, не припомню.

— Быть может, вам что-нибудь скажет такое имя: Манфред Закель? Напрягите свою память, шеф.

— Тоже врач?

— Да, врач. И тот и другой — немцы. Первый живет в Америке, второй имеет клинику в Берлине. Начинали они. Я же только развил их идеи и кое-что додумал… Простите, шеф, быть может, вы отдохнете, и мы позже продолжим наш разговор?