Борис Рабичкин - Белая бабочка Страница 7

Лучшие вещи Ганс Карлович не выпускал из рук, особенно с той поры, как построил виллу на Морской.

Вдоль стен его огромного кабинета на втором этаже стояли стеклянные шкафы, где хранились расписные сосуды с изображениями богов и смертных, статуэтки из обожженной глины, мрамора, изделия из бронзы и даже золота. Между шкафами и стеклянными горками висели окантованные фотографии проданных вещей.

Добротная старинная мебель и бюро с перламутровой инкрустацией работы знаменитого дворцового мастера времен Людовика XVI делали кабинет еще более похожим на зал солидного музея.

Это впечатление нарушали толстый ковер во весь пол, стоявшая в углу у окна купеческая конторка со счетами, гроссбухом и портрет хозяина, человека с пухлым лицом, полного, тяжеловесного, в сюртуке и жилете, из карманчика которого свешивалась цепочка часов с брелоком в виде желудя.

Майским утром 1913 года хозяин этого кабинета стоял у конторки и, выписывая на листке бумаги столбик цифр, думал, насколько выгодна ему сделка, предложенная гамбургской мукомольной фирмой. Изредка, отвлекаясь от своих подсчетов, Нигофф взглядывал на огромного пса, спокойно лежавшего у кресла. Рекс круглые сутки стерег кабинет, и в отсутствие Ганса Карловича никто, даже домашние, не мог сюда войти.

Нигофф заметил, как собака насторожилась и повела ушами. По лестнице кто-то поднимался.

— Ганс Карлович, вас там Хомяк дожидается, — сказал лакей. — Видать, что-то принес...

— Зови.

На пороге комнаты появился небольшого роста рыжеватый человек с испитым, помятым лицом. Еще от двери он стал угодливо кланяться:

— Гансу Карлычу наше нижайшее... Как здоровьице?

— Ничего, в могилу еще не собираюсь, — ответил Нигофф, не поднимая головы от бумаг.

Хомяк подобострастно захихикал, и при этом его хитрые, вороватые, бегающие глазки сделались еще меньше.

— Ну, давай что принес, — стараясь казаться безразличным, проговорил Нигофф. — Опять какую-нибудь терракоту?

— Э-э!.. Ганс Карлыч, разве вам на меня обижаться?

Хомяк приблизился к стене и показал пальцем на фотографию килика на высокой ножке с изображением оленя, двадцать пять веков назад сделанного афинским мастером.

— Кто принес? Хомяк... Шесть аршин копал.

Боязливо взглянув на собаку, Захар прошел вдоль длинного стеклянного шкафа и, тыча пальцем в толстое стекло, повторял:

— А это?.. А это?..

— Хватит тебя старое вспоминать. Вон, гляди, что мне Куцый позавчера доставил.

Нигофф взял с полки кратер для смешивания вина с водой. Сосуд походил на перевернутый колокол. Тысячелетия будто не коснулись его блестящей поверхности, на которой неизвестный художник изобразил Геракла, отрывающего Антея от земли.

Глаза Хомяка загорелись и тотчас погасли. Он осторожно щелкнул по вазе желтым выпуклым ногтем. Раздался чистый звон.

— Хорош... Видать, богатая была могила... Но противу того, что я принес, и гроша не стоит. Далеко Куцему до зайца...

— Цену набиваешь? Показывай!.. Что там? Ваза?

— Не-е-ет... — протянул Хомяк.

— Браслет? — спросил Нигофф все тем же равнодушным тоном.

— Федот, да не тот...

Хомяк достал из котомки какой-то сверток, стал его разворачивать. Нигофф брезгливо следил за тем, как он бросил на ковер сначала домотканую рубаху, потом рушник с красным петухом. В руках у Хомяка теперь была плотная картонная коробка из-под шляпы. Он понес ее к конторке, за которой стоял Нигофф, открыл и вынул широкий, темновато-красного оттенка золотой обруч. По верхнему его краю мчались олени, их преследовали львы, стреляющие из луков.

Нигофф, при всем умении владеть собой, не смог сдержать волнения.

— Корона?! — с изумлением воскликнул он.

— Тут надпись есть, — торжествующе сказал Хомяк.

Нигофф, схватив тиару, метнулся к окну и, повернув ее, прочитал:

— Пилур...

Петербург, 1913 год

Рекс больше не лежал у конторки. Его коврик перенесли к сейфу. Толстая дверца стального шкафа в стене кабинета была надежно заперта, но Нигофф спал плохо.

Южноморский зерноторговец и мукомол, став владельцем золотой тиары Пилура, потерял покой. Суеверного коммерсанта преследовали рассказы Тараса Ивановича. Покойный учитель истории поведал ему народное поверье о том, что всех обладателей крупнейших сокровищ ждет несчастье. По его словам, восемнадцать государей Индостана, владевших величайшим алмазом «Коинур», погибли не своей смертью.

Нигофф просыпался в холодном поту. Шаркая ночными туфлями, воровато оглядываясь в собственном доме, он подходил к дверям кабинета, и только прерывистое дыхание Рекса успокаивало его.

Так продолжалось несколько дней. В начале июня Ганс Карлович выехал в Петербург.

В то лето в русской столице гостил один из крупнейших американских финансистов мистер Пирпонт Дюран. С берегов Гудзона на берега Невы его привели биржевые операции и сделки с банками Российской империи.

Но, по горло занятый официальными приемами, деловыми встречами и конфиденциальными разговорами в тиши роскошного номера «Европейской гостиницы», мистер Дюран находил время и для поисков редчайших произведений искусств, предметов старины, которыми так сказочно богата Северная Пальмира. Как-то утром, просматривая корреспонденцию, он увидел конверт с фирменной маркой известного парижского антиквара.

...В полдень, сев в щегольской экипаж на дутых шинах, секретарь Дюрана велел отвезти себя к магазину Фельже. Лихач даже не спросил адреса.

На многолюдной петербургской улице находился полумагазин-полуконтора с огромными зеркальными витринами по обе стороны двери, на которых было написано:

«А. Ф. Фельже. Предметы искусства и художественной старины».

Стены длинного зала магазина были сплошь увешаны картинами, французскими гобеленами, персидскими коврами. На подставках стояли скульптуры, и несколько мраморных Вольтеров с язвительной улыбкой глядели друг на друга. В шкафах за стеклом лежали изделия из слоновой кости, фарфор, античная керамика, эмали, старинный итальянский фаянс и даже древняя мозаика.

По магазину прохаживались франтоватые приказчики с лихо закрученными кверху усиками, всем своим видом показывая, что они не торговые люди, а близки служению музам.

Как только молодой иностранец переступил порог магазина, рядом с ним вырос старший приказчик. Он тотчас проводил американца в конец длинного зала, где за стеклянной перегородкой в старинном кресле восседал сам Альфонс Францевич Фельже.

Это был сухонький, маленький, профессорского вида старичок, аккуратно и скромно одетый. Он вежливо поклонился вошедшему.

Молодой иностранец, держа в руках словарь, сказал:

— Меня посылал ваш коллега... Шеф антиквариат... отель Друо. Пари...

Фельже, предложив гостю сесть, взял протянутое им письмо и быстро пробежал его. Письмо было короткое. Улыбнувшись, однако без всякого заискивания, Альфонс Францевич с достоинством произнес:

— Рад считать своим новым клиентом знаменитого финансиста Нового света мистера Пирпонта Дюрана. Насколько я понял, речь идет о золотой тиаре скифского царя. Да, эта редкая вещь! После южноафриканского алмаза «Эксельсиор» в 971 карат это самая интересная находка за двадцать последних лет.

Секретарь Дюрана, вытянув шею, напряженно слушал, чтобы ничего не упустить из рассказа Фельже. Уловив, в чем дело, он нетерпеливо спросил:

— Купил Эрмитаж?

— Нет, дорого.

— Вопрос деньги для шеф не играйт роль. Где вещь?

— К сожалению, вы опоздали на неделю. Корону увезли в Берлин.

Профессор Регль спорит с гостем

Неудача в Петербурге даже обрадовала Нигоффа. После того как министерство двора не дало императорскому Эрмитажу денег для покупки тиары Пилура, Ганс Карлович считал, что у него развязаны руки.

Ему, торговавшему русским хлебом, не хотелось попасть в немилость. Теперь без всякой боязни быть обвиненным в том, что он вывез из России сокровище, Ганс Карлович открывал массивную дубовую дверь с тяжелым резным орнаментом в готическом стиле.

Кабинет директора королевских берлинских музеев был уставлен громоздкой, давящей мебелью. То тут, то там висели тевтонские доспехи, шлемы и панцири, скрещенные мечи. Из тусклой золоченой рамы над письменным столом глядел Вильгельм II, в каске, опирающийся на эфес сабли. В одном углу громоздился большой бюст рыжебородого Фридриха Барбароссы, в другом скелет человека стоял на подставке с табличкой:

«Я был таким, как ты, ты будешь таким, как я».

Директор музеев вел разговор с Нигоффом выйдя из-за стола:

— Могу вас обрадовать, герр Нигофф, император высочайше разрешил купить тиару. Сегодня будет назначена экспертиза ученых. Профессор археологии Якоб Регль и его коллеги должны подтвердить подлинность тиары. Простите, одну минуту...

Он подошел к телефону и снял трубку: