Э. Захариас - Секретные миссии Страница 7

— А каковы их планы, Сато-сан? — спросил я, но Сато встал, не дав ответа на мой прямой вопрос, и отвесил глубокий поклон. Я не выразил нетерпения, когда мой вопрос остался без ответа. В лучшем случае он был преждевременным, решил я. Не долго думая, я также вскочил со своего татами и, словно башня, возвышаясь над маленькой фигуркой моего гостя, протянул свою руку для прощального рукопожатия.

— Саёнара, — решительно сказал по-японски Сато и с улыбкой добавил: — До свиданья.

— Давайте встретимся еще, — предложил я. И он повторил эти слова тем жалобным тоном, который иногда вкрадывался в его разговор.

Я наблюдал, как он спешил домой. Его хилая фигурка казалась тенью в слабом уличном свете, едва освещавшем узкий проход между нашими домами. Затем я посмотрел направо, в сторону, где на самом краю Дзуси стоял дом, всегда пустующий в это время года. В нем было темно. Его хозяин приезжал только летом. Но, взглянув на этот пустынный дом, я увидел человека, он стремительно выскочил из дверей, затем внезапно пошел медленно, а поравнявшись с моим домом, принял беззаботную походку, будто возвращается с прогулки по берегу моря.

Я видел этого человека еще не один раз. Он стал моей тенью в Дзуси.

Глава 4.

ЯПОНИЯ СМОТРИТ НА СЕВЕР И ЮГ

На следующее утро мне убедительно напомнили о силе японской полиции и о моей изолированности в Дзуси. Это произошло очень рано, около половины седьмого утра. В мою спальню ворвалась девушка Лето, она была явно возбуждена, хотя и старалась себя сдерживать.

— Дзак-сан, на улице вас ожидает полицейский, он хочет поговорить с вами, — сказала она.

В Японии полицейские — это символы власти, всеведущие и всемогущие орудия правительства. Стоя в своих деревянных будках на углах улиц или же изредка прохаживаясь медленным размеренным шагом, своими действиями и внешним видом они напоминают овчарок, удерживающих стадо в порядке. Они хорошо владели своими саблями, за которые хватались при малейшем раздражении, и, что типично для примитивных людей, которым вдруг дали власть, они любили проявлять свою силу везде, где только было можно. Японцы хорошо знали это, и полицейским не часто приходилось применять свои сабли. Надевая свое легкое кимоно, я старался догадаться о цели посещения полицейского так скоро после визита Сато. Я не сомневался в том, что мое знакомство с Сато и приход полицейского связаны между собой. Поэтому я подготовился к объяснению. Я решил не извиняться за посещение Сато, а спасти его от каких бы то ни было неприятностей.

Когда я вышел в маленький сад за домом, чтобы предстать перед блюстителем закона, я увидел жалкого маленького человека в запыленной голубой форме. Его рука лежала на рукоятке сабли. Он явно раздулся от гордости. Было очевидно, что характер полученного задания придавал ему больше важности, чем обычно.

Глубокий поклон, которым он меня приветствовал, и та почтительность, с которой он обратился ко мне, сразу же раскрыли мне, что он явился сюда не в качестве следователя. Оказалось, что он принес для меня телефонограмму, и именно положение особы, пославшей его с этим заданием, вызвало в нем такую гордость. Телефонограмма поступила из японского министерства военно-морского флота. Когда полицейский передал мне ее содержание, причем в самых цветистых выражениях, какие только могли прийти ему в голову, я понял, что она совершенно безобидна. Роль полиции в данном случае была вполне объяснимой. Я не имел телефона в Дзуси, так как не хотел платить за него непомерную сумму в три тысячи иен. Единственный телефон в деревушке находился в здании полицейского участка. Когда мои друзья в Токио хотели связаться со мной, они звонили в полицию и просили полицейских передать мне телефонограмму. После этого случая я очень часто встречался с моим новым знакомым в голубой форме.

— Младший помощник морского министра, — сказал он, — звонил некоторое время тому назад и просил меня прочитать вам эту телефонограмму.

Он пошарил в своем кармане и вытащил листок бумаги, по которому прочитал:

— «Если вы будете завтра в Токио, пожалуйста, зайдите в военно-морское министерство в одиннадцать часов утра».

Затем он поклонился опять, сказал «спасибо» и важный, как павлин, удалился.

Младший помощник был веселым компаньоном на многих неофициальных вечерах в Токио. Поэтому я не очень удивился его звонку. Японцы знали наши порядки: это как раз был день, когда наши офицеры-студенты обычно заходили к военно-морскому атташе получать свое денежное содержание. Завтра — день его выплаты. Я сел на электричку и отправился в Токио и точно в одиннадцать часов сидел за столом напротив младшего помощника.

За другим столом, казалось, специально принесенным из соседней комнаты, сидел незнакомый японский офицер, которому я был представлен. Судя по его скованным движениям, я решил, что он здесь неспроста, и потому внимательно следил за его действиями.

— Почему вы похоронили себя в такой маленькой дыре, как Дзуси? — шутливо начал помощник.

— Увы, огромная токийская дыра не слишком благоприятна, чтобы сосредоточиться на изучении вашего трудного языка, — ответил я. — Здесь слишком много времени уходит на вечера и приемы.

— Вы знаете капитана 2 ранга Ямагути — Тамон Ямагути, который в настоящее время изучает английский язык в вашей стране? — спросил другой офицер.

— Нет, не знаю, — ответил я.

Так я впервые услышал фамилию Ямагути, человека, с которым я часто сталкивался в течение последующих двадцати лет.

Вот в чем заключалась причина вызова меня в Токио. Мое пребывание в Дзуси каким-то образом связывалось с пребыванием Ямагути в Соединенных Штатах. В это время Ямагути изучал английский язык так же, как я японский. Он был зачислен в Принстонский университет. Но, судя по поведению японских офицеров, прибывших в США в более позднее время, он также, видимо, занимался деятельностью, выходившей за рамки изучения языка. Беспокойство моих собеседников было, по всей вероятности, не маленьким. Я чувствовал это хотя бы из того, что офицер сразу же перешел к интересующему его вопросу. Он совершенно неожиданно для меня сказал:

— Мы не будем возражать против вашего пребывания в Дзуси, мистер Захариас, до тех пор, пока вы ограничиваетесь изучением языка. Вы теперь живете среди простых людей, которые редко встречаются с иностранцами. Они наделены исключительно живым воображением и всего опасаются. Они, естественно, по-своему могут расценить ваше пребывание среди них, имейте это в виду, когда будете общаться с ними.

На какую-нибудь минуту он замолчал, посмотрел на лист бумаги, лежавший перед ним, затем повернулся ко мне и сказал:

— Ваш сосед, мистер Сато, культурный и образованный человек, но он придерживается экстремистских идей и подвержен галлюцинациям. Я думаю, вам это не безынтересно, поскольку он посещает вас.

Я был раздражен и решил говорить так же откровенно, как и он:

— Считаете ли вы порядочным следить за тем, кого я принимаю?

Теперь на его широком лице появилась вынужденная улыбка, и он сказал голосом, который мог бы обезоружить, если бы в нем не прозвучала нотка сарказма:

— Мы не следим за вами. Но вы ничего не можете сделать без того, чтобы об этом не узнали люди.

Он наклонился в мою сторону и дружески, голосом экскурсовода сказал:

— Мы, японцы, народ любознательный. Мы проявляем интерес даже к самым мелким деталям того, что происходит вокруг нас. Разве к вам никто не приставал с разговором в поезде или в ресторане, задавая при этом вопросы, которые по сути дела являются как бы вторжением в ваши личные дела? Мы это делаем без умысла. Это наш метод завязывать знакомство и дружбу. Что же касается вашего посетителя, то я вам могу сказать, как мы о нем узнали. Так вот, одна из ваших служанок поделилась с мясником, который в свою очередь передал новость своему работнику, тот рассказал это служанке мадам Фудзисава, служанка — своей хозяйке, хозяйка — мужу, а так как сам Фудзисава является моим коллегой здесь в министерстве, то естественно, что от него об этом узнал и я.

Легкое напряжение, не покидавшее меня с того момента, как я переступил порог военно-морского министерства, вдруг перешло в искренний смех. Улыбался и помощник, но пронзительное повизгивание его товарища напоминало вынужденный смех актера, который делает все, чтобы как можно лучше сыграть свою роль. В данной сцене требовался смех, и он смеялся. Но он, безусловно, был не такой человек, который мог легко развеселиться.

— Между прочим, — неожиданно заговорил помощник, — как долго вы намерены пробыть в Дзуси?

— Не знаю. Видите ли, я живу там совсем недавно. Все зависит от того, насколько подходящим окажется это уединенное место для моих занятий.

— Я желаю вам приятно провести время и надеюсь, что вы извлечете пользу из своего пребывания в Дзуси.