Колин Форбс - Атлантический экспресс Страница 7

Следующего сотрудника выбрал Халлер. Хотя Матт Лерой и был американцем, у него был огромный опыт борьбы с советскими шпионами в Европе. А во время работы в американском посольстве в Лондоне он научился говорить с таким британским акцентом, что его принимали за англичанина. К тому же именно он привез первую кассету из Праги. Была еще одна деталь, связанная с Прагой, не ускользнувшая от внимания Халлера. Техника, который проверял запечатанный конверт на содержание взрывчатки и яда, уже отозвали из Чехословакии. Сейчас он направлялся на самолете к новому месту службы — Фейрбэнкс, Аляска, — самая дальняя точка Соединенных Штатов. Это решение принял сам президент Моинхэм.

Имя для организации предложил Уогрейв, ветеран тайной войны на Балканах. Они как раз собирались лететь через Атлантику, чтобы Матт Лерой и Эльза Лэнг на месте ознакомились с обстановкой.

— Нам надо как-нибудь назвать наше подразделение, — сказал Халлер. — Президент будет Бруно. А мы?

— Может, «Спарта»? — ответил англичанин. — Звучит героически, мужественно — а в этих ежемесячных поездках в Базель эти качества нам как нельзя будут кстати. Но самое главное, оно относится к Греции. Если КГБ что-нибудь пронюхает, это отвлечет их внимание от Швейцарии.

— Итак, «Спарта»…

Операция продолжалась уже двенадцать месяцев. В Базеле Уогрейв организовал команду поддержки для Матта Лероя. Один из них — Питер Некерманн — раньше служил в криминальной полиции Западной Германии, и англичанин полностью доверял ему. Под видом «стюарда» в белой куртке Некерманн заходил в вагон и забирал кассету из тайника. Для защиты Не- керманна он отобрал людей, которых знал не один год — один из них был агентом французской секретной службы, рано ушедший на пенсию, а второго — датчанина — порекомендовал ему генерал Макс Шольтен, начальник датской контрразведки. Все трое были ярыми антикоммунистами и никто не знал, в чем заключается смысл операции. Уогрейв сделал из «Спарты» сверхсекретную закрытую организацию.

Регулярно бывая в Швейцарии, он тем не менее держал все в секрете от своего старого друга, полковника Леона Шпрингера, заместителя начальника швейцарской контрразведки. Здесь Уогрейв шел на риск, о чем и сказал в Монреале Джозефу Халлеру.

— Рано или поздно Шпрингеру станет известно о наших регулярных поездках в Цюрих и Базель. Он хорошо меня знает, поэтому сразу заподозрит шпионскую операцию…

— Придется рискнуть, — ответил Халлер. — Теперь мы полностью уверены, что получаем от Анжело бесценную информацию. Просто невообразимо: можно сказать, Бруно присутствует на всех заседаниях Политбюро.

— Анжело — это скорее всего Анатолий Зарубин…

— На фотографии он такой красавчик, — вставила Эльза. — Как бы мне не влюбиться в него. — Она бросила взгляд на Уогрейва.

— Посмотрим…

Несмотря на предупреждение Анжело, они все равно пытались узнать, кто же он такой на самом деле.

— Он самый воспитанный и цивилизованный член Политбюро, — сказал Уогрейв. — Все, кто с ним встречался, считают Зарубина здравомыслящим человеком.

— Это идол, которого Кремль показывает Западу всякий раз, когда он начинает сомневаться в так называемой разрядке, — заметил Халлер. — Его основная задача — пускать пыль в глаза.

— Но вернемся к полковнику Шпрингеру, — повторил Уогрейв. — Придет время, и я почувствую, что пора с ним встретиться. Разумеется, я и словом не обмолвлюсь о том, чем мы занимаемся.

— Делай, как знаешь. За Европу отвечаешь ты.

Американец имел в виду, что он никогда не покидал Монреаль — в Европе действовали Уогрейв, Эльза и Матт Лерой. Уогрейв встал, собираясь уходить, но Халлер жестом показал, что еще не закончил. Нахмурившись, он рассказал им об инциденте в Москве, о котором сообщил один из русских агентов.

— Анатолий Зарубин — а мы считаем, что он и есть Анжело — часто посещает московскую железную дорогу в качестве министра торговли. Он следит, чтобы отправка грузов на Запад осуществлялась без задержек. Они ведь так нуждаются в валюте, поэтому его визиты не вызывают подозрения.

— Именно тогда он и прячет кассету в московском экспрессе, — сказала Эльза.

Инцидент, о котором упомянул Халлер, произошел в три часа дня первого ноября. Температура упала до минус десяти градусов, смеркалось, когда Анатолий Зарубин в шубе и меховой шапке шел по сортировочной станции вдоль московского экспресса. Через несколько минут состав должны были подать на вокзал.

Поднявшись в спальный вагон, который через два дня должен прибыть в швейцарский город Базель, Зарубин принялся осматривать купе. В Политбюро знали о его любви к порядку и аккуратности. «Этот экспресс, — часто говорил он, — наше пропагандистское оружие. Запад судит о нас по нашим поездам и самолетам…» Вдруг Зарубин резко остановился. Из следующего купе вышел человек и поспешно спустился по ступенькам с другой стороны вагона. Ускорив шаг, Зарубин подошел к входной двери и выглянул наружу.

Пистолетный выстрел разорвал тишину, затем раздался еще один. Выстрелы прозвучали так близко, что Зарубин от страха присел. Стоявший неподалеку человек с фонарем погасил огонь и исчез за товарными вагонами. Внезапно мощный луч света ударил в лицо Зарубину. Он ждал, что сейчас раздастся третий выстрел.

— А… это ты, Зарубин… — Голос принадлежал генералу Сергею Маренкову, председателю КГБ. — Выйди посмотри на это.

Ошарашенный Зарубин медленно подошел к Маренкову, который стоял над распростертым телом. В руке генерала был пистолет. Генерал посветил на лицо убитого им человека.

— Это Старов из ГРУ, — объяснил Маренков. — Саботажник — видишь гранату в его руке? Хотел прикрепить ее под вагоном. — Внезапно нахмурившись, Маренков посмотрел на Зарубина. — А ты что здесь делаешь?

— Проверяю вагон…

Человек с фонарем, которого никто не заметил, был уже далеко. Он мысленно составлял рапорт, который прочтут в Вашингтоне.

В комнате на десятом этаже здания «Батон Руж» воцарилась тишина, когда Халлер закончил рассказ о том, что произошло на сортировочной станции в Москве.

— Может, это совпадение, что Маренков появился там в то же время, что и Зарубин…

— Если не считать, что у меня лежат два донесения от нашего агента о том, что генерал Маренков не первый раз интересуется железной дорогой, — ответил американец. — Похоже, время Анжело подходит к концу.

Следующую кассету они должны были забрать ь среду третьего декабря. Это будет уже двенадцатая кассета на счету у «Спарты». Во вторник второго декабря Гарри Уогрейв находился в цюрихском отеле «Швейцерхоф». Тогда он еще не знал, что на кассете будет информация об операции «Гром», проходившей под командованием Григория Прашко. Именно это заставит президента Моинхэма принять решение об отправке в Западную Германию нескольких воздушно- десантных дивизий.

Эльза Лэнг и Матт Лерой были уже в Базеле, поселившись в другом отеле. Согласно инструкции Уогрейва, им запрещалось дважды останавливаться в одном и том же отеле. Сейчас англичанин принял важное решение — он собрался встретиться с полковником Леоном Шпрингером из швейцарской контрразведки. Подчинялся ли он интуиции? А может, на это его толкнули слова Халлера, что «Спарте» осталось действовать недолго? Уогрейв не знал. Он только знал, что инстинкт еще никогда не подводил его.

Был полдень, когда он зашел в маленький кабинет Шпрингера на втором этаже здания, окнами выходящего на реку Лиммат. Он позвонил заранее из отеля, и швейцарец сразу же согласился встретиться с Уогрейвом. Шпрингер вышел из-за стола и направился к Уогрейву, протягивая руку.

— Добро пожаловать в Швейцарию, Гарри. Сейчас времена поспокойнее, чем когда мы виделись в последний раз, — заметил он на превосходном английском языке.

В свои тридцать три года полковник Леон Шпрингер совершенно не был похож на холодных, любящих точность швейцарцев, какими их изображали на карикатурах. Стройный, с орлиным носом, он постоянно улыбался и шутил в самые напряженные моменты. Одетый в изящный костюм синего цвета, швейцарец был постоянно в движении и курил, не переставая. Поглаживая усы, он другой рукой наливал кофе.

Упоминание об их последней встрече заставило Уогрейва вспомнить то время. Тогда он помог Шпрингеру раскрыть сеть коммунистических шпионов, действующих в Женеве. Трое советских агентов погибли, двое из них — от пули Уогрейва.

— Я теперь часто приезжаю в Швейцарию по делам, Леон. — сказал англичанин, принимал чашку кофе и усаживаясь в удобное кожаное кресло. — Надо было раньше позвонить тебе.

Сев за свой стол, Шпрингер снова погладил усы и посмотрел в окно — на улицы одного из самых красивых городов Европы падал снег. От Уогрейва не ускользнуло выражение лица швейцарца: было заметно, что он нервничает.