Роберт Ладлэм - Тайна личности Борна Страница 8

— Боже! — завизжала женщина. — Кто?..

— Тихо!

Маркиз де Шамфор скатился с обнаженной блондинки, перевалившись через край кровати на пол. Вид у него был комический: крахмальная рубашка, безукоризненно повязанный галстук и длинные черные шелковые носки. Все. Женщина схватила покрывало, пытаясь хоть как-то смягчить щепетильность ситуации.

Человек без памяти быстро скомандовал:

— Не шуметь! Если будете слушаться, я не причиню вам вреда!

— Вас наняла моя жена! — закричал маркиз; у него с трудом ворочался язык, взгляд блуждал. — Я заплачу вам больше!

— Отличное начало, — отозвался неизвестный гость. — А теперь раздевайтесь. Рубашка, галстук, носки. — Он заметил золотой браслет, поблескивавший на запястье маркиза. — И часы.

Через несколько минут перевоплощение совершилось. Одежда маркиза оказалась не совсем по плечу, зато качество ее не оставляло сомнений. Часы были дорогими и изысканными, а в портмоне де Шамфора нашлось больше тридцати тысяч франков. Ключи от машины тоже выглядели неплохо — брелок с монограммой из чистого серебра.

— Ради всего святого, оставьте мне вашу одежду! — взмолился маркиз, сквозь туман алкоголя он начал осознавать, в какое чудовищное положение попал.

— К сожалению, не могу, — ответил налетчик, складывая в рюкзак свои вещи и одежду блондинки.

— Не смейте трогать мои вещи! — завизжала она.

— Кажется, я просил не повышать голос.

— Хорошо, хорошо, — согласилась она. — Но вы не можете…

— Могу. — Незнакомец оглядел комнату: на столике у окна стоял телефон. Он подошел и вырвал шнур из розетки. — Теперь вас никто не побеспокоит.

— Вы так просто не уйдете! — кипятился маркиз. — Все равно попадетесь в лапы полиции!

— Полиция? Вы полагаете, вам стоит позвать полицейских? Придется составлять протокол, описывать все обстоятельства дела. Не думаю, что это удачная идея. Гораздо разумнее дождаться того парня, что должен забрать вас отсюда после обеда. Я слышал, он собирался провести вас в конюшни, так, чтобы маркиза не видела. Принимая во внимание все эти соображения, я искренне полагаю, что так вам и следует поступить. Уверен, что вы сумеете придумать объяснение поприличнее, чем то, что здесь произошло. Я не стану опровергать вас. — Он взял свой рюкзак и вышел из комнаты, прикрыв за собой разбитую дверь.

Вы не беспомощны. Вы найдете дорогу.

Он ее находил, и это немного пугало. Что говорил Уошберн? Ваши навыки и способности вернутся… Но не думаю, что вы когда-нибудь сумеете связать их со своим прошлым. Прошлое. Каково это прошлое, если судить о нем по тем способностям, что он успел проявить за последние двадцать четыре часа? Где научился так драться, увечить людей, выбрасывая в ударе ногу и разя, как молотом, сцепленными руками? Откуда с точностью знал, куда наносить удары? Кто научил его использовать преступную сметку, принуждая людей сотрудничать против воли? Каким образом он так быстро составил план действий, основываясь на одних недомолвках, уверенный, однако, что интуиция его не подводит? Где научился в разговоре, случайно подслушанном в мясной лавке, распознавать возможность осуществить вымогательство? Естественнее, вероятно, было бы просто подумать об ограблении. Боже, как он мог?

Чем дольше вы будете сопротивляться, чем больше себя мучить, тем хуже.

Он сосредоточился на дороге и на красного дерева панели управления, которой был оснащен роскошный «ягуар» маркиза де Шамфора. Множество приборов были ему не знакомы, прошлое не содержало богатого опыта по обращению с подобными автомобилями. Уже кое-что.

Менее чем через час остался позади мост через широкий канал, начался Марсель. Маленькие каменные домики, вырастающие из воды, узкие улочки и стены — предместья старой гавани. Он знал эти места и в то же время не знал. Высоко вдали, на одном из окрестных холмов, возвышался кафедральный собор со статуей Святой Девы. Нотр-Дам-де-ла-Гард… Название само всплыло в мозгу, он видел его раньше — и, однако, не видел.

О Боже! Прекрати это!

Через несколько минут он уже был в пульсирующем центре города, мчался по людной Канебьер с множеством дорогих магазинов; по обе стороны улицы лучи дневного солнца отражались от затемненного стеклянного полотна, и по обе стороны размещались бесчисленные уличные кафе. Он свернул налево, к бухте, оставляя позади склады, маленькие фабрики и загоны для автомобилей, готовых к транспортировке на север — в Лион, Париж, Сент-Этьен. И на юг, через Средиземное море.

Интуиция. Доверяться интуиции. Ничем нельзя пренебрегать. Каждое средство должно быть немедленно применено: камень имеет ценность, если его можно бросить, автомобиль — если кому-нибудь нужен. Он выбрал стоянку, где новые автомобили соседствовали с подержанными, но и те и другие были дорогими. Припарковался у обочины и вышел. За оградой виднелся зев маленького гаража, сновали механики в спецодежде с инструментами. Человек без памяти побродил среди машин, пока не увидел мужчину в костюме в тоненькую полоску, к которому его подтолкнула интуиция.

На переговоры не ушло и десяти минут, объяснений почти не потребовалось, переправка машины с забитыми номерами на двигателе в Северную Африку была гарантирована.

Ключи с монограммой были обменяны на шесть тысяч франков, примерно пятую часть стоимости «ягуара». Затем пациент доктора Уошберна поймал такси и попросил отвезти его к ростовщику, не задающему лишних вопросов. Дополнительных разъяснений не потребовалось, Марсель есть Марсель. И через полчаса золотые часы с браслетом сменил на его запястье хронометр фирмы «Сейко», а в кармане прибавилось восемьсот франков. Ценность всякой вещи измеряется ее практичностью, хронометр был ударопрочным.

Следующим шагом стал магазинчик средних размеров в юго-западной части города. Одежда была выбрана, оплачена и надета там же в примерочной, вещи маркиза оставлены в магазине. Он купил также кожаный чемодан, сложил туда смену одежды и старый брезентовый рюкзак. Посмотрел на часы — около пяти, пора найти подходящий отель. Он почти не спал уже несколько дней; прежде чем отправиться на улицу Сарразен в кафе «Ле Бук де Мер», где предстояло подготовить поездку в Цюрих, нужно было отдохнуть.

Он лежал на спине, уставившись в потолок, на гладкой белоснежной поверхности которого плясали блики уличных фонарей. Ночь спустилась на Марсель стремительно, а вместе с ней явилось и некое чувство свободы. Словно тьма была огромным покрывалом, заслонившим резкий свет дня, который открывал слишком многое слишком быстро. Он узнал о себе еще кое-что: ночью он чувствовал себя уверенней. Как полуголодный кот, что отправляется за пропитанием после заката. Но тут было некое противоречие, и он это осознавал. В течение всех пяти месяцев, проведенных на Пор-Нуаре, он алкал, он жаждал солнечного света, ждал каждого рассвета, на закате мечтал лишь об одном — чтобы скорее настал день.

С ним что-то происходит; он меняется.

Уже произошло. То, что навело его на мысль о добыче пропитания по ночам. Двенадцать часов назад он был еще на борту рыбацкой лодки в открытом море, с двумя тысячами франков вокруг пояса. Две тысячи франков — это несколько меньше, чем пятьсот американских долларов, согласно курсу обмена в отеле. Теперь у него несколько смен приличной одежды, номер в достаточно дорогой гостинице, а в бумажнике от Луи Виттона, принадлежавшем маркизу де Шамфору, — двадцать три тысячи франков… почти шесть тысяч американских долларов.

Кто он такой, если способен на то, что произошло за последние сутки?

Господи, прекрати это!

Улица Сарразен была такой старинной, что в другом городе могла бы стать главной артерией — широкая аллея, соединяющая улицы, возникшие столетиями позже. Но это Марсель: старинное уживается со старым, и то и другое одинаково неуютно сосуществует с новым. В длину улица Сарразен не превышала двухсот футов, застывшая во времени между каменными стенами прибрежных домов, лишенная фонарей, скапливающая дымку, что накатывала с гавани. Удобное место для кратких встреч людей, не склонных беседовать при свидетелях.

Единственным источником шума и света было кафе «Ле Бук де Мер». Оно располагалось примерно посередине улицы в бывших конторах XIX века. Немало каморок было разрушено, чтобы разместить большой бар со столиками, столько же оставлено для более уединенных свиданий. Это был ответ побережья тем укромным кабинетам, которые можно найти в ресторанах фешенебельной улицы Канебьер, и, соответственно положению, их закрывали занавески, а не двери.

Человек, звавшийся Жан-Пьером, пробирался меж занятыми столиками, сквозь пелену табачного дыма, с извинениями протискиваясь мимо еле стоящих на ногах рыбаков, пьяных матросов и краснолицых проституток, присматривающих постель, в которой можно отдохнуть, а заодно и заработать несколько франков. Вглядывался в обитателей кабинок, словно капитан, разыскивающий загулявших членов команды, пока наконец не увидел недавнего знакомца. С ним был еще один человек. Худое, бледное лицо, узкие глазки, как у любопытного хорька.