Николай Никуляк - Нить курьера Страница 8

Растолкав толпу, вперед вышел старик в замасленном комбинезоне, седой, с выразительным лицом. Его умные, чуть навыкате глаза, хмурились все больше и больше. Будем работать, — твердо сказал он, — и это будет нашим ответом бывшему эсэсовцу Хейнеману.

Все зашумели удовлетворенно.

— Ну, вот, а вы говорите, что народ у вас трусливый, — сказал после этой встречи Ибрагим главному инженеру. — Хороший народ, и мыслит правильно.

Вместе с Ибрагимом мы прошли по всем цехам и участкам фабрики. Рабочие встречали нас радушно, и мы уехали со спокойной душой.

— Надо мне почаще бывать у них, — виновато сказал Ибрагим. — Да и притом здесь, как дома. Дышится легче.

Было еще совсем темно, когда в моей квартире неистово зазвонил телефон. Я поднял трубку и услыхал взволнованный голос дежурного по комендатуре старшего лейтенанта Константинова.

— По улицам разбросаны листовки… антисоветские. Мною объявлена тревога.

— "Бегу! — ответил я и стал быстро одеваться.

К моему приходу личный состав комендатуры был уже выстроен во дворе. Офицеры группой стояли в сторонке. Пригласив их в свой кабинет, Ибрагим попросил Константинова доложить обстановку.

— Вышел с очередным патрулем за ворота, смотрю: летят листики. Поднял, читаю: «Товарищи солдаты», а внизу подпись: «Антибольшевистский блок народов». Да вот, посмотрите сами, он протянул Ибрагиму и мне по несколько листиков.

«…Захватывайте оружие, бейте офицеров, бегите с ору- жиемуна запад…» — читал я.

— Ну, вот что, — сказал Ибрагим. — Капитан Нестеренко к штабу, капитан Комаров и старший лейтенант Обухов к артиллеристам и связистам. Поднимите людей, проверьте все улицы, прилегающие к военным объектам, соберите все до единой листовки. Захарову силами взвода проверить район комендатуры и улицы центра. Двух-трех солдат оставить в комендатуре для связи. Я вместе с лейтенантом Ясыченко и Бугровым подниму на ноги полицию. Проверим гостиницы и организуем обход других улиц. Капитану Константинову продолжать дежурство. Всех подозрительных в разбрасывании листовок задерживать и доставлять сюда. И, я думаю, — обратился он ко мне, — вы будете с ними здесь разбираться. Уже на ходу он добавил — Заодно доложите о происшествии в верха.

— Кто звонит? — услыхал я в трубке сонный хрипловатый голос.

— Докладывает Военная комендатура города М. У нас ЧП. Листовки.

— Ну и ночка, — раздалось в трубке. — Это уже в третьей комендатуре. Ну что же, сами знаете, что надо делать — ^ собрать листовки и постараться задержать злоумышленника. Подключите полицию.

— Комендатура и полиция подняты, берем помощь в частях.

— Тогда все, утром доложите о результатах.

Когда я спустился вниз, во дворе уже было тихо. Розыскные группы бесшумно покидали комендатуру. Все люди, за исключением суточного наряда и небольшого резерва, вышли на ликвидацию вражеской вылазки.

Но вскоре дверь распахнулась, и в дежурную комнату вбежала заплаканная и растрепанная молодая австрийка.

— Господин комендант, господин комендант, — взмолилась она, приняв меня за коменданта, — русский офицер паф, паф!

— Что случилось?

То, что она рассказала, показалось мне невероятным.

В кафе, которое содержит ее бабушка, через окно со двора пробрался вооруженный советский офицер. Наткнувшись на стойку с напитками, не удержался, чтобы не выпить, и перехватил. В пьяном виде ворвался в квартиру, расположенную тут же над кафе, и, угрожая пистолетом, стал принуждать девушку к сожительству. Вырвавшись из рук офицера, она помчалась в комендатуру.

— Но бабушка, — слезливо шептала посетительница, — ^ ведь она этого не переживет…

Записав у дежурного адрес кафе, вместе с солдатом из резерва я быстро двинулся к месту происшествия, вслед за бегущей впереди австрийкой.

Проходя через площадь, увидел группу военнослужащих, поспешно подбиравших в свои мешки грязную антисоветскую макулатуру. Кто-то из солдат сочно шутил:

— Ох, добры люди, и яка ж гарна папира… до нужныка. Солдаты смеялись.

Кафе оказалось на самой окраине города, у глухой дороги, за которой возвышались горы, покрытые густым лесом. Еще издали при свете луны я'разглядел ветхий, неприглядный домишко с потемневшей облезшей вывеской: «Марианна Блон».

Это было одно из тех заведений, которое здесь в простонародье называлось просто корчмой.

Оставив сопровождавшего меня солдата на улице с задачей задерживать всех, выходящих из дома, я медленно начал подниматься по скрипучей лестнице на второй этаж.

Первое, что я увидел в слабо освещенной комнате, это лежащую на полу совсем раздетую старую женщину. Не имея силы подняться, она глухо стонала. Из ее носа и рта медленно текла кровь. Девушка с порога бросилась к ней и громко заплакала.

Квартира всем своим видом напоминала поле недавнего сражения. Почти все вещи были сдвинуты со своих мест и разбросаны в беспорядке. На полу валялись куски разбитого большого трюмо, осколки битой посуды. Кругом перья от изорванных перин и подушек.

Убедившись, что злоумышленника в квартире нет, я осторожно начал спускаться в кафе. На лестнице у меня под ногами загремели брошенные бутылки. За стойкой кафе, на полу, валялись колбаса, мясо, конфеты, булочки. У открытого холодильника возвышалась целая гора пряностей, выброшенных из него неизвестно с какою целью. Воздух резко отдавал запахом коньяка и папиросного дыма.

В кухне я обнаружил низенькую узкую дверь во двор. Она оказалась приоткрытой. Я понимал, что преступник рядом, — он не мог скрыться, находясь в состоянии сильного опьянения. Надо было действовать весьма осторожно.

Проскользнув бесшумно во двор, я присел за кустами. У освещенной каменной стены забора мелькнула тень. Послышался легкий треск веток, и снова все стихло.

Теперь можно было определить, где же скрывается преступник. От него меня отделяла голая, усыпанная белым гравием небольшая площадка, на которую по вечерам выносились из душного и тесного кафе столы и стулья. Однако, если двигаться вдоль забора, то можно было укрыться за кустарник и небольшую группу деревьев с высокими тоненькими стволами.

Я начал было медленно и бес- Іиумно пробираться между забором и кустарником, но сразу же остановился, припав к земле. От противоположной стены грянул выстрел. Пуля шлепнулась в стену, кусок отлетевшего камня ударил меня в плечо.

Шум выстрела отозвался глухим эхом в горах, и по двору снова разлилась тишина, казалось, еще более чуткая и вместе с тем более опасная и глухая.

Переждав несколько минут, я снова пополз вдоль забора. Теперь я двигался в такой тишине, что даже собственное дыхание казалось мне предательски шумным, будто звуки разносятся на целый квартал и колышат кусты и деревья. Но- среди кустов было тихо. Тихо и чертовски темно. Наконец, я Дополз до поворота стены и подтянулся к тому месту, откуда* раздался выстрел. Остановился на секунду. Снова пополз. Было душно, пот катился по лицу.

Но вот в темноте я размахнулся и сдвинул с плеча что-то- холодное, жесткое и тупое, будто конец упругой палки. Как раз^в этот момент и раздался выстрел. А вслед за ним какой-то тяжелый груз свалился на меня с забора и начал прижимать к земле'.

— Костя, сюда! — услышал я голос Ибрагима и сразу почувствовал себя свободным.

Поднявшись с земли, увидел обезоруженного бандита. Ибрагим и Бугров держали его за руки. Он был высоким и тощим, этот «советский офицер». Один погон был оборван и свисал с плеча. Лицо его было бледным, опухшим, стеклянные глаза смотрели на нас враждебно. Из карманов все еще выглядывали розовые листки «Антибольшевистского блока».

Назвался он Генрихом Вайсом, подданным Австрии. Но по происхождению был сыном русского белоэмигрантского офи- цера-врангелевца, бежавшего в Австрию из Крыма. После смерти отца принял фамилию матери — австрийки. Долго был безработным, воровал и сидел в тюрьме.

В одном из ночных баров познакомился с тем, кого называл сейчас «проклятым Шварцем». Это он заставил его вредить и шпионить, соблазняя выпивками и деньгами.

Не позднее, как вчера, у себя на квартире Шварц передал ему два чемодана «груза», приказав разбросать его ночью в предместьях Вены, в городе М., после чего остаться там до утра с тем, чтобы проследить за результатами. Он же дал форму офицера советской армии и оружие.

— Ну, а дальше? — спросил его я.

Не стерпел, потянуло выпить. А уж если я выпью, то обязательно так…

— Зато все стало на свое место, — весело закончил Ибрагим.

Дождавшись австрийского полицейского инспектора и засвидетельствовав в совместном с ним протоколе, что факты разбоя, насилия и распространения антисоветских листовок совершены уроженцем Вены, австрийским подданным Генрихом Вайсом, мы усадили задержанного в автомашину и через пятнадцать минут были в комендатуре.