Пьер Немур - Ваше здоровье, Господин генерал! Страница 8

— Сначала заедем ко мне, решил Бера. — Вполне логично, что я везу вас к себе, и это позволит обнаружить слежку, если она, конечно, установлена.

Призвав на помощь весь свой опыт, Фредерик Лемуан наблюдал за движением вокруг «консула». Впрочем, это было несложно, поскольку движение в Хартуме не слишком активное. Основным транспортом на шоссе были двухколесные тележки и арбы, а также многочисленные велосипеды.

— Никого, — заключил он в тот самый момент, когда Филипп Бера подъехал к своему дому.

Дом представлял собой симпатичное бунгало, служившее несколькими годами раньше пристанищем британскому чиновнику. Французский дипломат благоговейно сохранял доставшиеся ему в наследство заросли бугенвиллеи, жакаранды и цезальпинии красивейшей. Дом находился на окраине европейского города, основанного в 1822 году и несущего на себе неистребимый отпечаток XIX столетия. С юга доносился оживленный шум густонаселенного «черного» города с традиционными соломенными хижинами, мечетями и базарами.

Они оставались в бунгало до наступления ночи. Уходя, Филипп Бера оставил на всякий случай электрическое освещение.

Телетайпы различных агентств в Париже, Лондоне и Нью-Йорке утверждали, что положение в Хартуме нормализовалось. И действительно, комендантский час, объявленный второго июня вечером, чтобы без помех провести полицейскую операцию, был отменен на следующий же день. А четвертого с улиц исчезли последние патрули. Не вызывал никаких сомнений и омрачал память генерала Салах Эддин My рада тот неоспоримый факт, что суданский народ остался совершенно равнодушным к его безрассудному выступлению.

«Консул» без осложнений достиг косы Могрен на слиянии Белого и Голубого Нила и выехал на мост, связывающий Хартум с Омдурманом через Белый Нил. Филипп Бера умело вел машину, его профиль вырисовывался в ореоле света, излучаемого фонарями, расположенными на мосту.

Видите ли, господин полковник, — начал Бера, но Лемуан оборвал его.

— Послушайте, — сказал он. — Я высоко оценил непосредственность, с которой вы вызвались меня сопровождать, но если хотите, чтобы мы стали друзьями, не называйте меня полковником. Мне это неприятно. Звание имеет значение только в официальной обстановке. Мои друзья обычно зовут меня Фредди.

Бера, улыбаясь, искоса взглянул на полковника. Заместитель директора был минимум лет на пятнадцать старше. Но в конце концов он сам вправе решать.

— Ну что же, пусть будет… Фредди, — согласился он. — Итак, я хотел вам рассказать, что Омдурман — один из крупнейших городов Нубии с населением около 130 000 жителей. В прошлом город имел еще большее значение, особенно после победы Махди Суданского над генералом Гордоном и провозглашения в 1884 году столицей. В то время он насчитывал около полумиллиона жителей, но в 1898 году был вновь завоеван Китченером после крупного сражения, в котором пал халиф Абдаллах.

Фредерик Лемуан слушал рассказ молодого дипломата, прикрыв глаза, словно музыку. Он звучал для него сладкой мелодией юности, киплинговским напевом.

«Консул» выехал на довольно широкий проспект, ведущий, по-видимому, к центру города. Поворот на небольшую площадь, и Филипп Бера затормозил. Он предложил попутчику выйти из машины и закрыл дверцу на ключ.

— Если я правильно понял описание нашей гостьи, — сказал он, — то старая кормилица живет не более чем в километре отсюда. Я полагаю, осторожней будет продолжить путь пешком.

Сразу же за освещенными фасадами, выходящими на проспект, начиналась обычная сутолока большого африканского города. Асфальтированные большие улицы, бесчисленные земляные улочки, уходящие в непроходимые джунгли глинобитных строений, окруженных земляными стенами или оградами из пальм. Жара объявила передышку. И ночь выдалась удивительно мягкой. На необычайно чистом бархатном небе вспыхнули первые звезды.

Несмотря на поздний час, густая толпа наполняла Омдурман. Все пивные и другие лавочки были открыты. Непрерывно сигналя, автомобили, в основном английского производства, с трудом прокладывали себе путь сквозь скопище праздношатающихся африканцев. «Такое впечатление, — подумал Лемуан, — что это одна из ночей рамазана, когда верующие бездельничают между принятием пищи и молитвой».

Довольно часто попадались европейские костюмы, но большинство мужчин носило традиционную одежду — бубу и джеллабу, а все женщины были закутаны в исламские хаики или одеты в длинные платья из набивной ткани, обычные для Центральной Африки. И мужчины и женщины представляли всю гамму оттенков темной кожи — от смуглой у южных сахарцев до цвета ночи.

— Теперь вам понятно название страны, — объяснил Филипп. — «Билад ас-судан», что означает «страна черных». Большую часть населения составляют нубийцы, или барабра, но следует помнить о миграционном потоке, хлынувшем с юга в конце прошлого века. В Омдурмане широко представлены племена шиллук, динка и многие другие народности Центральной Африки, проживающие в основном на юге страны в пограничных с Кенией, Угандой и Конго районах.

— А Судан не испытывает затруднений в отношениях с этими южными народами?

— Затруднений… — улыбнулся дипломат. — Это, наверное, эвфемизм. На деле все гораздо серьезнее. Этнический и религиозный антагонизм между арабами севера и черным населением юга является причиной скрытого конфликта, необъявленной войны, о которой никогда не сообщают агентства печати и которая, кажется, никого не интересует.

Именно поэтому ни полиция, ни армия не рискуют углубляться во внутренние кварталы Омдурмана. Они довольствуются надзором за главными артериями города.

— И вы серьезно допускаете, что капитан Загари мог найти убежище в этом муравейнике, ведь он же араб?

Они шли по довольно широкой улице среди живописной толпы, под устремленными на них любопытными взглядами. Но на лицах не было ни нервозности, ни враждебности.

Филипп Бера задержался на перекрестке, пытаясь сориентироваться, поболтал немного с бакалейщиком, который что-то объяснил ему, усиленно жестикулируя, и ответил на вопрос, только когда догнал Фредерика и они зашагали дальше.

— Вы правы, Осман Загари носит арабское имя, но, судя по его сестре Лейле, он скорее нубиец, принявший мусульманскую веру. Думаю, скоро мы сможем в этом удостовериться. А сейчас нам надо повернуть.

Они нырнули в узкую, почти пустынную улицу, являвшую резкий контраст с оживленной главной артерией. Их с криками обогнали и скрылись за углом улицы двое бегущих со всех ног детей.

Со всех сторон на них давили запахи африканского города: пряности, жасмин, прогорклое масло, свежее мясо, разложенное на прилавке мясника.

На пороге углового дома появился человек, взглянул на прохожих, и в его темных глазах вспыхнул огонек. К нему подошел второй человек, и оба двинулись вслед за французами.

— Мне это не очень нравится, — сказал Лемуан, шестое чувство которого всегда было начеку. — Можно подумать, что те двое мальчуганов сообщили кому-то о нашем появлении.

Филипп Бера тоже забеспокоился. Но, несмотря на это, он продолжал свой путь.

— Если показания госпожи Мурад и бакалейщика точны, — сказал он, — мы почти у цели. Дом старухи Аббы должен находиться на следующем перекрестке.

И все же они ускорили шаг. Их примеру последовали двое преследователей. В десяти метрах впереди улочка сворачивала налево. Вдруг как из-под земли выросли еще два темных силуэта с угрожающе поблескивающим металлом в руках. Французы даже не успели отреагировать. В несколько прыжков их догнали два шедших сзади человека. Фредерик Лемуан и Филипп Бера почувствовали острие кинжала сквозь ткань своих пиджаков.

— Что вы здесь делаете? — спросил по-арабски один из нападавших, которому, вероятно, подчинялись остальные.

Он намеревался повторить свой вопрос по-английски и был весьма удивлен, услышав ответ на родном языке из уст молодого дипломата:

— Мы идем с миром.

Быстро и ловко один из нападавших ощупал одежду в поисках оружия, но ничего не обнаружил. И тут же доложил, что обыск не дал результатов. Главарь просто скомандовал:

— Ялла… За мной.

Он пошел вперед, увлекая за собой французов, которых плотно обступили незнакомцы.

Чувствуя болезненное прикосновение кинжала между ребер, Фредерик Лемуан шел молча, пытаясь уяснить смысл неожиданного нападения. Вряд ли он и Бера оказались в руках обыкновенных бандитов, ведь они натолкнулись на организованную систему оповещения, включенную бакалейщиком, который под видом горячей и путаной словесной перепалки направил вперед двух мальчуганов, чтобы подготовить перехват иностранцев.

Можно было отбросить и версию о полицейской засаде. Следовательно, они скорее всего оказались во власти какого-то подпольного диссидентского движения, что не вызывало особого беспокойства. И все же сам способ их задержания свидетельствовал о повышенной бдительности и даже обеспокоенности бойцов некоей организации, а это могло несколько задержать дальнейшие поиски.