Данил Корецкий - Эмблема с секретом Страница 9

– Нам и одного хватит, чтобы голову оторвали!

– Уже много лет пускали без происшествий…

– Сколько это – «много»? Пятьдесят лет? Тридцать? Пять?!

Лысаков обернулся, бросил вопросительный взгляд на командира части.

– Последняя нештатная ситуация была в 1991 году! – отрапортовал Тарасенко.

Министр недовольно поморщился. После язвительного замечания, отпущенного Президентом во время испытаний «Молнии», он стал весьма болезненно реагировать на слова «штатный» и «нештатный». В окружении Севрюгина об этом все знали и старались употреблять другие выражения – «удачный» и «неудачный», например. Тарасенко об этом, на свою беду, не знал.

– Какая еще ситуация?! – взорвался Министр. – Докладывайте, как положено!

– Неисправность электросхемы в пусковом блоке! – четко отчеканил побледневший Тарасенко. Он уже предчувствовал, кто станет козлом отпущения в случае чего…

– И что?

– Изделие вышло из ШПУ, упало обратно в шахту и взорвалось! Жертв среди личного состава нет!

– Девятнадцать лет назад, товарищ Министр, – уточнил зачем-то командующий войсками.

– Молодец, считать умеешь! По крайней мере до двадцати.

Министр уже выпустил пар и нагнал страху на подчиненных. То есть сделал все, что мог. И потому успокоился.

– Кто старший подземной смены? – уже мягче спросил он.

– Капитан Сероштан, товарищ Министр! – отрапортовал командир части.

– Передай ему, что за успешный запуск сразу получит майора! Немедленно получит! И ты получишь полковника! Прямо сегодня!

Окрыленный Тарасенко передал. И про особую важность пуска, и про майорское звание.

– Служу России! – раздался из динамика молодой голос. – Регламентная проверка аппаратуры произведена. Системы к пуску готовы. Разрешите начать стартовый отсчет?

– Отсчет разрешаю, – сказал Севрюгин, хотя отдавать команду должен был, при все своей малозначительности подполковник Тарасенко: именно он командир части, именно он отвечает за все, и присутствие больших чинов ничего не меняет!

Внезапно Министр добавил:

– Желаю вам попасть в кал!

Стало тихо – и в бункере, и в эфире. Офицеры с каменными лицами смотрели перед собой, стараясь не переглядываться. Лысаков закусил губу и намертво сжал челюсти. Сидящий рядом командир дивизии РВСН генерал Подбельский резко покраснел и закашлялся в кулак. Очевидно, он опасался, что эти действия будут расценены как некий дерзкий демарш, выпад против самого Министра или проявление несогласия с ним, потому что одновременно он сдавленно повторял:

– Простите, виноват… Бронхит проклятый…

Чтобы было видно: это не выпад, не дерзость и не демарш, а обычный кашель, который с каждым может приключиться.

Но напряжение все равно сгущалось.

Единственным позитивным результатом неудачного пуска в Баренцевом море стал обогащенный некоторыми сленговыми словечками лексикон Министра обороны. «Попасть в кол» на языке ракетчиков – значит точно поразить цель. Почему пристойный кол претерпел такую ужасную трансформацию, наверное, не смог бы объяснить и сам Министр. Мол, оговорился, – и все! Хотя любой психоаналитик связал бы эту оговорку с термином, которым Севрюгин обозначал провал контрольного пуска. Впрочем, сам виновник оговорки быстро поправился.

– То есть, конечно, в кол! Желаю попасть в кол! Кол, поняли!

Но и исправленное пожелание Министра прозвучало как-то двусмысленно. Может быть, из-за угрожающего тона. Все присутствующие вдруг вспомнили, что «кол» – это самая низшая оценка в школе. Припомнились и зловещие фразы: «Посадить на кол», «Вбить в брюхо осиновый кол»…

В общем, ничего хорошего в этом пожелании не просматривалось, поэтому все молчали. Только невидимый капитан Сероштан не мог отмалчиваться, ибо ему, в отличие от всех остальных, надо было поднимать «карандаш». Или, на сленге ракетчиков, «стрелять».

– Спасибо, товарищ Министр. Есть! – раздался из динамика напряженный молодой голос.

Разлапистая сосна на мониторе дрогнула и медленно отъехала в сторону, вместе с толстой крышкой, открывающей черный зев шахты глубиной с пятнадцатиэтажный дом.

– Десять… Девять…

Отсчет начался. В бункере стало жарко, несмотря на включенный кондиционер. Наверное, от излучаемой генералами и офицерами тревожной энергии. Генерал Подбельский мучительно вздрагивал, издавая глухие бухающие звуки, словно бил в огромный барабан. Но уже не извинялся – не до того! Сейчас ни от кого ничего не зависело – ни от Министра, ни от Лысакова, ни от Тарасенко, ни от сидящего за пультом в тесной подземной каморке капитана Сероштана. Все зависело от десятков тысяч деталей, реле, конденсаторов, резисторов и транзисторов, от километров проводов, от миллиона контактов, которые пропаивались в нереально далеком 1989 году. Короче, все находилось в руках Господа Бога. Все остальные были в происходящем грандиозном действе только статистами.

– Два… Один…

Пуск!

Что-то дрогнуло глубоко внизу, заревело, ожило, будто где-то там, под землей, проснулось и недовольно заворочалось огромное чудовище… Стены бункера задрожали, ложечка в стакане противно задребезжала, офицеров окатило тревогой – следствие воздействия инфразвуковых волн, вызванных колебаниями почвы. Наружу медленно выглянула огромная затупленная голова подземного зверя. Вроде как огляделась и пошла дальше, легко и быстро, словно в кошмарном сне, потянулась вверх длинным и толстым зеленым туловищем (34 метра длиной и 3 в диаметре) – исцарапанным, в черных потеках копоти от порохового аккумулятора давления, который и выталкивал ее из шахты. Было в этом движении что-то неумолимое, страшное, противное человеческой природе. Недаром по классификации НАТО 15А18М называли «Сатаной». Она способна преодолеть одиннадцать тысяч километров, пройти сквозь встречные взрывы, сквозь сеть ракет-перехватчиков, сквозь жесткое гамма-излучение и обрушить на врага десять боеголовок мощностью по 0,75 мегатонн каждая. Ракеты этого класса считаются «убийцами континентов». Она могла полностью уничтожить Америку, стереть с лица земли Африку или Австралию, если бы местные аборигены и кенгуру стали вдруг угрожать безопасности России. Сама смерть рвалась наружу, к этому невозможно привыкнуть, потому и занимало дух даже у бывалых ракетчиков, для которых происходящий пуск уже десятый, пятнадцатый или даже двадцатый…

Наконец «Воевода» полностью вылез из шахты, следом вырвалось желтое пороховое пламя, как напутственный поцелуй ада, и тут же включились двигатели первой ступени – вот это уже был гром так гром! В дыму и красно-голубом пламени отлетели в стороны куски уплотнения и ставший ненужным поддон защиты двигателя. Воздух раскалился и раскололся, пропуская могучее тело «Сатаны». Бункер снова качнуло. Сквозь воздушные фильтры пробился тревожный запах гари.

А ракета уже рвала небо, стремительно набирая скорость. Злое голубоватое пламя вытянулось в струнку, не оставляя за собой дыма, оно казалось продолжением стального корпуса. Камеры сопровождали ее своими холодными бесстрастными окулярами: 15А18М, набирая скорость, неслась вверх, уменьшаясь в размерах, только сгусток огня за кормой как будто становился ярче… И вдруг вспыхнул, расцвел в голубом небе морозно-белый инверсионный след – теперь только по нему можно было отследить движение, а потом пропал и след – «Воевода» вышел за пределы тропосферы.

Севрюгин отвел глаза от монитора, посмотрел на Лысакова.

– Ну, что скажешь, генерал?

– Нормальный старт, товарищ Министр, – сглотнул тот. – Теперь подождем информации с Камчатки.

Обыденная уверенность главкома передалась Министру. Он понял, что все идет хорошо и иначе быть не может, потому что… Да потому, что он здесь и лично руководит контрольным запуском! А потому и подчиненные не расслабляются, крутятся-вертятся, как шестеренки особо точного механизма, приводя дело к нужному результату.

Севрюгин помассировал рукой налившийся свинцовой тяжестью затылок. Давление поднялось, что ли?

– Сколько ей лететь до полигона? Пятнадцать минут? Или больше?

– Так точно, двадцать, товарищ Министр! – почтительно ответил Лысаков.

А генерал-лейтенант Осипов с сияющим лицом предложил:

– Самое время коньячку выпить, товарищ Министр! А то вы в кои веки выбрались на свежий воздух…

– Так у нас все готово! – улыбнулся генерал-майор Подбельский. – Как руководство прикажет, так и приступим!

– Да погодите вы со своим коньячком! – отмахнулся Севрюгин. – Вначале надо Президенту доложить!

И, повернувшись к напряженно сидящему за пультом связи Тарасенко, нетерпеливо спросил:

– Ну, что там?

Подполковник снял наушники, включил громкую связь, доложил:

– Отделилась первая ступень, полет проходит в штатном режиме!

– Только не надо мне этих ваших «штатных»! – скривился Севрюгин, останавливая его жестом руки. – Мы в Соединенных Штатах, что ли? Говори по-человечески!