Чингиз Абдуллаев - На стороне бога Страница 9

— Давайте подумаем, как такое могло произойти, — предложил Усманов. — Тем более что по счастливой случайности среди нас оказался лучший эксперт по расследованиям, — показал он на молчавшего Дронго.

— Ее убил какой-то негодяй, — сказал Буянов. — Нужно еще раз все осмотреть вокруг.

— Правильно, — согласился Мамука, — мы напрасно вернулись в дом. Нужно попытаться спуститься вниз, к санаторию, возможно, убийца решил спрятаться там.

— Это возможный вариант действий, — согласился Усманов. — Но может быть, у нашего специалиста есть другое мнение?

Все посмотрели на Дронго. Тот покачал головой.

— Я пока ничего не решил, — признался он, — мне еще нужно подумать.

Шарай спустился сверху, кивнул Усманову и сообщил, что чайник он уже поставил.

— Давайте подумаем, кто мог войти в комнату к несчастной женщине, — сказал Усманов. — Вы ведь находились рядом? — обратился он к Отари.

— Верно, — кивнул художник, — но я никого не видел. В комнату входили только женщины.

В этот момент на лестнице показалась Наталья Толдина. Она спустилась вниз и, подойдя к Сергею, попросила у него сигарету.

— Может, тебе лучше остаться с нами? — спросил режиссер.

— Я не хочу здесь сидеть! — резко ответила Толдина. — После убийства Кати я уже никому не верю, тем более вашей компании.

Она повернулась и пошла обратно к лестнице. Мужчины проводили ее долгими взглядами, пока она поднималась на второй этаж. Усманов покачал головой.

— Какой сложный характер, — сказал он.

— У актрис вообще сложный характер, — заметил Погорельский, — я к этому уже давно привык.

— Вы убеждены, что только мужчина мог совершить это убийство? — спросил Буянов, обращаясь к Дронго.

— Меня спрашивали об этом много раз, — спокойно ответил Дронго, — и я уже много раз вам объяснял, что убийцей не могла быть женщина. Шевчук не душили подушкой, что было бы естественно для женщины, которая могла навалиться на подушку всем телом и попытаться удержать ее в таком положении. Убийца задушил несчастную, сломав ей шейные позвонки. Это мог сделать только сильный мужчина.

— Надеюсь, вы не подозреваете кого-то из присутствующих? — поинтересовался Отари.

— Пока нет, — ответил Дронго, — но я настаиваю, что это мог сделать только мужчина.

— Кажется, к ним в комнату входил Буянов, — показал Отари на Сергея, — но до того, как я появился в коридоре.

— Я действительно к ним входил, — согласился Буянов, — но. я никого не убивал. И там в этот момент была Наташа Толдина.

— Руки, — вдруг произнес Дронго, — покажите ваши руки.

Буянов недоуменно взглянул на него и протянул руки, ничего не понимая.

— Возможно, но. маловероятно, — сказал Дронго. — У вас небольшая ладонь. Вы не могли быть убийцей.

— Кто тогда мог? — спросил с вызовом Мамука. — Вы будете определять по нашим рукам? Я о таком методе еще не слышал.

— Конечно, нет. Но у Сергея маленькая ладонь. Чтобы совершить подобное убийство, нужна совсем другая рука. Большая мужская ладонь.

— Моя подойдет? — усмехнулся Усманов, протягивая свою руку.

— Честно говоря, не совсем, — ответил Дронго. — У вас тоже не очень большая ладонь. А вот все остальные руки подходят. И ваша, Мамука, широкая и сильная. И ваша рука с длинными пальцами, Отари, и даже ваша, господин Погорельский. Я обратил внимание на вашу ладонь. У вас рука интеллектуала — с длинными пальцами. Про вашу ладонь, Алтынбай, я даже не говорю, у вас настоящая медвежья лапа. У вас, Олег Шараи, тоже большая сильная рука. Но с таким же успехом может подойти и рука моего друга Эдгара Вейдеманиса, и даже моя рука. — Он поднял свою большую ладонь. Все присутствующие обратили внимание, что его рука не дрожала.

— У вас тоже длинные пальцы интеллектуала, — заметил Погорельский. — И кажется, именно вы нашли убитую.

— На этом основании я — главный подозреваемый, — согласился Дронго, — но должен быть мотив, причина. Зачем мне убивать молодую женщину? Что мне от нее было нужно?

— Как раз с мотивом все понятно! — жестко заметил режиссер. — Что бывает нужно молодому мужчине от симпатичной актрисы? Может, вы вошли в комнату, полагая, что она одна, и предложили ей нечто, для нее неприятное. Она отказала, и вы ее задушили. Разве такой мотив исключен?

Дронго рассмеялся — спокойно, беззлобно, затем поднялся со своего места, нависая над режиссером.

— У меня рост метр восемьдесят семь, — сказал он с вызовом, — и я вешу почти сто килограммов. Зубы у меня свои, не вставные. И у меня всегда хватало ума и возможностей выбирать понравившуюся мне женщину. Посмотрите на меня, Погорельский, неужели вы всерьез полагаете, что я способен комплексовать из-за отказа женщины? Неужели вы считаете, что я могу убить женщину только из-за того, что она мне отказала? Это первое. А второе — я никогда в жизни не обижал женщин. И до сих пор не обидел и не обманул ни одну женщину. Вы меня понимаете, Погорельский? Никогда и никого.

— Почему вы сразу обиделись? — миролюбиво спросил режиссер. — Вы ведь сами следователь, должны понимать, что я выдвигаю возможную версию.

— Я никогда не работал следователем, а был всего лишь экспертом. Ваша версия может иметь право на жизнь только в том случае, если она подкреплена фактами. А фактов у вас нет…

— Не нужно спорить, — спокойно предложил Усманов. — Мы собрались вместе, чтобы выслушать все предложения.

— Нужно все проверить, — рассудительно сказал Мамука.

— Но не обвиняя друг друга, — вставил Алтынбай. Дронго заметил удивленный взгляд Вейдеманиса во время своей тирады, но Эдгар благоразумно молчал, понимая, что в подобных случаях это самое лучшее. Однако реакция Дронго его удивила.

— Олег, посмотри еще раз наверху, вскипел уже чайник или нет? — попросил Усманов.

— Лучше я посмотрю, — поднялся Буянов, — заодно проверю, как там наши женщины.

Он пошел к лестнице. Все остальные молчали.

— И все-таки кто-то к ним входил, — сказал Мамука. — Мы вчетвером сидели за картами внизу, вы, Рахман-ака, играли в нарды с Олегом. Значит, шестерых можно исключить. Остаются только три человека. Наш Отари, Алтынбай и господин Дронго.

— Я спал в своей комнате и ничего не слышал, — сообщил Нуралиев. — Если бы услышал шаги или голоса, я бы сразу вышел из комнаты.

— Как это вы так быстро заснули? — полюбопытствовал Мамука. — Вы ведь поднялись минут за пятнадцать — двадцать до убийства…

— У меня контузия с войны, — мрачно пояснил Алтынбай, — и поэтому я засыпаю сразу, как только ложусь. Все время сильно болит голова. Вы же видите шрам на моем черепе.

— Я не хотел вас обидеть, — ответил Мамука, — просто спросил.

— Вы тоже поднимались наверх, — вдруг напомнил Олег Шарай самому Мамуке.

— Верно, — согласился Мамука, — но я поднимался, чтобы дать виски нашему раненому повару. Подождите… — вдруг сказал он. — А если убийца — наш повар? Иногда так бывает. Все думают, что он подвернул ногу и у него есть абсолютное алиби, так, кажется, это называется? А он, пользуясь тем, что мы на него и не подумаем, выжидает и, когда видит, что актриса осталась одна, входит к ней в комнату и делает свое дело. Может, он сумел подняться и задушил несчастную женщину даже в своей комнате, а потом перенес ее в другую…

— Только при этом вспомните, сколько лекарств дала ему ваша супруга, и про виски, которое он пил. Кажется, это было ваше предложение? — добродушно уточнил Дронго. — Я не думаю, что несчастный повар мог подняться с постели, задушить женщину, а потом снова заснуть.

— Тогда это был убийца, который залез через окно, — решительно произнес Мамука.

Внезапно моргнул свет, словно ветер задел где-то провода, вызвав внезапное колебание.

— Только этого не хватало, — громко сказал Усманов. — Если останемся без света, вообще будет тяжело.

— Здесь должен быть движок, автономный свет. Нужно проверить, — предложил Алтынбай. — Иначе, если погаснет свет, мы ничего не сумеем сделать.

Вместо того чтобы ждать, лучше попытаться найти движок.

— Верно, — согласился Усманов. — Олег, помоги Алтынбаю. А мы поищем в доме свечи, вдруг действительно свет погаснет. И посмотрите наконец на кухне, готов ли чай. В такую погоду нельзя сидеть без чая.

— Может быть, что-нибудь более крепкое? — предложил Погорельский. — Чаем мы не согреемся.

Усманов удивленно взглянул на Погорельского и покачал головой.

— Я верующий человек, — мягко сказал он, — и поэтому спиртное не употребляю. Извините, но мне больше нравится чай.

— Каждому свое, — пожал плечами Погорельский, — а я пойду выпью. В такую ночь лучше напиться до чертиков. Иначе можно сойти с ума.

Нуралиев поднялся и вышел вместе с Олегом Шараем. Погорельский, напротив, остался сидеть в кресле, очевидно ожидая Усманова. Усманов прошел в бильярдную, куда отправился Мамука. В бильярдной горел камин и было достаточно тепло. Свет моргнул еще раз, на этот раз более ощутимо.