Джеймс Чейз - Однажды ясным летним утром

ОДНАЖДЫ ЯСНЫМ ЛЕТНИМ УТРОМ

Глава 1

Однажды ясным летним утром Виктор Дармотт неожиданно проснулся в холодном поту.

В свои тридцать восемь лет он был очень похож на Грегори Пека — такой же высокий, темноволосый, крепкого телосложения. Иногда у него даже просили автограф, и это страшно раздражало Виктора, потому что он и сам преуспел в жизни, и не было бы ничего странного, если бы у него попросили автограф не как у Грегори Пека. За последние десять лет он написал четыре пьесы, которые имели успех не только на Бродвее, но и в Европе. Слава не испортила Виктора, близкие считали его очень милым человеком.

Дармотт был женат и счастлив в браке: его двадцативосьмилетняя жена очень любила его, а десять месяцев назад у них родился очаровательный малыш.

За два месяца до описываемых событий Виктора Дармотта неожиданно осенило написать новую пьесу. Это был один из тех приступов вдохновения, которых трепетно ждут все писатели. В таком состоянии Виктор ни с кем не общался, его раздражали телефонные звонки и даже уличный шум.

Он попросил своего секретаря, эффектную блондинку по имени Вера Сандлер, найти тихий и уютный уголок, где можно было бы поработать месяца три без помех. Через два дня Вера нашла ему подходящее место — небольшое ранчо в Неваде, в пятидесяти милях от Питт-сити и двадцати от Бостон-Крика.

Питт-сити был главным городом округа, но Бостон-Крик был прямо-таки наводнен кафе, магазинчиками, и обслуживание там было очень хорошим.

Ранчо называлось «Вестленд» и принадлежало богатой чете, которая большую часть времени проводила в путешествиях по Европе. Эти немолодые люди были рады сдать комнаты такому известному человеку, как Виктор Дармотт.

К ранчо вела частная дорога, которая целых пятнадцать миль петляла среди кустарников и соединялась с главным шоссе, проходящим через Питт-сити. Трудно было найти более уединенное место, чем «Вестленд».

Жена Виктора, Керри, лично осмотрела ранчо, пришла в восторг, и договор на три месяца был тут же заключен.

Дом состоял из большой гостиной, столовой, кабинета, трех спален, трех ванных комнат и отлично оборудованной кухни. В маленьком бассейне во дворе вода искрилась на солнце. Тут же размещались гараж на четыре машины, теннисный корт и трек для картингов. В нескольких ярдах за треком стоял пятикомнатный дом для прислуги.

Плата за ранчо оказалась довольно высокой, но денег у Виктора хватало, и он не стал торговаться, потому что место ему понравилось. Но прежде, чем переехать на ранчо, он поговорил с Керри.

— Может быть, тебе не стоит переезжать? Пока я не закончу пьесу, мы ни с кем не будем встречаться, и ты можешь заскучать. Оставайся лучше дома, я перееду один.

Но Керри не согласилась, ведь она могла пригодиться мужу, перепечатывая пьесу начисто. Кроме того, она возьмет на себя кухню и постарается дописать пару картин, на которые у нее никак не хватало времени.

Они решили взять с собой только одного слугу — молодого вьетнамца Ди Лонга, который работал у них уже около года и успел отлично себя зарекомендовать: он отлично справлялся с хозяйством и, кроме того, был еще опытным механиком. Станция автообслуживания находилась довольно далеко, и иметь под рукой человека, способного отремонтировать автомобиль, было совсем не лишним.

После двух месяцев напряженной работы пьеса была почти закончена. Теперь Виктор шлифовал диалоги. Ему казалось, что через пару недель пьеса будет готова к постановке, и конечно же, рассчитывал на ее успех.

За время, прожитое на ранчо, Виктор и Керри просто влюбились в свой «Вестленд». Они даже жалели, что скоро придется вернуться в Лос-Анджелес. Впервые после медового месяца супруги были предоставлены сами себе, и по достоинству смогли оценить свое одиночество. Они почувствовали особую прелесть уединенной жизни, когда никто не приезжал в гости и не нужно было устраивать обязательные приемы. Телефон молчал, и это тоже было приятно и успокаивало нервы. Кроме того, они смогли теперь гораздо больше времени уделять своему малышу.

И все было бы совсем хорошо, но неожиданно Дармотты заметили, что их слуга очень переменился. Всегда жизнерадостный и исполнительный, он становился все более равнодушным к своим обязанностям. Не понимая, что происходит, Виктор и Керри жалели этого маленького человечка. Они предложили ему привезти на ранчо жену и разрешили пользоваться второй машиной, чтобы съездить иногда в кино в Питт-сити, но он, пытаясь скрыть раздражение, отвечал, что кино — жалкая награда за почти пятидесятимильное путешествие по такой глуши.

Наконец, Виктор решил, что вьетнамец просто недоволен своим жалованьем, но Керри настаивала, что он просто грустит в одиночестве.

Эта история началась ранним июльским утром в половине шестого, когда Виктор неожиданно проснулся в холодном поту и почувствовал, что сердце так колотится в груди, что того и гляди выскочит наружу.

Стараясь успокоиться, он несколько минут лежал, не шевелясь. Слышно было как тикают часы, а на кухне жужжит холодильник. Виктор не мог понять, что же его разбудило. Может быть, его напугал дурной сон?

Он поднял голову и посмотрел на соседнюю постель, где спокойно спала Керри, перевел взгляд на кроватку малыша и, не заметив ничего необычного, промокнул лицо лежащим под подушкой платком. Было тихо, два самых дорогих существа спали рядом, и Виктор почувствовал, что успокаивается.

«Должно быть, мне что-то приснилось, — подумал он, — только странно, что я ничего не помню».

Он откинул простыню и сел на кровати, осторожно, чтобы не разбудить жену, надел халат, сунул ноги в шлепанцы, направился к двери и вышел в небольшой квадратный холл.

Сердце билось ровно, однако, чувство беспокойства не проходило. Виктор огляделся. Все было так же, как и вчера вечером. Он пересек комнату и посмотрел в окно. На террасе беспорядочно стояли стулья, а на столе лежал забытый Керри журнал. В центре маленького бассейна, как обычно, бил фонтан.

Дармотт прошел в кабинет, из окна которого был виден домик прислуги, где спал Ди Лонг. Никаких признаков жизни. Но это не было удивительным: вьетнамец никогда не вставал раньше семи. Виктор не любил неопределенности. Не в состоянии понять причину своего беспокойства, он передернул плечами и пошел на кухню. Чувствуя, что теперь уже не заснуть, он решил сварить кофе и приняться за работу.

Войдя на кухню, Виктор прежде всего отпер дверь, которая вела в маленький дворик, где на привязи сидела овчарка Бруно. По утрам ее обычно сажали на цепь, а вечером отвязывали. В этом дворике для Бруно была сооружена конура. Виктор свистнул собаке, поставил на огонь кофейник и, приготовив еду для собаки, вынес тарелку к двери, а сам прошел в ванную.

Десять минут спустя, умытый и чисто выбритый, Виктор вернулся на кухню.

Кофе уже закипал.

Он снял кофейник и, нахмурившись, замер. Завтрак Бруно стоял нетронутым, и собаки не было видно. Виктор снова почувствовал приступ страха. Такого с ним никогда раньше не бывало. Он быстро пересек двор и заглянул в конуру. Там было пусто. Виктор опять свистнул и прислушался. Ни звука! Тогда он прошел к воротам и осмотрел песок и кустарники сразу за ними. Никаких следов собаки!

Виктор подумал, что еще слишком рано, и собака, возможно, охотится за сурками. Но это его не успокоило…

Утро было необъяснимо страшным. Он вернулся на кухню, добавил в кофе сливок и, взяв чашку, пошел в кабинет. Там он сел за стол, закурил и задумался. Посидев так минуту, Виктор вздохнул, достал из стола рукопись и начал просматривать первое действие.

Он успел перевернуть пару страниц, прежде чем до него дошло, что смысл прочитанного остается неясным. Виктор добросовестно вернулся к началу пьесы и попробовал читать более внимательно. Но мысли его все время вертелись вокруг Бруно.

Где же собака?

Дармотт отложил рукопись, допил кофе и пошел на кухню. Еда овчарки по-прежнему оставалась нетронутой. Он снова пошел к воротам и засвистел, потом открыл их и позвал собаку. Острое чувство одиночества захлестнуло его. Виктор подумал, что надо посоветоваться с Керри, но потом решил все же ее не беспокоить и вернулся в кабинет. Там он сел в глубокое кресло и задумался.

Из кресла ему было видно, как над песками неторопливо поднимался огненный шар солнца. Обычно его захватывала предрассветная игра красок, но этим странным утром ему было не до природы, и он впервые пожалел, что выбрал такое удаленное от людского жилья место.

Неожиданный крик заставил его броситься в спальню. Ребенок проснулся и требовал есть. Керри уже сидела подле него, при виде мужа она улыбнулась.

— Ты сегодня рано встал, — сказала она, зевая. — Который час?

— Половина седьмого, — ответил Виктор.

Он подошел к ребенку, тот перестал плакать и протянул отцу свои пухлые ручонки.