Виктор Каннинг - Тающий человек Страница 11

— Мистер Карвер, да? — Голос его был радостный и мелодичный.

Я кивнул и подставил визитку под слабый свет прихожей. Читать было непросто, потому что все было напечатано готическим шрифтом. Он, должно быть, привык к тому, что с его визиткой у людей возникают трудности, потому что, засмеявшись в качестве преамбулы, он продекламировал мне ее содержание:

— Мистер Джимбо Алакве, эсквайр, Кардью Мэншенз. Тоттенхем Корт Роуд, Лондон. Представительские и особые услуги. Аккредитованный курьер. Импорт и экспорт. — Он замолчал, а затем добавил. — А жаждущее сердце все летит впереди, на милю обгоняя шелест давно уставших шин.

— Где это здесь написано?

Он протянул руку и вежливо перевернул визитку. Да, на обороте это было.

— Замечательная фраза, мистер Алакве, но я не нуждаюсь ни в каких представительских и особых услугах, импорте или экспорте и уж, конечно, в агенте с жаждущим сердцем. О'кей?

— О'кей, — любезно кивнул он.

Я начал было закрывать дверь, но он вошел в квартиру и закрыл ее за меня.

— Послушайте, — сказал я, — у меня в духовке пирог с сыром, и я хочу спокойно провести вечер. И в мире нет такой особой услуги, которую вы могли бы предоставить, которая заставила бы меня отказаться от тихого домашнего вечера.

Он кивнул, мягко снял котелок, вытащил из него носовой платок, нежно промокнул лицо, затем убрал платок обратно в котелок и снова надел последний.

— Только десять минут вашего времени. Не больше, мистер Карвер. И прекрасное предложение для вас. Я думаю, вы найдете его выгодным для себя. Я сказал “думаю”? Нет, не думаю, я знаю. Вам нужна моя помощь. Замечательные перспективы и, поверьте мне, совершенно бесплатно. Как раз наоборот.

— Вам следует торговать страховыми полисами, — сказал я его спине, так как он уже шел в гостиную.

Он с любопытством осмотрел комнату и сказал:

— Я уже как-то занимался этим целых два года. В Гане. В Аккре, вы знаете. Но сейчас мне по душе большее разнообразие. Симпатичные цветы. Георгины, нет? Ах, ваша осень — благоприятная пора для георгинов. Я уже видел их как-то, пурпурные с маленькими, белыми, как у зебры полосками. Очень красиво.

Он сел в мое кресло с восторженной улыбкой на лице и посмотрел на бутылку виски.

Я сдался. Я мог бы вышвырнуть его, но это потребовало бы усилий. К тому же, против всего этого дружелюбия и жизнерадостности любое негодование было бы явной грубостью. Усилия и грубость, решил я, могут подождать десять минут, да и к тому моменту будет готов мой пирог.

Я налил виски в бокал и передал ему.

— Вода или содовая, мистер Алакве?

— Премного благодарен, ни то, ни другое. — Он принял бокал из моих рук, сделал глоток, одобрительно кивнул и сказал. — Замечательная у вас квартирка. В моей живут еще трое. Они — крайне неприятные субъекты, но полезны для дела. Вы не догадываетесь, сколько я уполномочен предложить вам. — Широкая улыбка, глоток виски и мимолетное движение полной руки, поправляющее цветастый галстук. На нем бы должны были быть георгины с хризантемами, но их не было.

Я сел в другое кресло и стал молча изучать его. Мое молчание озадачило его.

— Я говорю, мистер Карвер, — сказал он, — вы не догадываетесь, сколько я уполномочен предложить вам?

— А я говорю, мистер Алакве, эсквайр, что вам лучше начать с самого начала. Как намек, в какой роли вы здесь выступаете? Представительские услуги? Особые? Импорт и экспорт или...

— Я мистер Карвер, представляю.

— Кого?

Он сделал еще один глоток.

— Чертовски хорошие виски. Должно быть, какая-нибудь дорогая марка? — Он посмотрел на бутылку. — Да. Очень хорошая марка.

— Кого? — повторил я.

— Скажем, друзей моих друзей, у которых есть друзья, которые очень болезненно относятся к вещам, которые оказывают бурное влияние на их политическую, промышленную, коммерческую и международную репутацию, и так далее, и тому подобное. — Он улыбнулся. — Вы понимаете, что я не могу все вам сказать. Поэтому, естественно...

Я откинулся в кресле и закрыл глаза.

— Разбудите меня, — сказал я, — когда перейдете к делу.

Он рассмеялся.

Я открыл глаза.

Он подмигнул мне и сказал:

— Пятьсот фунтов.

Я закрыл глаза.

— Гиней, мистер Карвер. Это будет...

— Пятьсот двадцать пять фунтов.

— Ах, значит вы согласны? Хорошо. Очень разумно, мистер Карвер. А если вам нужен совет относительно того, куда вложить эти деньги, то у меня есть предложение, которое позволит вам удвоить эту сумму за полгода. После этого, еще одно предложение, которое удвоит ту сумму за то же время, и так далее до тошноты. Через несколько лет вы станете миллионером благодаря Джимбо Алакве.

— Эсквайру, или мистеру?

Я открыл глаза.

Он, казалось, был искренне опечален, но это продолжалось недолго. Рот приоткрылся, прекрасные зубы засверкали, толстый нос сморщился, а горящие глаза завращались обещающе в своих гнездах, и мне показалось, что в момент их остановки из его рта со звоном должен вылететь максимальный выигрыш. Где-то так и произошло.

— Тысяча. Не фунтов, мистер Карвер. Гиней. Что равно тысяче ста фунтам.

Я встал и сказал:

— Пока из всего, что вы мне сказали, только одно слово имеет смысл — “миллионер”. И я предлагаю вам как можно быстрее унести его отсюда. — Я направился к двери. — Я не хочу быть грубым... Особенно с таким жизнерадостным человеком, как вы. Но я хочу поужинать. О'кей?

— О'кей. Жизнерадостный. Приятное слово. Да, это я. О'кей. Эти друзья моих друзей и так далее, и тому подобное хотели бы, чтобы вы расторгли контракт с одним джентльменом. Тогда вы получите деньги. О'кей?

Он встал и я ни капли не сомневался, что он считал это делом простым и безболезненным. Только дурак откажется от тысячи гиней.

Я открыл дверь.

— А каков их верхний предел, мистер Алакве? Безусловно, много больше тысячи.

— Мне кажется, я чувствую приятный запах, — сказал он. — Ваш ужин, без сомнения. Чек вам пришлют.

Я покачал головой.

— Не трудитесь. Когда я берусь за работу, я довожу ее до конца.

Он был искренне расстроен моим заявлением и, без сомнения, удивлен отсутствием во мне здравого смысла.

— Пожалуйста, мистер Карвер, ради вас самих. Ситуация не та, чтобы проявлять благородство и чрезмерный идеализм. Работа и деньги, мистер Карвер. Возможно, тысяча пятьсот фунтов.

— Нет. И не переводите их в гинеи. Скажите им, что меня не интересуют их деньги.

— Совершенно?

— Совершенно.

Он прошел мимо меня, испытывая, наверное, самое большое в своей жизни ошеломление, как мне показалось. В прихожей он остановился, посмотрел на меня, покачал головой и сказал, просветлев немного:

— Да, я понимаю. Объяснение здесь может быть только одно. Вы эксцентричны. Очень эксцентричны.

— Что-то в этом роде.

— Ну, мистер Карвер, все, что я могу сказать, — что это ваше полное право быть таковым. Но это опасно. Эти люди — вы понимаете, что я только действую от их имени, поэтому, пожалуйста, будьте вежливы — они говорят — этот человек умный, хорошо воспитанный и понимающий. Но теперь эти люди могут начать действовать по-другому. “С” как радикальная мера, мистер Карвер.

— И вы будете действовать от их имени?

— Ну, естественно, если они заплатят мне. Тысяча пятьсот фунтов или гиней. Впервые встречаю умного человека, который отказывается от такой суммы. — В его глазах появилась надежда. — Знаете, все будет устроено — к имею в виду оплату — так, что вам не придется платить налоги.

— Спокойной ночи, мистер Алакве.

Я открыл дверь и он неохотно прошел мимо меня, остановился на коврике у двери и стал тщательно вытирать ноги.

— А скажите, — спросил я, — в процессе ваших отношений с этими друзьями ваших друзей и так далее, и тому подобное, не встречали ли вы вашего соотечественника по имени Джозеф Бована?

— Бована? Да, конечно. Он — мой сводный муж.

— Ваш кто?

— Ну, может быть, я не так выразился... я имею в виду, что он женат на моей второй жене. Которая сейчас, конечно, вдова. Поэтому теперь я, возможно, заберу ее назад.

— Вы знаете, что Бована мертв? Как он умер?

— Конечно. Я говорил им не начинать с этого. С Джозефом вечно что-нибудь случалось. С этим человеком, мистер Карвер, говорил я им с самого начала, так поступать нельзя, но Джозеф убедил их.

— И что вы собираетесь им посоветовать теперь?

— Вы мне нравитесь, мистер Карвер! Вы вежливы и почтительны со мной. Я скажу им, что вы хотите пять тысяч. Это даст вам несколько дней на раздумье. Я знаю их. Они скажут: “Господи, пять тысяч за ничегонеделание? Предложи ему две с половиной, гиней, если потребуется”. Тогда я приду к вам. Вы согласитесь. — Его лицо залучилось. — И мы будем счастливы. Ждите меня завтра. Не волнуйтесь, мистер Карвер. — Он ударил себя в грудь ручкой зонта. — Жаждущее сердце — это мое. И для друга я готов лететь вперед. — Он слегка прикоснулся к своему котелку, повернулся и начал удаляться, уносимый облаком человеческой доброты.