Рэймонд Чандлер - На том стою Страница 11

Может, он только делает вид, что спит, а когда я смоюсь, кинется к телефону и вызовет портье.

Затем я подумал – глупости. Он заступил на смену только с вечера и всех гостей знать в лицо не мог. Дорожка на скате была для пешеходов. Было почти четыре утра. Примерно через час начнет светать. Домушники так поздно не приходят.

Я подошел к «паккарду». Машина была закрыта, все стекла подняты. Я взялся за ручку дверцы и попытался бесшумно открыть ее. Вахтер не шевелился.

Он был чернокожим. Я услышал его храп и не открывая дверей. Затем мне шибанул в нос медовый аромат марихуаны. Парень вошел в штопор. Он был в долине спокойствия, где время стоит и мир полон цветов и музыки. Через несколько часов он останется без работы, даже если фараоны не возьмут его за штаны и не швырнут в клетку.

Я закрыл дверцу машины и подошел к застекленной двери, оказавшись на маленькой площадке с бетонным полом и двумя лифтами. Рядом с ними, за тяжелой дверью, начиналась служебная лестница. Я открыл дверь и потопал не спеша вверх, на двенадцатый этаж. Я считал этажи, потому что номеров на них не было. Двери на лестничных площадках были тяжелые, сырые, как бетон ступеней.

Когда я добрался до двенадцатого этажа, я вспотел и задыхался.

Я распахнул дверь в коридор, подошел к номеру 1224 и повернул дверную ручку. Она была на защелке, но дверь почти сразу открылась. Видно, Бетти стояла за ней. Я прошел мимо нее и плюхнулся в кресло, чтобы перевести дух.

Это была большая, просторная комната с застекленными створками дверей, выходивших на балкон. Двуспальная постель по крайней мере выглядела, как будто в ней спали. Кофточки и тряпки на стульях, предметы туалета на трюмо, чемоданы. Номер, видно, стоил не меньше двадцати зеленых в день.

Она опустила защелку замка.

– Все в порядке?

– Вахтер укурился в хлам. Безвреден, как котенок. – Я резко поднялся с кресла и пошел к дверям балкона.

– Подожди! – сказала она резко. Я обернулся к ней. – Бесполезно,сказала она, – никто не сможет этого сделать.

Я стоял и ждал.

– Вызову-ка я полицию, – сказала она, – чем бы это ни обернулось для меня.

– Блестящая мысль, – сказал я. – Почему мы раньше об этом не подумали?

– Лучше уходи, – сказала она, – не стоит тебе ввязываться в это дело.

Я ничего не сказал. Я следил за ее глазами. Она с трудом держала их открытыми. Это был либо запоздалый шок, либо успокаивающее. Я не знал, что именно.

– Я приняла две таблетки снотворного, – сказала она, читая мои мысли.Сегодня у меня больше нет сил. Уходи, пожалуйста. Когда я проснусь, я позову коридорного. Когда он придет, я как-нибудь заманю его на балкон, и он обнаружит то, что он обнаружит. А я ничего об этом не буду знать, ничегошеньки.

Ее язык начал заплетаться. Она встряхнула головой и потерла виски.

– А что насчет денег – тебе придется вернуть их мне, не так ли?

Я подошел к ней вплотную.

– Потому что, если я не отдам, ты им все расскажешь?

– Мне придется, – сказала она засыпая. – Что же мне делать? Они выбьют из меня всю правду. Я слишком устала бороться.

Я схватил ее за руку и встряхнул. Ее голова дернулась.

– Ты точно приняла только две таблетки? Она разомкнула глаза.

– Да. Я никогда не принимаю больше двух за раз.

– Тогда слушай. Я сейчас выйду и посмотрю на него. Затем я поеду обратно в «Ранчо». Чеки я оставлю у себя. И пушку тоже. Может, меня им не удастся выследить. Проснись! Слушай!

Ее голова валилась набок. Она встряхнула ею, глаза раскрылись, но они казались какими-то потухшими.

– Слушай. За твой рассказ тебе в полиции никто не даст ломаного гроша в базарный день. Он только может привести тебя на виселицу. Поняла?

– Да, – сказала она, – а мне на это наплевать.

– Это не ты говоришь. Это снотворное.

Ее ноги подкосились, я подхватил ее и повел к постели. Она плюхнулась на нее навзничь. Я снял с нее туфли, накинул на нее одеяло и подвернул его.

Она моментально уснула и захрапела.

Я вошел в ванную комнату и нашел на полочке флакон с нембуталом. Он был почти полон. На нем был номер рецепта и дата. Аптека в Балтиморе, отпущено около месяца назад. Я высыпал желтые таблетки себе в ладонь и пересчитал. Их было сорок семь – почти полный флакон. Когда бабы кончают с собой, они обычно заглатывают все сразу – кроме тех, что рассыпают, а рассыпают они обычно немало. Я всыпал таблетки обратно во флакон, а флакон положил в карман. Вернулся и снова посмотрел на нее. В комнате было холодно. Я включил обогреватель, но не на полную мощность.

В конце концов я закрыл застекленные двери и вышел на балкон. Там была чертова стужа. Балкон был большой, три на четыре метра, с невысоким бортиком, который увенчивали железные перила. С такого балкона можно запросто спрыгнуть, но случайно упасть невозможно. На нем были два алюминиевых шезлонга и два кресла. Разделяющая стенка слева выступала наружу именно так, как она мне сказала. Я не думаю, что даже верхолаз смог бы перебраться через эту стенку без крюка и страховки.

С другой стороны стена круто поднималась к одной из террас пентхауза.

Трупа не было – ни в шезлонгах, ни на полу, ни где-то еще. Я осмотрел шезлонги в поисках следов крови. Никаких признаков. Я облокотился на перила, высунулся как можно дальше и посмотрел вниз. У стены росли кусты, потом шла узкая полоска газона, а затем – солидный забор с кустарником вокруг. Я прикинул расстояние. С такой высоты это было нелегко, но от дома до забора было не менее десяти метров. Прямо за забором пенилось море на чуть выступающих утесах.

Ларри Митчелл был примерно на сантиметр выше меня, но весил килограммов на восемь меньше. Еще не родился человек, который мог бы бросить тело взрослого мужчины с этого балкона так, чтобы оно упало в океан. Вряд ли она не отдавала себе в этом отчета.

Я открыл застекленные двери, вошел в комнату, закрыл их за собой, подошел к кровати. Она крепко спала и похрапывала во сне. Я коснулся ее щеки тыльной стороной ладони. Щека была потной. Она пошевельнулась и что-то пробормотала. Затем вздохнула и опустила голову на подушку. У нее не было затрудненного дыхания, ступора, комы, а значит, она не превысила дозы.

Насчет этого она сказала мне правду, но насчет всего остального – вряд ли.

В верхнем ящичке трюмо лежала ее сумка. Сзади был кармашек на молнии. Я положил туда чековую книжку и просмотрел содержимое в поисках информации. В кармашке на молнии было несколько хрустящих ассигнаций, железнодорожное расписание экспресса «Санта-Фе», корешок билета, корешок плацкарты в спальном вагоне. Она занимала купе E в вагоне поезда 19, следующего из Вашингтона в Сан-Диего. Ни писем, ни документов. Они, видимо, были в чемодане. В сумке было то, что обычно носят женщины: помада, зеркальце, пудреница, кошелек для мелочи, несколько серебряных монет, несколько ключей на кольце с маленьким бронзовым брелком. Пачка сигарет, почти полная, распечатанная. Книжечка спичек, только одна спичка была оторвана. Три носовых платка без монограмм, пилочка для ногтей, щетка для бровей, гребень в кожаном футляре, маленькая круглая бутылочка с лаком для ногтей, маленькая записная книжка. Я открыл ее. Чистая, еще не начатая. В сумке были также солнечные очки в блестящей оправе, в футляре без монограмм, авторучка, маленький золотой карандашик, вот и все. Я положил сумку обратно на место. Я подошел к окну, взял лист бумаги и фирменный конверт с названием отеля.

На листе бумаги я написал: «Дорогая Бетти, прости, что не смог оказаться на том свете. Все объясню завтра. Ларри».

Я запечатал записку, написал на конверте «Мисс Бетти Мэйфилд» и положил так, как будто его просунули под дверь.

Открыл дверь, вышел, захлопнул дверь, подошел к служебной лестнице и нажал на кнопку вызова лифта. Лифт не приходил. Я снова нажал и держал кнопку вызова, пока лифт наконец не пришел. Молодой сонный мексиканец открыл дверь и зевнул мне в лицо, затем улыбнулся извиняющейся улыбкой. Я улыбнулся в ответ и ничего не сказал.

За конторкой у лифта никого не было. Мексиканец рухнул в кресло и заснул, прежде чем я сделал шесть шагов. Все спят, кроме Марлоу. Он работает круглосуточно и даже денег не берет.

Я поехал обратно в «Ранчо Дескансадо», увидел, что и там никто еще не проснулся, с тоской глянул на постель, собрал вещи, положил пушку Бетти на дно чемодана, сунул в конверт двенадцать долларов и по пути бросил этот конверт в почтовый ящик конторы вместе с ключом от номера.

Затем отправился в Сан-Диего, вернул машину в прокатное агентство, позавтракал в забегаловке у вокзала. В 7.15 я уже сидел в вагоне скорого поезда, прибывающего в Лос-Анджелес ровно в десять утра.

Я поехал домой на такси, побрился, принял душ, позавтракал, второй раз просмотрел газету. Около одиннадцати часов я позвонил в контору Клайда Амни.

Он сам взял трубку. Вероятно, мисс Вермильи еще не проснулась.