Лоуренс Блок - Билет на погост Страница 12

Полицейское управление Массилона располагалось в современном здании на Тремонт-авеню. Оставив свой «темпо» на стоянке, я спросил у дежурного офицера, как мне найти лейтенанта Гавличека. Тот указал на высокого мужчину с коротко подстриженными светлыми волосами, с волевым подбородком и, вероятно, таким же характером. На нем был коричневый костюм и галстук в коричневую и золотистую полоску; на одной руке — обручальное кольцо, на другой — масонский перстень. Мы прошли в его кабинет, одна стена которого была увешана рекомендательными письмами и отзывами; на столе стояли фотографии жены и детей. Гавличек поинтересовался у меня, какой кофе я предпочитаю, и принес две чашки.

— После вашего звонка меня заинтересовали три вещи, — начал Гавличек. — Позвольте спросить о них прямо. Вы работаете в нью-йоркской полиции?

— Работал.

— А теперь имеете частную практику?

— Да, и «надежную», — ответил я и показал ему визитную карточку своего агентства. — Но здесь я не по делам клиентов. Дело в том, что у меня есть основания считать, что убийство Стэдвантов тесно связано с одной историей, происшедшей двенадцать лет назад.

— В то время вы еще работали в полиции.

— Да. Я арестовал человека, в прошлом неоднократно обвинявшегося в насилии по отношению к женщинам. Он пару раз выстрелил в меня из «двадцать пятого калибра», так что обвинение было серьезным, но получил он меньше, чем, по-моему, заслуживал. Однако в тюрьме у него возникли проблемы, так что он вышел на свободу лишь четыре месяца назад.

— Похоже, вы сожалеете о том, что он вообще вышел оттуда.

— Начальник тюрьмы в Денморе сообщил, что он убил двух заключенных и, по всей видимости, замешан еще в трех-четырех убийствах.

— Тогда почему он разгуливает на свободе? — резонно заметил Гавличек, но тут же сам ответил на свой вопрос. — С другой стороны, между личной уверенностью и возможностью доказать — огромная дистанция, тем более в наших тюрьмах. — Он покачал головой и отхлебнул кофе — Но тогда какое ему дело до Фила Стэдванта и его жены? У них не было ничего общего, и непохоже, чтобы их пути когда-нибудь пересекались.

— Миссис Стэдвант одно время жила в Нью-Йорке, еще до замужества. Она стала одной из жертв Мотли.

— Как, вы сказали, его зовут? Мотли?

— Джеймс Лео Мотли. Миссис Стэдвант — тогда она была мисс Куперман — дала показания в суде по его делу. После вынесения приговора он поклялся отомстить ей.

— Славное дельце! Когда это было, двенадцать лет назад?

— Примерно.

— И это все, что она сделала, — дала показания?

— Кроме нее, на суде выступила еще одна женщина, которой он также угрожал расправой. Вчера она получила по почте вот это... — Я протянул ему газетную вырезку. На самом деле это была копия, но на мой взгляд никакой разницы не было.

— Ну конечно, — произнес он. — Это было опубликовано в «Ивнинг регистер».

— Это вложили в конверт без обратного адреса, на котором стоял нью-йоркский штемпель.

— Нью-йоркский штемпель. Не регистрирующий, что письмо прибыло в город, а указывающий на то, где письмо опустили в почтовый ящик.

— Совершенно верно.

Некоторое время лейтенант размышлял над услышанным.

— Ну что же, теперь мне понятно, почему вы решили, что это дело стоит перелета на самолете, — сказал он, — но я по-прежнему не представляю, каким образом этот ваш Мотли может быть причиной того, что произошло в Валнут-Хиллз той ночью. Разве что он загипнотизировал мистера Стэдванта.

— Что, дело выглядело настолько очевидным?

— Не вызывало ни малейших сомнений. Хотите взглянуть на место преступления?

— А это возможно?

— Не вижу причины, почему бы нет. Где-то у нас должен быть ключ; сейчас я найду его и отвезу вас туда.

Дом Стэдвантов находился на краю строящегося района, состоявшего из дорогих домов с участками в пол-акра или даже больше. Это было одноэтажное строение с черепичной крышей и экстерьером, выполненным из валунов и древесины секвойи. Дом великолепно смотрелся среди вечнозеленых деревьев: вдоль границ участка были посажены березы.

Гавличек остановил машину у входа в дом и своим ключом отпер дверь. Мы прошли прихожую и оказались в большой гостиной с брусчатым потолком. У противоположной стены располагался камин — похоже, что он был выложен из того же камня, что и экстерьер дома.

Пол был устлан тканым ковром, занимавшим все пространство от стены до стены; на нем кое-где лежали циновки, плетенные в восточном стиле. Одна из них лежала как раз перед камином. На ней мелом был обведен контур человеческого тела, ноги которого протянулись на ковер.

— Вот здесь мы нашли его, — сказал Гавличек. — Насколько удалось установить, он взял телефон и подошел к камину. Вон там у него хранилось оружие — охотничья винтовка и «двадцать второй калибр», а также двенадцатизарядник, из которого он и покончил с собой. Мы, разумеется, все оружие забрали в полицию на хранение. Стэдвант, наверное, стоял вот здесь, положил ствол в рот и нажал на курок — тут ужас что творилось: кровь, раздробленные кости и все такое. Мы кое-какой порядок, разумеется, навели — просто из соображений гигиены, однако в деле лежат фотографии. Вы можете взглянуть на них, если хотите.

— А здесь, значит, он упал. Он лежал лицом вниз?

— Да. Винтовка валялась рядом, как и следовало ожидать. Запах, как в склепе, верно? Пойдемте, я покажу, где мы обнаружили остальных.

Дети были убиты в своих кроватках. У каждого из них была своя комната, в которых я увидел окровавленные постели и такие же обведенные мелом очертания тел — одно меньше другого. Всех троих, а также их мать убийца зарезал одним и тем же кухонным ножом — его обнаружили в ванной комнате за спальней супругов. Труп Конни Стэдвант лежал в спальне. Залитая кровью постель свидетельствовала о том, что она была убита в кровати, но тело, судя по контуру, лежало в метре от нее.

— Он убил ее в кровати, — объяснил Гавличек, — но затем сбросил на пол. Судя по одежде, она готовилась ко сну или уже спала.

— А что было на Стэдванте?

— Пижама.

— А на ногах?

— По-моему, он был босым. Это можно увидеть на фото. Почему это вас интересует?

— Просто стараюсь восстановить картину преступления. По какому телефону убийца позвонил вам?

— Не знаю. Параллельные аппараты стоят по всему дому, и он мог воспользоваться любым.

— Хотя бы на одном были обнаружены окровавленные отпечатки пальцев?

— Нет.

— А руки были в крови?

— Кого, Стэдванта? Да он был залит кровью весь, с ног до головы. Большую часть головы разнесло по всей комнате. В таких случаях всегда очень много крови.

— Я знаю. Она вся его?

— Подождите, понимаю, куда вы клоните. Вас интересует, была ли обнаружена на нем кровь остальных жертв?

— Все убитые буквально плавали в крови. Можно предположить, что часть ее могла попасть на убийцу.

— Кровь была в ванне, где убийца мыл руки. Что касается того, попала ли их кровь туда, где он просто не мог смыть ее, например на пижаму, то я даже не знаю. Сомневаюсь, можно ли вообще отличить одну от другой. Насколько мне известно, у всех была одна группа крови.

— Сейчас существуют и другие тесты.

Гавличек кивнул:

— Да, по структуре ДНК и тому подобное. Я, конечно, знаю обо всем этом, однако для полномасштабной судебно-медицинской экспертизы не было оснований. Я понимаю вашу мысль. Если на его теле лишь его собственная кровь, то как он смог убить всех, не испачкавшись?

А поскольку он не мог не запачкаться, мы находим место, где он пытался отмыться.

— Тогда на его теле должны быть следы посторонней крови.

— Посторонней — значит, не его. Но почему? Ага, мы знаем, что он пытался смыть кровь, но полностью сделать это невозможно. А значит, если нам не удастся найти пятен чужой крови на его теле или одежде, но в то же время эти следы будут обнаружены в ванной, значит, убийца — кто-то другой. — Гавличек нахмурился и погрузился в собственные мысли. — Если бы в картине преступления была хоть одна фальшивая нотка, — произнес наконец он. — Если бы у нас было хоть малейшее основание подозревать, что все происходило совсем не так, тогда мы гораздо тщательнее исследовали бы улики. Но Великий Боже, Стэдвант сам позвонил нам и рассказал, что сделал! Мы отправили наряд, и он обнаружил его уже мертвым. Когда у тебя есть признание убийцы, который затем кончает жизнь самоубийством, на дальнейшее расследование как-то само собой хочешь махнуть рукой.

— Мне это очень хорошо известно, — сказал я.

— Кроме того, даже сегодня я не увидел здесь ничего такого, что заставило бы меня изменить свое мнение. Вспомните, висячий замок на входной двери. Мы повесили его потом, потому что прибывший наряд вынужден был взломать дверь; она оказалась закрытой изнутри еще и на цепочку.

— Убийца мог выйти и через другую дверь.

— Другая закрыта на засов изнутри.