Дороти Девис - Шоковая волна Страница 12

— Только пишущая ручка, — ответила я.

— Может, вам лучше оставить у Джека вашу сумочку?

Вспомнив «электрика» Ковача, я решила не делать этого, и, показав охраннику свое журналистское удостоверение, прошла в дверь, не расставаясь с сумочкой.

Видимо, в глазах полицейских стражей я не выдерживаю никакого сравнения с миссис О’Мэлли, явно не в их вкусе. Впервые мне как женщине это было совершенно безразлично. Меня коробили фамильярные отношения миссис О’Мэлли с копами и удивляло отсутствие других женщин в штате тюрьмы, хотя бы, например, монахинь.

В кухне царили чистота и безукоризненный порядок, пахло хозяйственным мылом и луком. Миссис О’Мэлли объяснила, что готовит только ночью. Летом здесь прохладно, вот она и привыкла стряпать по ночам.

Кто-то из заключенных, кого, видимо, поощрили за примерное поведение работой на кухне, до блеска начистил алюминиевые кастрюли. Жена шерифа, взяв одну из них, посмотрелась в нее, как в зеркало, и улыбнулась. Дежурный по кухне следовал за нею по пятам, не сводя с нее жадных глаз. Из-за неловкой ситуации я стала нервничать.

— Он плохой мальчик, — понизив голос, объяснила мне миссис О’Мэлли. Мальчику было на вид не менее сорока.

Мне нечего было ей сказать.

Миссис О’Мэлли предложила мне подождать ее мужа в их доме: — Поговорить можно и тогда, когда он займется своим ленчем.

Шериф О’Мэлли пришел не один, а с двумя помощниками. Одного из них я уже видела. Это был Эверетт, которого я с Гиллспи встретила сегодня утром у входа в подвал административного здания. Наклонившись к шерифу, он что-то сказал ему на ухо.

Я села.

— Не знала, шериф, что вы хотели меня видеть, — сказала я, приготовившись к обороне. — Я же пришла к вам с жалобой на незаконное вторжение в мой номер в отеле, — или во всяком случае, вторжение без моего разрешения, — одного из ваших людей. Целью этого нарушения, я уверена, была установка подслушивающего устройства. Зачем, один бог знает, или, возможно, вы?

— Ничего не понимаю. Вы хотите сказать, что нашли подслушивающее устройство в своем номере?

— Я хочу сказать, что застала одного из ваших людей, который якобы снимал в моем номере старую электропроводку.

— Ковач?

— Ковач.

Миссис О’Мэлли внесла в судке пирог с курятиной и поставила его перед мужем. Он проколол ножом в нескольких местах поджаристую корочку, чтобы выпустить пар, и вдруг посмотрел на меня с неожиданной улыбкой.

— Но, миссис Осборн, Ковач — служащий электрической компании.

Я не надеялась на особо любезный прием, но никак не ожидала такой примитивной лжи.

— Энни, когда будешь подавать десерт, угости и миссис Осборн. И захвати с собой блокнот. Вы не возражаете, миссис Осборн, если я сниму с вас показания?

— Какие?

— О вашем общении с Эндрю Гиллспи, например. Все, кто с ним общался, находятся под подозрением в убийстве профессора Ловенталя. Вы, разумеется, еще не знали об этом, когда сегодня утром пытались незаконно проникнуть в здание администрации университета. Но что делал там Гиллспи? Вы — репортер, в вашем случае это понятно. А он просто решил воспользоваться вами, чтобы проникнуть в здание.

— В таком случае, шериф, вам нужно снять показания прежде всего с самого Гиллспи.

— Я уже снял их, спасибо.

— Шериф, мы тогда еще не знали, что было совершено убийство. Охрана здания была отлично организована.

— Настолько отлично, что вам удалось обойти здание сзади и получить ту информацию, которую вам не удалось получить с парадного входа.

Я еле удержалась от смеха, ибо это была сущая правда.

— Эд Ковач представился вам как помощник шерифа?

— Нет.

— Но вам не составило большого труда узнать, кто он, не так ли? С одной стороны, вы считаете нас гестапо, а с другой — полицией.

Шериф разрезал пирог на несколько частей и стал есть его. Он жевал с какой-то автоматической аккуратностью, не выказывая особого удовольствия.

Миссис О’Мэлли падала десерт: яблочный пудинг, аппетитно пахнущий корицей, а к нему поставила на стол сливочник, полный до краев.

— Заключенным мы даем сгущенное молоко, — пояснила она, — а эти сливки с фермы Стива Хиггинса.

— Как вы можете догадаться, миссис Осборн, конечно, не он сам их нам доставляет, — не удержался сострить О’Мэлли.

— Очень остроумно, — язвительно заметила его жена. — Моя мать и покойная Ненси Хиггинс были подругами.

Шериф наконец поднял голову от тарелки. Его холодные глаза остановились на жене.

— Это правда, Джон Джозеф.

— Да, это правда, — согласился шериф и, поставив тарелку с десертом на грязный судок, стал так же размеренно жевать пудинг. Про себя я уже решила, что он убежденный трезвенник.

Позднее я узнала, что не ошиблась.

Откусив кусочек пудинга, поставленного передо мной, я тут же определила его несвежесть, и осторожно отодвинула тарелку. Когда миссис О’Мэлли наконец села передо мной с блокнотом наготове, я извинилась, сказав, что у меня аллергия на корицу.

С такой же прямотой и сосредоточенностью, с какой О’Мэлли атаковал пирог с курятиной, он начал допрос. Его интересовало Братство безопасности на шахтах. Он пытался выведать у меня все, что мог мне сказать об этом Гиллспи. Особенно его интересовало собрание Братства, состоявшееся в доме Гиллспи вчера вечером.

Я совсем не собиралась сообщать шерифу ни состав этой организации, ни ее цели, поэтому сказала лишь то, что сама слышала в разговоре Гиллспи с помощником шерифа Эверетом. Разумеется, я ни словом не обмолвилась об откровенном рассказе Гилли о положении в городе. Мой опыт общения с людьми, которые думают одно, говорят другое, а выпытывают третье, тоже научили меня этому искусству.

О’Мэлли вдруг резко поменял тему:

— Мне известно, что вы уже успели уделить время также и доктору Форбсу.

— Совсем незначительное, шериф. Всего одна короткая прогулка по студенческому городку.

— Вино, бренди и все такое прочее, — О’Мэлли так скривил губы, словно собирался произнести слова Библии о «злой похоти».

— И не более того, — пробормотала я, не веря в то, что Форбс оказался настолько болтлив. Да и вообще, посмел ли он назвать шерифу мое имя.

Шериф умолк на несколько секунд, как бы раздумывая. Миссис О’Мэлли, взяв его ложку, отломила кусочек от нетронутого мною пудинга и, едва попробовав его, брезгливо сморщилась.

— Странный вкус, вы не думаете?

О’Мэлли сердито отодвинул свою тарелку.

— Ради Бога, Энни, — раздраженно воскликнул он.

Миссис О’Мэлли встала и убрала грязную посуду, поставив ее на доску у мойки.

— Вам, конечно, известно, что он разыскивал вас вчера вечером?

Мне стало не по себе, потому что я была уверена, что шериф лжет, но его вопрос имел прямое отношение к убийству.

— Нет, я об этом ничего не знаю, — сказала я.

— Вчера в одиннадцать вечера он справлялся о вас у портье в отеле. Ему сказали, что вы рано поднялись к себе. Он ушел, но проверил не светится ли ваше окно. У вас было уже темно. Тогда он снова вернулся в отель, чтобы выпить, а затем ушел домой. Что вы об этом думаете?

Это было похоже на подсказанное алиби для Форбса и к тому же шитое белыми нитками, и я ничего не ответила.

— Не знала, что он такой романтик, — сказала я потом и чуть улыбнулась.

— А теперь вы знаете, и вам смешно, — заметил шериф. — Мне же это не кажется странным. Он разведен, ведет одинокую жизнь и вдруг появляется привлекательная женщина с интереснейшей профессией. Она обедает с ним и совершает прогулку. А бедняга всю ночь работал над тем, во что она его впутала. Он устал, ему надо расслабиться. Он молод и здоров, поэтому он встает и идет искать ее. Не все же журналистки ложатся спать вместе с курами. — Он развел руками, подтверждая разумность всего того, что говорил. — Я не вижу во всем этом ничего смешного.

Я не стала с ним спорить. Мне тоже казалось, что его доводы разумны. Вернее, почти разумны.

О’Мэлли встал и коротким кивком закончил разговор.

— Вам не составит труда немного подождать? Энни напечатает и вы подпишете показания.

Странно, что меня просят об этом, ведь в течение всей беседы я преимущественно молчала.

За шерифом последовали два его помощника. Провожая их взглядом, миссис О’Мэлли с облегчением вздохнула.

— Я сейчас дам вам мятные леденцы освежить дыхание, — сказала она.

— Это совсем не нужно, — возразила я.

Но она все же достала из буфета леденцы.

— Интересно, заметил ли Джон Джозеф, что ел заплесневелый пудинг. — Она хихикнула. — Боюсь, мы этого никогда не узнаем. Я быстро все напечатаю. Подождите меня в гостиной, там можно полистать журналы, если вам захочется.

Я пошла в гостиную из чистого любопытства. Мне хотелось узнать побольше об этой странной парочке. Комната походила на приемную врача, если бы не пепельницы, полные окурков после прошедшего здесь совещания. Интерес представляли групповые фотографии, на одной из которых Стив Хиггинс благосклонно смотрел на сжатые кулаки О’Мэлли.