Картер Браун - Пять ящиков золота Страница 13

В холле Вирджиния не сразу мне попалась на глаза: оказалось, она зашла в нишу, где днем сидит швейцар, чтобы не светиться. Действительно боится! Я разбудил спавшего ночного портье, отдал ему ключи, потом взял Вирджинию под руку. Мы вышли на улицу.

— Твоя машина далеко? — спросила она, напряженно оглядываясь.

— Возле бара «Хауоли». Под надзором рошелевских мальчиков.

— Понятно.

— А твоя?

— Я без машины. Вон такси — лови!

— Далеко ехать?

— Улица Гибискус, это возле Вайкини.

Минут через десять мы стояли возле вытянутого трехэтажного здания. Квартира Вирджинии оказалась на верхнем этаже. Вид отсюда открывался прелестный: море огней, элегантные очертания дорогих отелей — «Моана», «Ройял Гавайян»... Но в данный момент меня волновала не столько красота вечернего городского пейзажа, сколько лысина Рошеля, которая могла мелькнуть у подъезда. Именно поэтому я долго стоял у окна, чуть отодвинув тяжелые шторы. Когда, наконец, оторвался, прошел в центр просторной полутемной гостиной, развалился в кресле и закурил.

Вирджиния была на кухне. По звукам я догадался, что она взбивает коктейль. Я осмотрелся по сторонам. Похоже, Вирджиния неплохая хозяйка — во всем чувствовался уют и вкус. Сейчас в гостиную войдет Эрик Ларсон в мягких тапочках...

Вместо Эрика вошла Вирджиния. В руках у нее были бокалы, под локтем шейкер.

— "Манхэттен"[12], — сказала она, ставя бокалы на столик и присаживаясь в кресло напротив. — Понравится — сделаю еще.

— Понравится. А что Эрик — безумствует в ванной?

— Он здесь не живет, — жестко сказала Вирджиния.

— Вот как? Почему?

— Я уже говорила: есть вещи, в которые тебе совать нос не надо, — в ее голосе зазвучал металл. — Эрик умеет управлять яхтой. Поэтому он мне нужен. Все!

— Да-а-а... — протянул я. — А я-то думал, между вами бурный роман. Ты бросаешь мужа ради красавца-моряка, красавец-моряк поднимает парус, яхта уходит в море и начинает качаться на волнах больше обычного...

— Заглохни! — заорала она и вскочила со своего кресла.

— Сядь. Я ведь вынужден многое домысливать, поскольку не знаю общей картины. Ты, например, еще днем говорила, что про Рошеля знаешь только то, что это парень, который когда-то «ломанул» с Дейвисом банк и спер золото, а потом отсидел пятнадцать лет...

— Ну и что? — спросила она, опускаясь в кресло.

— Ничего. Просто сейчас выясняется, что ты про дядюшку Пита знаешь еще кое-какие подробности. Что он в Гонолулу. Что он на редкость опасный тип, который задался целью меня пришить. Что если он так решил, то будет идти до конца...

— Да! — с вызовом сказала она. — Я тебе не все рассказала. Откуда я знаю, можно тебе рассказывать такие вещи или нет? А вдруг струхнешь? Вдруг, сразу после разговора, побежишь на вечерний самолет? Думай потом, как с тобой быть, учитывая длинный язык Дэнни Бойда!

— Неужели, глядя на меня, нельзя понять, что...

— Все вы мужики сначала суперменов корчите. Так вот: все, что я говорила про Рошеля, — правда. Теперь, думаю, ты с этим спорить не будешь. Своими глазами посмотрел!

— Вопрос: Рошеля посадили где-то в сорок втором, так? Отсидел он пятнадцать лет. Значит, вышел в пятьдесят седьмом. Сейчас шестьдесят первый. Рошель сказал, что он здесь недавно... Ты тогда правильно сказала: если бы золото всплыло, какие-то круги по воде все равно бы пошли, хоть намеком, но что-то местные бы знали. То есть, он за ним еще не ходил. Но тогда спрашивается: чего Рошель тянет? Время ведь идет. Три года уже потеряны.

— А, по-моему, все просто, — ответила Вирджиния. — Он пятнадцать лет молчал в тюрьме о золоте, как рыба, ждал дня, когда выйдет на волю. Потом ждал, когда подвернется Рид — денег после тюряги не было, а такую тайну не всякому доверишь. Сейчас выжидает, готовясь все провернуть так, чтобы все без задоринки прошло, чтобы нигде не зацепиться, нигде не поскользнуться. Три года? Да хоть еще три! Там двести пятьдесят тысяч, Дэнни, этого ему хватит, чтоб до конца дней в роскоши жить.

— Может быть... — я задумался. — А может, все еще проще, а, Вирджиния? Вот я — старый уголовник. Отсидел пятнадцать лет, за душой — ни гроша. В юности бывал на Гавайях. Понравилось — действительно, райское место. Хочу туда вернуться. Но далеко и в карманах пусто. Что я делаю?

— Ты это к чему? — глаза ее недобро сощурились.

— Так, размышляю... Продолжим. Я придумываю правдоподобную историю. Люди, которые в ней действуют, мертвы, потому на вранье меня никто не поймает. Нахожу богатого вахлака по имени Эмерсон Рид и пудрю ему мозги. Он верит: богатые — они всегда жадные, а жадный — значит глупый...

Мне самому вдруг страшно начала нравиться эта идея. Запомни ее, Дэнни Бойд, авось пригодится, когда нужно будет обеспечивать старость!

— ...Мелочиться не надо, — продолжал я, — Риду можно пообещать, как минимум, половину золота. Не жалко, его ведь все равно нет — ни на Ниихау, ни где-то еще. Взамен требуешь у Рида хороший пансион на все время подготовки операции — долларов так триста-четыреста в месяц. И начинаешь себе жить припеваючи, занимая мозги лишь тем, какую бы, время от времени, придумать причину, правдоподобно объясняющую, почему поход за сокровищами в очередной раз откладывается. А когда Рид дойдет до кипения, делаешь ему ручкой и находишь другого богатенького идиота. Так можно перебрать человек двенадцать. Раньше или позже этот финт, конечно, разгадают, но, если повезет, продержишься на плаву достаточно долго...

— Ты — скотина! — сказала Вирджиния негромко, но четко. Потом поднялась с кресла и, отвернувшись от меня, встала у окна.

— Я еще не заслужил таких слов. Пит Рошель — вот тот действительно скотина. Он и людей убивать начнет, чтобы никто лишний не отправился бы на Ниихау и не выяснил, что все — блеф.

— Ты свихнулся, — тихо сказала Вирджиния. — Может, и я свихнулась, и все мы свихнулись, но ты точно.

— Вероятно, — я подошел сзади и положил руки ей на плечи. — Знаешь, я сегодня вернул Эмерсону его баксы. Со мной такого никогда не бывало. Точно, с головой не в порядке. Спаси меня от меня самого, малышка.

— А еще ты чего хочешь?! — Вирджиния повернулась так резко, что руки мои сами собой слетели с ее плеч.

— Коктейля! — испуганно сказал я. Она усмехнулась, взяла шейкер, наполнила бокалы и села на свое место.

— Слушай, а где все-таки Эрик? — поинтересовался я, глотнув еще «манхэттена». — Только не рассказывай мне, что на закате он уходит в море, всю ночь носится по волнам, повторяя твое имя, а на рассвете возвращается, озаренный и страстный. А то я поверю и зарыдаю.

— Все прозаичней, — сказала она. — Эрик решил, что практичнее жить раздельно. Целый вечер считал на бумажке все траты, потом огласил итоги и сказал, что, если он снимет небольшой номер в отеле, получится дешевле. Назавтра так и сделал, — она усмехнулась. — В жизни бы не подумала, что моряк-скандинав может вести с любовницей такие разговоры. Хотя, наверное, прав: деньги действительно кончаются.

— А что Чой? — спросил я. — Не подкинет на жизнь?

— У Као резко портится слух, когда речь заходит о деньгах, — она помолчала. — Нет, если дела пойдут совсем плохо, с голоду он мне помереть не даст. Начнет сдавать на ночь своим приятелям — таким же китайским полубизнесменам-полумафиози. Половину заработанного будет мне отдавать до последнего цента. «Честность — мое главное достоинство!» — и палец кверху.

Она передразнила Чоя так похоже, что я рассмеялся. Она тоже.

— Военный совет не отменил совещания в десять утра? — спросил я.

— Вроде нет. Поедем отсюда.

— Логично. Где мы будем спать?

— Ты — в спальне. Это там, — она кивком показала на дверь.

— Один?

Она молча кивнула.

— Еще спальни в доме есть?

— Нет.

— А кровати?

Она промолчала.

— Тогда давай я лягу на полу. Хотя, сама понимаешь, мне лично...

Вирджиния подняла голову. Мне показалось, что в уголках глаз у нее блеснули слезы.

— Отстань, Дэнни. Прошу тебя...

— Успокойся, — ответил я, — я пошутил.

Она снова встала и нервно заходила по комнате — похоже, такая у нее была привычка.

— Когда эта идея пришла мне в голову, все показалось таким простым, так легко выполнимым! Жизнь с Ридом... Два года кошмара! И тут — возможность красиво уйти, взять деньги, которых до конца жизни хватит, да еще нос муженечку натянуть. Потом появился Эрик... Здесь не только постель, хотя Эрик меня действительно любит, а тогда втрескался по уши. Но Эрик Эмерсона ненавидел, как и я, искренне, всей душой. Как увидел его в первый день, так и возненавидел. И вот — шанс отомстить...

— Неужели Рид действительно заслуживает такой ненависти?

— Молчи! Ты думаешь, он просто истеричный скандалист? Это мерзавец в химически чистом виде, такие редко встречаются. Вероломный садист, истекающий злобой и завистью... Ты бы знал, что он со мной иногда вытворял, — она дернулась, видимо, что-то вспомнив. — Несколько раз я была на грани самоубийства. Помню, держу бритву и думаю: может резануть себе по горлу? Хоть сволочи этой больше не увижу!