Ричард Пратер - Бродячий труп Страница 14

Потом я поднял бинокль чуть выше и повел им влево. Я знаю неплохо район Голливуда, но снизу. Сверху же все выглядело иначе. Но через несколько секунд я все же нашел обсаженную деревьями Кипарисовую дорогу. Она проходила в трех кварталах от дороги, на которой стоял особняк Александера. По Кипарисовой я повел биноклем на запад, в сторону океана.

Этот дом находился в пяти-шести милях к западу от поместья Александера в том месте, которое в этой части Южной Калифорнии приблизительно могло называться лесом. Единственное здание на вершине небольшого холма, и я был уверен, что именно это место описывал Бенни Кахн. Не только потому, что к нему вел проселок от Кипарисовой, но и потому также, что за ним стояли три... нет, четыре автомобиля.

В полумиле от дома, на этой стороне Кипарисовой, виднелось ближайшее к нему здание — несомненно та самая упомянутая Бенни развалюха, где приютились то ли зоопарк, то ли ферма.

Когда я повел бинокль обратно к поместью Александера, там развернулось стремительное действие.

Бежали четыре мужика — не трусили, а бежали во весь опор — от одного из коттеджей к светло-синему седану, стоявшему на красной гаревой дорожке, и каждый нес нечто похожее — отсюда, сверху — на зубочистку.

Но я усек, что они несли — вовсе не зубочистки, а лопаты.

8.

Меня немного удивило, что они из ворот повернули налево, в сторону Беверли-Хиллс и Голливуда. Может, потому, что я имел в виду штаб-квартиру Домино милях в шести на запад, и ожидал, что они поедут туда.

Но они рванули на скорости восемьдесят миль или даже больше на восток по Олеандровой дороге. В десяти милях от поместья Александера на Олеандровой находились похоронное бюро и кладбище «Вечный покой», и какую-то минуту мне подумалось, что они направляются туда за час или два до назначенного прощания со Старикашкой.

Но они проехали только половину этого расстояния и резко свернули налево на двухполосную асфальтовую дорогу. Мне стало понятно, куда они держат путь. Во время предыдущей поездки они заехали сюда с Сосновой дороги в Голливуде.

— Следуйте за этой машиной, — сказал я пилоту.

Оператор проговорил:

— Ха, прямо как в кино.

— Пленки у вас достаточно? — спросил я.

— Больше, чем достаточно.

— На каком расстоянии мы можем держаться от них, чтобы получить отчетливые кадры?

— С двух-трех миль мы сможем разглядеть даже волоски на подбородках, если вы хотите заснять людей.

— Именно людей. Четверых живых и одного мертвого. Четверо в машине — головорезы...

— Головорезы? — удивленный пилот повернул свое морщинистое лицо ко мне.

— Да, бандиты, мазурики и убийцы. Прошлой ночью кто-то из них похоронил здесь одного жмурика. Сейчас они его откопают. Именно это желает заснять Джим для вечерней программы. Может, крупным планом труп и не получится, но все остальное должно быть интересно.

Рот оператора разжался, и на его лице промелькнуло удовлетворение:

— Вы не шутите? Это мы и будем снимать?

— Точно. Вы можете снять сейчас машину, до того, как они начнут раскапывать могилу.

Пилота я попросил держаться подальше от машины, чтобы ее пассажиры не заметили, что мы наблюдаем за ними сверху. По идее они не должны были догадаться о слежке с вертолета. Проехав три-четыре мили по асфальтовой дороге, седан остановился.

Шоссе было обсажено эвкалиптами, а чуть дальше виднелись дубы и перечные деревья. Земля слегка поднималась, потом, ярдов через пятьдесят, опускалась в глубокий овраг, похожий на высохшее русло реки, а за ним высился низкий холм. Людей в овраге нельзя было бы увидеть с дороги. Конечно, прошлой ночью в темноте им было легче справиться со своей задачей, не то что сейчас, при дневном свете.

Водитель, видимо, сообразил это. Он свернул с дороги и медленно поехал в сторону оврага. Сверху было видно, как машина закачалась На выбоинах и колдобинах. Я слышал также, как стрекотала кинокамера в кабине.

— Нам лучше не приближаться, — сказал я пилоту, — пока не увидим, куда они направляются. Как только они начнут копать, вы спустите меня на землю.

— Вы полагаете, — спросил пилот, — что они едут в этот овраг?

— Похоже на то.

— Тогда я снижусь за этим холмом и высажу вас?

— Хорошо, там они нас не увидят. Я очень не хочу, чтобы они меня засекли.

— Зачем тогда вам нужно высаживаться?

— Вы меня оставите и поднимитесь, чтобы снимать дальше. Фильм заинтересует полицейское управление и определенного капитана. И как только вы увидите труп, позвоните в полицию или Джиму Нельсону, чтобы он направил сюда полицию. До их прибытия я задержу этих типов.

Я достал свой 38-й калибр, освободил цилиндр и, если быть честным, проверил его несколько нервозно.

Пилот спросил:

— Эти типы, они, — он взглянул на мой кольт, который я вложил обратно в кобуру, — вооружены?

— Непременно.

— И они будут стрелять?

— Надеюсь, что до этого не дойдет. Если все пойдет, как нужно, они будут ошарашены, и я сомневаюсь...

— Отличный получится фильм! — радовался оператор.

Я нахмурился, но, видимо, только этого и следовало ожидать от киношника, снимавшего всякие катастрофы.

Синий седан остановился на полпути к оврагу. Им оставалось пройти двадцать-двадцать пять ярдов по открытой местности туда и обратно. А обратно им будет сложнее.

Громилы вылезли из машины — четыре головореза с четырьмя лопатами. Я направил на них бинокль. Они не смотрели наверх, а вертолет держался от них дальше, чем мне хотелось бы, но двух из них я узнал. Стэйси совсем не трудно было различить по его ярко-красному лицу, а второй был таким здоровенным и широкоплечим, что это мог быть только Ладди или Смурной. Он оглянулся, и я убедился — Смурной.

— Давайте сядем с другой стороны холма, — попросил я.

Вертолету даже не пришлось приземляться — я выпрыгнул из двери, когда он был футах в трех от земли. Его лопасти закрутились быстрее, он развернулся и стал подниматься. Я помахал пилоту, чувствуя себя немного одиноким на земле.

Подобраться к компании было легко, так как густая листва перечного дерева скрывала меня от «мальчиков» Александера. Но потом я оказался на открытом месте и припустил во всю прыть, стараясь пригнуться как можно ниже. Я не спускал с них глаз, а они даже не оглянулись.

«Колун-14» завис с другой стороны от синего седана примерно в миле от меня, продолжая описывать круг. Один из «кладоискателей» поднял вверх голову и посмотрел на него, но потом принялся рыть снова. Последние тридцать ярдов я прополз по-пластунски с револьвером в правой руке. Я был готов в любой момент воспользоваться им, но пока в этом не было необходимости. Они были заняты, копали, матерились и уже начали потеть. День был теплый, а эти верзилы не были привычны к физическому труду.

Но работали они довольно энергично.

Я воспользовался стволом и ветвями перечного дерева как прикрытием. Четверка находилась от меня уже футах в тридцати, и я слышал, как лопаты вгрызались в землю.

Несколько ветвей с зелеными листьями опускались передо мной, но не мешали мне видеть их. Стэйси держался одной рукой за поясницу и опирался другой на лопату.

— Черт, — произнес он, — я, кажется, потянул спину...

— Заткнись и налегай на лопату, — произнес холодный голос, принадлежащий кустистобровому Пробке, нахмурившему свое тупое лицо. Одной рукой он смахнул пот со своего сломанного носа и уставился на Стэйси, который начал орудовать лопатой, забыв про больную спину.

Они уже вкопались фута на четыре в землю, значит, похоронили его глубоко: если уж делать что-нибудь, то делать на совесть. Смурной опустился в яму и выбрасывал из нее грунт, как машина. С другой стороны ямы усердствовал тип, которого не было вчера утром на лужайке среди людей Александера. Это был Брилл — высокий, круглоплечий, лицом похожий на грифа.

Так что с моей предыдущей встречи с Александером и компанией не хватало только трупоподобного Жмурика и более смурного, чем Смурной, Ладди. Но и эти четверо были неплохой добычей. Если удастся задержать их. Мне смертельно захотелось закурить.

Земля летела во все стороны. Наконец Брилл вылез из ямы, оставив одного Смурного копать до победного. Трое остальных наблюдали за ним, тяжело дыша. Они были явно не в форме.

Пробка посмотрел на небо — вертолет был слишком близко.

Бэмс.

Это Смурной поднял из могилы труп и бросил его на край ямы. Труп прокатился немного по траве и остался лежать затылком ко мне. Если его убили около десяти прошлой ночью, он был мертв уже почти пятнадцать часов. Окоченение было полным. Тело походило на замерзшего осьминога — одна нога была согнута, руки торчали Под неестественным углом, а ладони выглядели, как клешни.

Он производил ужасное впечатление, хотя при жизни Омар был вполне привлекательным мужчиной. Смурной выбрался из ямы и вместе с Пробкой перевернул то, что осталось от Мэтью Омара, на спину. На нем были темные брюки и когда-то белая рубашка, покрытая сейчас грязью. Я увидел, куда попали пули — одна в голову и две в сердце.