Ричард Пратер - Убей меня завтра Страница 14

— О, боже! — сказал Тони и необычно тихо спросил: — Что вы собираетесь делать?

— Я хотел бы, чтобы вы меня представили на заседании. А потом я хотел бы прокрутить эту пленку перед всеми участниками заседания и возможной публикой.

Молчание. Тони Бризант откинулся на кушетке и постучал рукой по своей груди.

— Эти негодяи уже знают, что пленка в наших руках, а Дженкинс — в их руках. Этого нельзя забывать, Тони. В их беседе было сказано, чтобы отца Лукреции Бризант не трогать, но они должны что-то предпринять, против меня в первую очередь, поскольку у меня пленка, и против вас, Тони, поскольку вы связаны со мной.

Он медленно покачал головой. Я буквально видел, что творилось у него в голове. Наконец, он провел рукой по усам и спросил:

— Фред… Вы думаете, он тоже мертв, Шелл?

— Очень и очень возможно, Тони.

Он сидел тихо, и я видел, как вздрагивали его губы и кривилось лицо, словно ему было больно. Потом он тихо сказал:

— Бедный Фред!

— Мы должны исходить из того, что гангстерам удалось выжать из него все. Даже то, кто натолкнул его на мысль, что в доме Ярроу происходят нелегальные вещи. Поэтому вы, Тони, тоже числитесь в их черных списках.

Лукреция пронзительно вскрикнула. Тони бросил на нее осуждающий взгляд.

— И мой план прокрутить пленку на заседании имеет своей целью также уменьшить опасность для вас, Тони, — сказал я. — Гангстеры должны знать, что об этой пленке знаем не только вы да я, но и еще целый ряд людей. И все эти люди, в том числе и те, кто был на сборище в доме Ярроу, услышат, кто убил Рейеса, кто должен убить меня и как дискутировали насчет вашей жизни, Тони.

Я взглянул на часы. Без двадцати десять. Я оттянул куртку немного в сторону и показал портативный магнитофон, приводимый в движение батареями и подвешенный рядом с кобурой.

— Тони, каждый член совета должен что-нибудь сказать, чтобы я записал голоса всех.

— Что-нибудь придумаем, Шелл. Может быть, я поставлю какой-нибудь вопрос на голосование, тогда каждый должен будет сказать хотя бы «да» или «нет».

— Этого будет маловато, но во всяком случае лучше, чем ничего. — После некоторой паузы я добавил: — А вы, Тони, сделайте такой вид, будто ни о чем ничего не знаете. Вы просто представьте меня собравшимся, и тут же я начну действовать. По отношению к Лекки, или как вы его называете, Диджиорно, ведите себя как обычно.

Лукреция вмешалась.

— Идемте, — сказала она.

— Что это значит? — спросил я. — Идут только Тони и я. Вы не идете.

— Нет, иду.

В последующие минуты происходил крупный разговор по-итальянски между отцом и дочерью. Кончился он тем, что Тони прижал руки к ушам, с отчаянием посмотрел на меня и покорно повел плечами.

— Тони, — сказал я, — что это значит? Почему вы просто не скажете ей, что ей туда нельзя идти?

Он снова пожал плечами.

— Она такая же, как и ее мать, — ответил он.

— Но вы же отец! Вы же сказали вчера вечером: «Лукреция, это не для женщин. Иди в свою комнату!» — Мне это понравилось. Скажите это еще раз, Тони.

Он не сказал ничего. Он только бросил на меня отчаянный взгляд, но не сказал ни слова. Я был разочарован.

— Лукреция, — сказал я, — идите в свою комнату.

Она рассмеялась.

— Как смешно, — сказала она.

Я бросил на Бризанта отчаянный взгляд. Лулу сказала:

— Если мой отец может идти на заседание и если мой… — небольшая улыбка на лице — и если мой детектив может идти, то я тоже могу.

Раздался звонок в дверь.

Лукреция хотела пойти и открыть, но я сказал:

— Подождите!

Она остановилась. Она меня послушалась! Это было чудесно!

Я встал в стороне от входной двери, держа кольт в руке. Вам может показаться это глупым, друзья, но эта глупость не раз спасала мне жизнь. А мне уже за тридцать.

— Кто там? — выкрикнул я. Если сейчас мужской голос скажет: «Телеграмма», я пристрелю его прямо через дверь.

— Стрикер. — Я узнал голос, но кольта не спрятал, пока окончательно не убедился, что это он.

Когда он вошел, он как раз заметил, как я вкладываю пистолет в кобуру. Он одарил меня скучающим взглядом.

— Нервничаете?

— Просто принимаю меры предосторожности, — уточнил я.

— Очень разумно с вашей стороны. Могу я теперь поподробнее узнать относительно программы?

Через три минуты мы уже были в пути. Бризант сел в машину Стрикера, а я с Лукрецией — в мой «кадиллак». За два квартала до мэрии я — когда мы стояли перед красным светофором — увидел, как какой-то человек машет мне рукой из машины. Я пригляделся внимательнее. Это был Генри Ярроу.

Я тоже помахал ему из окна. Он нагнулся немного вперед и опустил стекло окошка. Я же сунул руку за пазуху и включил магнитофон, обратив внимание на то, чтобы игла галстука не была прикрыта отворотом куртки — микрофоны очень чувствительные приборы.

— Хэлло! — дружелюбно сказал Ярроу, не спуская с Лукреции глаз.

— Я хотел бы узнать, мистер Ярроу, у вас были неприятности… Ну, после того, что произошло вчера вечером?

— Нет. Я только должен был подписать отчет.

— Чудесно! Вы едете на заседание?

— На заседание?

Он тоже ехал в ту же сторону, что и я, и мне почему-то показалось, что его цель — мэрия.

— В десять часов состоится внеочередное заседание, — сказал я.

— Ах, да, да! Я что-то слышал об этом.

— И я думаю, что оно будет интересным, — сказал я.

— Может быть, загляну.

— Сделайте милость.

Он снова бросил взгляд на Лукрецию, а потом снова стал смотреть вперед на дорогу. Мы влились в движение машин, и я выключил магнитофон, сделав запись на листочке бумаги: номер один — Генри Ярроу.

Лукреция спросила:

— Ярроу? Он что…

— Да. В его дом Фред Дженкинс и забросил «клопа». В его доме и встречались семь гангстеров на свою кровавую встречу.

Она испуганно посмотрела на меня.

— А вид… вид у него благородного человека.

Первые три минуты заседания прошли как обычно, зато потом оно превратилось в самое необычное заседание, которое когда-либо бывало на совете общины Виллы.

На скамье для зрителей сидело шесть человек. Генри Ярроу не было. Зато я обнаружил миссис Блессинг и лейтенанта Уитона.

Когда Лукреция и я вошли в зал, за длинным овальным столом уже сидели двенадцать членов совета. Некоторые недовольно хмурились, что их пригласили на заседание в столь ранний час.

Это недовольство на лицах сохранилось и после того, как Тони Бризант объявил им, что заседание собрано с той целью, чтобы дать возможность Шелдону Скотту, частному детективу и не жителю Виллы Восходящего Солнца, продемонстрировать кое-что интересное. После этого краткого выступления Бризант пригласил меня к столу. Он отодвинул свой стул немного в сторону, давая мне место.

Я установил маленький, компактный магнитофон на столе и сказал:

— Многоуважаемые граждане! Я собираюсь продемонстрировать вам магнитофонную запись. Я не могу вам объяснить, как она попала ко мне в руки, и я не хочу вам говорить, где была сделана эта запись. Боюсь, что запись сама скажет за себя. Я только хочу уверить вас, что она подлинная, что это было записано здесь, на Вилле. Предмет беседы, которую вы сейчас услышите, это убийство одного из ваших сограждан Джильберто Рейеса.

Следы недовольства сразу как водой смыло. Даже мое краткое вступительное слово вызвало небольшую панику. Я посмотрел на лица и увидел слева от себя пожилого мужчину с ястребиным носом, а справа от себя старого мафиози Диджиорно, он же Пит Лекки.

Когда я взглянул на него, его глаза буквально впились в меня. Смертельную ненависть увидел я в этих старых глазах и почувствовал дуновение смерти.

Диджиорно отлично знал, что записано на этой пленке. И если он был одним из семи собравшихся гангстеров, то я позавидовал его выдержке.

Я продолжил:

— В ходе записанной беседы вы услышите о том, что следует убрать человека по имени Скотт. Этот человек — я.

На этот раз все сидели тихо.

— Кое-что из беседы не годится для нежных ушей. Я упоминаю об этом потому, что среди слушателей есть дамы.

Рядом с Лукрецией на скамейках для зрителей сидели две дамы: миссис Блессинги еще одна женщина лет пятидесяти, которая принесла с собой вязание.

Миссис Блессинг осталась сидеть, но оглянулась. Что она искала? Выход? Или шефа своего предприятия?

Я нажал на клавишу своего магнитофона.

Глава 12

Последующие шесть минут в зале был слышен только магнитофон. Никто не ерзал на сиденьях, все внимательно и тихо смотрели на маленький аппарат, и я должен признать, что запись этого разговора была словно разорвавшаяся бомба, поскольку все звучало правдиво и неприкрашенно.

И вот прозвучали заключительные реплики, и я остановил магнитофон. Надев на него чехол, я отправился обратно к скамье для слушателей. Сел рядом с Лукрецией.