Ричард Пратер - Больше, чем страх Страница 15

Зная наверняка, что останусь незамеченным, я отодвинул от лица штору и впился глазами в экран. Правой ногой я нащупал розетку с воткнутой в нее вилкой, а левой — наступил на тянущийся от работающего кинопроектора провод, приготовившись тотчас обесточить его, если на экране вдруг появится графиня или хотя бы кадры, которые показывал мне Амадор. Я должен был выдернуть вилку из розетки прежде, чем генерал или кто-нибудь из компании успеет рассмотреть действующих лиц. Если раньше я больше думал о том, какую страшную роль может сыграть ролик кинопленки в судьбе бедной графини, то теперь мне не давала покоя мысль о том, какой удар получит Лопес, увидев свою обнаженную жену в объятиях любовника. Я вынул из кобуры свой кольт и замер в напряженном ожидании.

Фильм, с которого начался показ, оказался не тем, за которым я охотился, и тут я вспомнил о жестяной кассете в руке со шрамом. Похоже, эта принесенная кем-то кинопленка и была предметом моих поисков. К моему удивлению, фильм, кадры которого мелькали на экране, был отснят профессиональнее, чем я ожидал. Его незамысловатый сюжет вполне соответствовал запросам мужчин, пришедших посмотреть порнуху. Помигивающий свет луча кинопроектора, мягкое жужжание аппарата действовали завораживающе. Зрители, сидящие на кушетках и подушках, потягивали виски со льдом и чуть слышно перешептывались друг с другом. До меня долетали отдельные испанские слова, которых я, увы, не понимал.

Фильм закончился, и слева от меня кто-то зашевелился. Это оказалась моя малышка, которая, словно тень, отделившись от стены, подошла к проектору. В его мерцающем свете обнаженное тело девушки отливало неоном. Она со знанием дела нажала на нужную кнопку и, когда кинопленка перемоталась на пустую бобину, сняла ее и вставила в проектор фильм из кассеты, которая лежала поверх остальных. Затем малышка запустила аппарат и отошла к стене. Крепко сжав в руке револьвер, я ощутил сухость в горле и, как только замелькали первые кадры, впился глазами в экран.

Глава 7

Как ни готов я был увидеть знакомые мне по фотографиям сцены, первые фрагменты фильма все же застали меня врасплох. Сейчас, прячась за шторой, я неустанно говорил себе, что не имею права на ошибку, что фильм, которым шантажировали графиню, никто не должен увидеть. То, что сейчас на экране должна появиться сеньора Лопес, сомнений у меня не вызывало. Однако я не ожидал, что это произойдет так скоро.

И вот я увидел сцену, запечатленную на фотографии: стоящая спиной к объективу камеры брюнетка с высоко зачесанными наверх волосами, в которых поблескивает гребень, и приближающийся к ней мужчина в темном халате. Графиня снимает с себя блузку, бросает ее на пол, затем начинает расстегивать «молнию» на юбке. Когда юбка, скользя по бедрам, опустилась до колен, графиня стала медленно поворачиваться лицом к зрителям. Медлить больше было нельзя: буквально через мгновение лицо сеньоры Лопес появится на экране. Я поддел правой ногой шнур кинопроектора, выдернув вилку из розетки.

В комнате тут же стало темно и на пару секунд воцарилась тишина. Затем послышались недовольные голоса, кто-то громко воскликнул: «Ai Chihuahua!»[20] Я быстро сунул револьвер обратно в кобуру — то, на что я решился, можно было сделать только двумя руками — и, сделав прыжок, вмиг оказался у проектора. Выдернув кинопленку из лентопротяжной дорожки, я сорвал с верхнего кронштейна бобину и начал наматывать на нее уже просмотренный кусок фильма. Из дальнего угла раздались возмущенные мужские голоса, а рядом со мной послышался женский вопль. Кто-то в темноте наткнулся на меня и выругался по-испански. В глубине комнаты вспыхнуло пламя от зажигалки. Мужчина, оказавшийся рядом со мной, громко вскрикнул и попытался схватить меня. Держа в одной руке перемотанную бобину, я кулаком другой нанес ему сильный удар в живот. Мужчина согнулся, свалился на пол, снова закричал и попытался подняться. Я кинулся к окну и, нащупав плотно задернутые шторы, стал шарить по ним рукой. Наконец мне удалось их раздвинуть, и слабый свет с улицы проник в комнату. В этот момент добравшийся ползком до окна мужчина попытался схватить меня за ногу. Отдернув ногу, я оттолкнул его и выпрыгнул на балкон. В тот момент, когда я перелезал через перила, в комнате загорелся свет.

Я повис, продолжая держаться за перила одной рукой, а потом отпустил ее. Едва ноги коснулись газона, я кинулся бежать. Из окна борделя раздался выстрел, и рядом со мной в поросшую травой площадку перед домом впилась пуля. Не обращая внимания на дождь, заливавший мне лицо, я несся как угорелый.

Оказавшись на улице, я на ходу постарался намотать на бобину развевающийся за моей спиной конец пленки, Миновав два квартала, я остановился около «Фронтон-Паласа» и прислушался. До меня донеслись шлепающие звуки шагов по залитому дождем тротуару. Я оглянулся и увидел, как вспыхнули передние фары стоявшей напротив борделя машины. Затем она съехала с тротуара и, развернувшись, на большой скорости понеслась в мою сторону. Тотчас на улицу с лужайки перед домом выбежал человек и, увидев меня, помчался вслед за машиной.

Справа от меня, за углом, находился вход во «Фронтон-Палас». Я обежал здание и, не сбавляя скорости, устремился к центральному подъезду. За моей спиной послышался скрежет тормозов и шуршание шин. Освещаемый фарами автомобиля, я подбежал к крыльцу и одним махом взлетел на ступеньки.

— Быстро, один билет, — сказал я девушке, сидевшей в кассе, и услышал, как хлопнула дверь подъехавшей к зданию автомашины.

Она сунула мне голубоватого цвета билет, который я тотчас предъявил контролеру. Не дожидаясь, когда он оторвет талон, я быстро прошмыгнул мимо него в дверь. Мне было слышно, как контролер что-то сердито пробормотал мне вослед. Пробравшись сквозь толпу людей, сновавших по коридору, я бросился в открытую дверь и, оказавшись на уровне первого ряда зрительских трибун огромного спортивного зала, свернул влево. Болельщики, сидевшие на трибунах, ревели так, словно старались переорать друг друга. Справа от меня, в центре зала, располагалась большая спортивная площадка длиной в две гандбольные. С торцов ее огораживал высокий зеленый барьер. На высоте четырех футов от пола по барьеру проходила красная полоса. Спортивную площадку от неистовых фанатов — а их было не менее тысячи — отделяла массивная металлическая сетка.

В восьмом ряду я заметил свободное сиденье и, пробравшись к нему, развернулся и с трудом втиснулся между двумя орущими мексиканцами. Место, естественно, оказалось не мое, но искать свое времени у меня не было. Едва усевшись, я посмотрел на вход, через который только что вбежал в зал, и увидел там безусого мексиканца с длинными баками. Это был приятель генерала, большой любитель щипать женщин. Он суровым взглядом всматривался в сидящих на трибуне зрителей. На его лице я заметил кровоподтек и понял, что я, после того как врезал ему кулаком в живот, долбанул его ногой по лицу. Не удивительно, что именно этот ублюдок кинулся меня догонять. Вспомнив искаженное болью личико моей малышки, я пожалел, что не дал ему посильнее. Затем мое внимание привлекла игра, и я, наблюдая за ней, краем глаза следил за мужчиной с баками.

А тем временем на площадке команда «серых» выигрывала у «синих» со счетом 28:26. Букмекеры, стараясь перекричать ревущих болельщиков, предлагали делать ставки, которые по ходу игры непрерывно менялись. Зрители орали словно бешеные. Они вкладывали деньги в теннисные мячи с надрезом, бросали их букмекерам, а те, поймав, вынимали из мячей купюры, всовывали в них квитанции и кидали обратно. Тем временем у входа в зал появился мужчина, и, заметив того, с баками, подошел к нему, и что-то сказал. Гнавшийся за мной по улице сунул руку себе под пиджак и потрогал подмышку. Я мог побиться об заклад, что там у него был пистолет. Он явно горел желанием пристрелить того, за кем гнался. Перебросившись парой фраз, мой преследователь, вглядываясь в лица болельщиков, двинулся вдоль первого ряда трибун. Думаю, в полумраке зала ему не удалось бы разглядеть меня, если бы я не был блондином. В массе черноволосых болельщиков я должен был выглядеть как апельсин на снегу. Кроме того, все вокруг орали, делали ставки, а я сидел словно замороженный.

Над площадкой из одного ее конца в другой летал белый мяч. Он ударялся о деревянный щит, а один из четырех игроков, поймав его при отскоке в нечто вроде сачка, бежал вместе с остальными игроками к противоположному щиту и бросал в него мяч. За каждый пойманный мяч команде начислялось очко. Я взглянул на табло. На нем уже светился счет 29:26 в пользу «серых». Поняв, что сижу в окружении болельщиков «серых», я решился на отчаянный шаг.

— «Синие», давай! — чтобы выглядеть как можно естественней, заорал я и крепко выругался.

Мой вопль на английском привлек внимание мексиканца с баками. Он поднял глаза, бросил взгляд на восьмой ряд, откуда только что прокричали, но меня, к моему сожалению, так и не заметил.