Алистер Маклин - Страх — это ключ Страница 16

Она, казалось, была сделана из мостовых балок и, похоже, предназначалась для меня.

Мы вернулись в первую комнату, и Яблонски потребовал, протянув руку:

— Ключи, пожалуйста.

Дворецкий заколебался, с неуверенностью посмотрел на него, затем, пожав плечами, отдал ключи и направился к двери.

— У меня в руке маузер, приятель, хочешь, чтобы я пару раз врезал им тебе по башке? — весело спросил его Яблонски.

— Боюсь, что не понимаю вас, сэр.

— Сэр? Это хорошо. Не ожидал, что в библиотеке тюрьмы «Алькатрас» есть книги о манерах дворецких. Третий ключ, приятель, — от двери из комнаты Толбота в коридор.

Дворецкий сердито посмотрел на него, отдал третий ключ и вышел. Не знаю, какую книгу о манерах дворецких он читал, но он явно пропустил в ней главу о закрывании дверей, хотя такую массивную дверь нелегко закрыть.

Яблонски, ухмыльнувшись, захлопнул дверь, задернул шторы, быстро проверил, нет ли в стенах глазков, и подошел ко мне. Пять или шесть раз он ударил своим здоровенным кулаком по толстенной пальме, пнул ногой по стене и постучал по креслу так, что звуки ударов потрясли комнату, затем произнес не очень нежно и не очень громко:

— Это всего-навсего маленькое предупреждение, скажем так, чтобы ты даже не пытался повторить со мной таких штучек, как с Ройалом. Только пошевели пальцем, и тебе покажется, что на тебя обрушилось здание «Крайслер». Ну, пришел в себя?!

Я замер, замер и Яблонски — в комнате наступила тишина. Мы напряженно прислушивались. Из-за своего плоскостопия и сопения, которое издавал перебитый нос, дворецкий не подошел бы на роль последнего из Могикан, и лишь когда он отошел футов на двадцать от двери, ковер заглушил его тяжелые шаги по коридору.

Яблонски достал ключ, бесшумно открыл наручники, положил их в карман и пожал мне руку так, как будто хотел сломать мне все пальцы. По крайней мере мне так показалось, но моя улыбка была такой же широкой, как у Яблонски. Мы закурили и с зубочистками в руках начали обшаривать обе комнаты в поисках подслушивающих устройств.

Их было полно.

Ровно через сутки я забрался в спортивную машину, в которой оставили ключи от зажигания. Машина стояла ярдах в 400 от ворот виллы генерала. Это был «шевроле-корвет». Такую же машину я угнал днем раньше, когда захватил Мери Рутвен в заложницы.

От вчерашнего дождя не осталось и следа — на голубом небе весь день не появилось ни облачка. А для меня это был очень длинный день. Я лежал в одежде, прикованный наручниками к железной кровати целых двенадцать часов, а температура в выходящей на юг комнате с закрытым окном поднималась до ста градусов но Фаренгейту в тени. Жара и дремотное бездействие — это как раз то, что нужно галапагосской черепахе. Это сделало меня таким же вялым, каким становится подстреленный кролик. Меня продержали в комнате весь день. Яблонски приносил мне пищу, а сразу после обеда он привел меня к генералу, Вайленду и Ройалу, чтобы они могли убедиться в том, какой он хороший сторож и что я относительно здоров. Именно относительно: для усиления эффекта я в два раза сильнее хромал и залепил пластырем подбородок и щеку.

Ройал не нуждался в таких средствах, чтобы показать, что побывал в переделке. Сомневаюсь, что промышленность выпускает пластырь такой ширины, чтобы закрыть им синяк на его лбу. Его левый глаз отливал таким же сине-фиолетовым цветом, что и синяк, и полностью закрылся. Да, хорошо я поработал, но так же хорошо я знал, что, хотя его взгляд снова стал пустым и отрешенным, он не успокоится, пока не поработает надо мной еще лучше. И навсегда.

Ночной воздух отдавал прохладой и морем. Я опустил складной верх и поехал на юг, откинувшись на сиденье и подставив для прочистки мозгов лицо под набегающий поток воздуха. Не только жара затуманила мне голову — я так много спал в этот влажный и жаркий денек, что теперь расплачивался за это.

Но, с другой стороны, мне не придется много спать этой ночью. Раз или два я вспомнил о Яблонски, этом огромном улыбчивом человеке с желтовато-смуглым лицом и обаятельной широкой улыбкой, сидевшем в своей комнате и усердно и торжественно охранявшем мою пустую спальню со всеми тремя ключами в кармане; Я нащупал в своем кармане дубликаты ключей, которые Яблонски сделал утром, прогулявшись в Марбл-Спрингз. Да, сегодня утром у него было много дел.

Но я выбросил мысли о Яблонски из головы — он может позаботиться о себе лучше, чем кто-либо другой. Меня самого сегодня ночью ждало много неприятностей.

Последние лучи ярко-красного заката исчезли с напоминавших красное вино вод Мексиканского залива на западе, и на высоком небе высыпали звезды, когда я увидел зеленый огонек справа от шоссе. Я проехал мимо него, затем мимо второго, а около третьего резко повернул направо к маленькому каменному причалу, потушив фары еще до того, как подъехал к стоявшему неподвижно около причала крупному мужчине с крохотным фонариком в руке.

Он взял меня за руку — ему пришлось сделать это, поскольку я ничего не видел, ослепленный фарами «корвета», — и, не говоря ни слова, повел вниз по деревянной лестнице через плавучий причал к чему-то темному, длинному, что мягко покачивалось на волнах. Теперь я видел уже лучше, поэтому смог ухватиться за опору и спрыгнуть на суденышко без посторонней помощи. Меня встретил маленький коренастый мужчина:

— Мистер Толбот?

— Да. А вы капитан Займис?

— Джон, — маленький человечек хихикнул и пояснил с мелодичным акцентом:

— Мои ребята смеются надо мной. «Капитан Займис, — говорят они, — как поживает сегодня „Куин Мери“ или „Юнайтед Стейтс“?...» Типичные современные дети. — Он вздохнул с притворной печалью. — Думаю, Джона вполне достаточно для капитана маленького «Матапана».

Я глянул через его плечо на «детей». Они казались лишь темными пятнами на фоне чуть более светлого неба, но все же я смог разобрать, что каждый из них был ростом около шести футов и имел соответствующее телосложение. Да и «Матапан» был не таким уж маленьким — футов сорока длиной, с двумя мачтами с необычными поперечными и продольными реями на высоте чуть выше человеческого роста. Команду составляли греки, и если «Матапан» не был полностью греческим судном, то уж построили его греческие мастера, осевшие во Флориде с явным намерением строить такие посудины для ловли губок. По красивым мягким линиям и задранному носу Гомер без труда узнал бы в нем прямого потомка галер, которые в незапамятные времена бороздили залитые солнцем просторы Эгейского моря. Меня внезапно наполнило чувство безопасности и признательности за то, что я нахожусь на борту такого суденышка в компании таких людей.

— Хорошая ночка для предстоящей работы, — сказал я.

— Может, хорошая, а может, и нет, — в голосе капитана Займиса уже не чувствовалось юмора. — Я не считаю ее хорошей. Это не та ночь, которую выбрал бы капитан Займис.

Я не стал говорить ему, что у нас не было выбора, а просто спросил: Слишком ясно, да?

— Да нет, не в этом дело. — Он отвернулся на мгновение, отдал какое-то распоряжение на непонятном языке, который мог быть только греческим, и команда забегала по палубе, отдавая швартовы. И снова повернулся ко мне:

— Извините, что разговариваю с ними на нашем старом языке. Эти трое парней и полугода не прожили в этой стране. Мои сыновья не хотят нырять. Слишком тяжелая эта жизнь говорят. Поэтому приходится нанимать молодых ребят в Греции... Мне не нравится погода, мистер Толбот, — слишком хорошая ночь.

— Именно это я и сказал.

— Нет, — он энергично покачал головой, — слишком хорошая. Воздух слишком неподвижен. А легкий бриз? Он же дует с норд-веста. Это плохо.

Сегодня вечером солнце просто пылало на небе. Это тоже плохо. Чувствуете, как маленькие волны раскачивают «Матапан»? Когда погода хорошая, маленькие волны плещут о корпус каждые три секунды, может, четыре. А сегодня? — он пожал плечами. — Двадцать секунд, ну, может, пятнадцать. Сорок лет я выходил в море из Тарпон-Спрингз. Знаю здешние воды, мистер Толбот, и не совру, если скажу, что знаю их лучше, чем кто-либо другой. Сильный шторм идет.

— Сильный шторм? — Когда речь заходит о сильном шторме, я не больно-то воображаю из себя. — Передали предупреждение об урагане?

— Нет.

— Такие признаки всегда появляются перед ураганом?

— Не всегда, мистер Толбот. Однажды, лет пятнадцать назад, передали штормовое предупреждение, но на море не было никаких признаков. Ни одного.

Рыбаки с Саут-Кайкоса вышли в море. Пятьдесят человек утонуло. Но когда такие признаки налицо в сентябре, то ясно: надвигается сильный шторм.

Всякий раз так случалось.

Да, сегодня ночью никто не собирался подбадривать меня.

— Когда разразится шторм? — спросил я.

— Может, через восемь часов, а может, и через сорок восемь — я не знаю. — Капитан указал на запад, откуда медленно катились длинные маслянистые волны. — Но придет он оттуда... Вы найдете свой резиновый костюм внизу, мистер Толбот.