Дело по обвинению. Остров Медвежий - Эван Хантер Страница 16

– Почему же ты тогда не повесил замок на рубашку?

– На рубашке мне замок не нужен.

– А почему ты не повесил замок на трусы?

– Почему бы тебе не заткнуться? – в тон ему ответил Хэнк. Он уже начинал дрожать от страха. «Я не боюсь», – твердил он себе.

– Почему ты не повесил его себе на нос?

– Отстань, надоело, – ответил Хэнк.

– В чем дело, Хэнк? Ты что, нервничаешь из-за этого замка?

– Вовсе я не нервничаю. Просто не хочу больше об этом говорить. Ясно?

– А я хочу говорить об этом, – сказал Бобби. – Во всяком случае, давай хоть посмотрим этот проклятый замок. – Он наклонился к Хэнку и протянул руку, готовый дотронуться до замка и рассмотреть его поближе. Хэнк немного отодвинулся.

– Не тронь, – сказал он. Почему Бобби не хочет оставить его в покое? Он вновь почувствовал дрожь и сказал себе, что не боится, но мысленно он все же боялся и ненавидел в себе этот страх. И ненавидел Бобби. Он видел, как на лице этого старшего по возрасту парня появляется угрожающая ухмылка.

– В чем дело? Мне что, нельзя даже до него дотронуться?

– Да, нельзя, – сказал он. «Ну, оставь, перестань, – мысленно говорил сам себе Хэнк. – Зачем же драться? Перестань.»

– А в чем дело? Он что, из золота?

– Да, из платины. Убери руки.

– Я только хотел на него посмотреть.

– Ты сказал, что тебе не нравится на него смотреть. Ну, и не трогай. Посмотри-ка лучше еще куда-нибудь. Почему бы тебе не пойти и посмотреть, что за углом делается?

Замок свисал с брючной петли на цепочке. Бобби посмотрел на него, а потом вдруг рванулся к Хэнку, схватил рукой замок и потянул, разрывая петлю и крепко сжимая его в стиснутом кулаке. Первое мгновение Хэнк был настолько потрясен, что даже не двинулся с места. Бобби между тем продолжал тащить замок и ухмыляться. Вызов был брошен. Немного поколебавшись, Хэнк вскочил на ноги весь дрожа, отчаянно пытаясь сдержать нахлынувшие слезы.

– Отдай мой замок, – сказал он.

Бобби тоже вскочил. Он был на голову выше Хэнка и вдвое шире его в плечах.

– В чем дело? – с деланным изумлением спросил он.

– Отдай мой замок, – повторил Хэнк.

– А я думаю бросить его в водосточную канаву вместе с цепочкой, – ответил Бобби и сделал шаг по направлению к люку, не понимая, что в этот момент он держал в своем кулаке сердце Хэнка, его индивидуальность, его существование и даже жизнь. Он, конечно, понимал, что Хэнк боится его. Этот страх он мог прочитать в дрожащем, узкогрудом теле Хэнка, по напряженному старанию, с которым тот попытался совладать со своим лицом, по его влажным, вот-вот готовым поддаться потоку слез, глазам. Но Бобби не знал, что он держит в своей руке нечто драгоценное, придающее человеку смысл и значение в лабиринте бетона и асфальта. Он не знал всего этого до тех пор, пока Хэнк не ударил его.

Ударил он Бобби очень сильно, так сильно, что у того из носа мгновенно потекла кровь. Глаза Бобби расширились от изумления. Тогда Хэнк ударил его второй раз, а затем еще и еще, а Бобби, пока его бил Хэнк, пытался понять, что с ним происходит. От сильного удара Бобби упал на горячий асфальт тротуара. Хэнк навалился на него и Бобби почувствовал, как пальцы противника крепко сомкнулись вокруг его гортани. На одно мгновение он с ужасающей ясностью понял, что Хэнк сейчас задушит его до смерти.

– Да отдай ты ему этот замок, Бобби, – сказал один из мальчиков.

Бобби, стараясь увернуться от крепких, как тиски, пальцев Хэнка, задыхаясь и отчаянно мотая головой, промычал:

– Да возьми ты его, на, возьми...

Он разжал кулак и замок упал на тротуар. Хэнк быстро схватил его. Он крепко стиснул его обеими руками, и только тут слезы потоком хлынули по его щекам. Заикаясь, он сказал:

– Зачем, зачем тебе надо было связываться со мной?

– Иди домой, Бобби, – сказал один из мальчиков. – У тебя весь нос в крови.

Таков был конец этой драки, последняя неприятность, которую ему пришлось вынести из-за Бобби. С тех пор он перестал носить этот замок. С того памятного дня он начал носить с собой нечто другое: сознание собственного страха и сознание того, что пойдет на что угодно, лишь бы не показать никому этот страх.

* * *

– Папа?

Он повернул голову и не сразу узнал стоявшую перед ним взрослую девушку: длинные светлые волосы, женский вопрошающий взгляд, крепкая грудь, узкая талия и длинные ноги. «Моя дочь? – подумал он. – Уже женщина? Разве ты не сидела совсем недавно у меня на коленях, Дженни? Когда же ты успела присоединиться к этому таинственному клану?»

– Что с тобой, папа? – спросила Дженни и в ее голосе прозвучала тревога.

– Ничего, – ответил он. – Я просто решил выкурить сигарету перед тем как лечь.

– Какой хороший вечер, – сказала Дженни и, сев рядом с ним на ступеньку, натянула юбку на колени.

– Да. – Он помолчал. – Ты сейчас от Агаты?

– Да. Ребята все еще там, но я ушла. Была такая скучища. – Она помолчала. – И Лонни не было.

– Лонни?

– Ну да, Лонни Гейвина.

– Ах, да!

Несколько минут они сидели молча.

– Какой хороший вечер! – повторила Дженни.

– Да.

И опять наступило молчание.

– Ты... ты никого не встретила на улице? По дороге домой? – спросил он.

– Кого?

– Ну каких-нибудь ребят?

– Нет. Никого.

– Тебе не следует гулять одной ночью, – сказал он.

– Ну, на нашей улице бояться нечего, – ответила она.

– И все-таки...

– Не беспокойся, – сказала она.

И опять они замолчали. У него было странное ощущение, что Дженни хочет с ним поговорить. Он чувствовал, что им обоим было бы не худо поговорить по душам, но вместо этого они сидели, как чужие, незнакомые люди на маленькой железнодорожной станции в зале ожидания, и неловко молчали.

Наконец Дженни поднялась и разгладила юбку.

– Мама еще не спит? – спросила она.

– Нет, – ответил он.

– Пойду-ка выпью с ней молочка на ночь, – сказала Дженни и ушла в дом.

А он остался сидеть один в темноте.

На следующее утро в девять часов он начал свой рабочий день с того, что попросил о круглосуточной полицейской охране своего дома.

Глава 5

Кондитерская, грязноватая и запущенная, все же казалась уютной. Хотя помещение