Микки Спиллейн - Мой револьвер быстр Страница 17

Я огляделся еще раз, внимательно всматриваясь в почерк обыска. Взяли фотографии — но искали что-то еще, что-то очень маленькое. Из чернильницы были вылиты чернила, и я вспомнил пустую перечницу и солонку на кухне.

Конечно, все просто. Я поднял руку и улыбнулся кольцу.

— Они еще вернутся, — сказал я ему. — На этот раз ты им не досталось, и они еще вернутся. А мы будем ждать.

...Из забытья меня вывел комариный писк телефона. Из трубки донесся голос Пата.

— Что там?

— Хотел тебе сообщить: мы снова все проверили. Сходится. Осталось только разобраться с этой предсмертной запиской. У тебя была какая-то идея... просто ума приложить не могу.

Я ответил устало:

— Расспроси ее друзей. Не заговаривала ли она когда-нибудь о самоубийстве? Возможно, прежде она думала о нем и даже написала записку.

Кто-то отговорил ее, а записку приберег — на будущее.

— Ты подумал обо всем.

— Если бы.

— Я изложил наши соображения районному прокурору. Он считает их досужим вымыслом.

— А ты как думаешь?

— Я думаю, ты поймал змею за хвост.

— Это единственно безопасный способ.

— Надеюсь ты прав. Продолжаем игру, Майк?

— Конечно, малыш. Я дам тебе знать, когда появится что-нибудь новенькое. Как сейчас: у меня распотрошили квартиру. Искали кольцо Нэнси.

Не нашли, но забрали те фотографии, что я взял у блондинки.

— Дьявол! — взорвался Пат. — Почему ты их не спрятал?!

— Конечно, я запру двери конюшни после того, как лошадь украдена... Я бы и не знал, что они для кого-то важны, если бы их не унесли. Я не жалею.

Им нужно было кольцо, зачем — вот вопрос.

— У меня тоже есть новости, — помолчав, заметил Пат. — Я получил ответ из больницы в Чикаго.

Я стиснул трубку.

— Ну?

— Нэнси Сэнфорд лежала там четыре года назад. Не замужем, имя отца сообщить отказалась. Ребенок был мертворожденный. Никто не знает, куда она делась потом.

Мои руки дрожали, голос упал почти до шепота, когда я благодарил его.

На прощание он сказал:

— А кольцо... Отдай его лучше мне, Майк.

Я Рассмеялся.

— Черта-с-два. Случай Нэнси все еще числится самоубийством в твоих книгах. Вот когда он станет убийством...

Пат начал спорить, но я перебил его.

— Что ты собираешься делать с Мюррем?

— Его сейчас взяли в клубе. Везут сюда. Слушай, насчет кольца. Я хочу...

Я выпалил «спасибо» и бросил трубку. Мюррея собираются допросить.

Значит, у меня есть по меньшей мере два часа, хотя у него хороший адвокат и нужные связи. Времени достаточно.

Глава 9

Мюррея Кандида можно было разыскать по двум адресам: в клубе и дома, в респектабельной части Бруклина. По домашнему телефону ответил дворецкий, который с британским акцентом сообщил, что мистера Кандида нет и не ожидается до ночи, но он может передать все, что требуется. Я попросил его не беспокоиться и повесил трубку.

Дворецкий. Золотые канделябры и редкие китайские вазы.

Я опустил руку на диск и, подумав, набрал номер Лолы. Она сразу узнала мой голос.

— Привет, милый. Ты где?

— Дома.

— Я тебя увижу?

Буквально от нескольких ее слов у меня на душе становилось легко и свободно.

— Немного позже. Сейчас я по уши в делах. Может, понадобится и твоя помощь.

— Конечно, Майк. Что?..

— Ты знаешь Энн Минор? Она работала у Мюррея.

— Естественно. Не один год. А что?

— Она мертва.

— Нет!

— Да. Убита, и я знаю, почему. За это дело взялась полиция.

— О! Майк... почему так происходит? Энн не была... одной из нас. Она ничего... Всегда пыталась помочь... О, Майк, почему? Почему?

— Успокойся, дорогая. Сейчас важное другое: где у Мюррея может быть квартира? Не дом в Бруклине, а просто место для развлечений или деловых встреч?

— У него был уголок в Виллидже. Но я не уверена, что он сохранил его за собой. Мюррей регулярно менял такие квартиры, потому что не любил подолгу засиживаться в одном месте. Хотя Виллидж как район ему всегда нравился. Я... была там однажды... на вечеринке. Майк, я не хочу вспоминать.

— И не надо. Примерно, где это?

Она дала мне координаты, и я записал их.

— Тебе придется расспрашивать. Я могу тебе помочь, но...

— Сиди смирно, сам найду. Вовсе незачем рисковать тобой.

— Хорошо, Майк. Пожалуйста, будь осторожен. Береги себя.

Я улыбнулся.

— Обещаю, милая. Я тебе позвоню потом, чтобы ты знала, что все в порядке.

— Буду ждать.

Вечер уже вступил в свои права, когда я кончил одеваться: одел сшитый на заказ костюм уже с местом для кобуры и, предусмотрительно набив карманы сигаретами, набросил на себя плащ, который вытащил из-под кучи вещей.

В последний раз оглядев кавардак, я вышел за дверь и спустился в гараж. Дождь усилился и косыми струями рассекал воздух, разбиваясь на тротуарах и загоняя пешеходов под крыши. Машины двигались медленно, склонившиеся над рулем водители внимательно смотрели на дорогу и только быстро и неутомимо, как возбужденные клопы, бегали по стеклам щетки стеклоочистителей.

Я свернул на Бродвей, входя в основной поток автомобилей к центру.

Улицы совсем опустели, даже такси предпочитали пережидать под навесами стоянок. Иногда из распахнувшейся двери салуна кто-нибудь выбегал и, с газетой над головой, стремительным броском несся к другому бару или к метро. Но если и можно было обнаружить в Виллидже жизнь в тот вечер, то только под крышей.

Неподалеку от места, которое обозначила Лола, находилось заведение под названием «Моника». Красная неоновая вывеска мерцала сквозь дождь, и, проезжая мимо, я разглядел бар с горсткой посетителей, уныло склонившихся над выпивкой. Что ж, с таким же успехом можно начать и отсюда.

Я поставил машину, поднял воротник плаща и побежал, преодолевая ощутимое сопротивление стены дождя. Пока добежал, брюки промокли насквозь, в ботинках хлюпало.

Головы в баре, как по взмаху дирижерской палочки, развернулись в мою сторону. Три парня, пойманные здесь в ловушке равнодушно отвели глаза. Две дамы, интересующиеся более друг другом, чем мужчинами, вернулись к томным чувственным взглядам и пожиманиям ног. Две другие милашки расплылись в зазывных улыбках, готовые бороться за права на вновь прибывшего. «Моника» обслуживала самую пеструю клиентуру.

За стойкой красовался здоровый жирный тип со шрамом на подбородке.

Одно его ухо, размером с клецку, окраской и формой смахивало на цветную капусту. Вряд ли это его зовут Моника. Он поинтересовался, что я закажу. Я попросил виски.

— Все меняется, — прокаркал он, брезгливо скривив рот. — Все шиворот-навыворот. — Лесбиянки метнули на него по растерянному взгляду и оскорбленно отвернулись. — Там, где я работал раньше, девочки готовы были передраться за парня. Здесь дамы не думают ни о чем, кроме дам.

— Верно, в них нет ничего. женского, — поддакнул я.

— Там, дальше, есть парочка нормальных. Пойди, может понравится.

Он по-дружески кивнул, и я, взяв стакан, прошел в дальний конец помещения. Там действительно сидела пара деток, только они были уже заняты. Две женщины в костюмах мужского покроя развлекали их лучше, чем это удалось бы мне.

Поэтому я сел в одиночестве за столик у пианино и стал за ними наблюдать. От стойки оторвался один из парней и с самодовольной ухмылкой сел напротив меня.

— Не правда ли, бармен слишком старомоден?

Я хмыкнул и отхлебнул виски. Эти типы действуют мне на нервы.

— Вы не местный?

— Нет.

— Из центра?

— Да.

— А-а — Он нахмурился. — Уже... свидание?

Парень явно напрашивался на неприятности, но я передумал и объяснил:

— У меня встреча с Мюррем Кандидом. Он сказал мне, где живет, да я запамятовал.

— Мюррей? Это мой лучший друг! Но он недавно снова переехал. Джордж говорил, что теперь куда-то к бакалейному магазину, в двух кварталах к северу. Вы давно его знаете? Я на прошлой неделе... почему же вы уходите... мы еще не...

Я даже не оглянулся. Если эта гнилушка посмеет пойти вслед за мной, пусть пеняет на себя. Бармен прочирикал мне вслед, что подобная публика мешает бизнесу. Согласен.

Я медленно проехал по улице, развернулся и поехал обратно. В магазине было темно, как и в окнах наверху. У тротуара стояло несколько машин, я втиснулся между ними, и переждав, пока пара педерастов не затерялась в дожде, вошел в подворотню магазина — будто бы прикурить, но больше для того, чтобы оглядеться. Ничего не было видно. Я толкнул дверь, поддавшуюся под моей рукой. На виду висели два почтовых ящика. На одном было написано:

«Байл». это же имя на вывеске магазина. Другой был без надписи и относился к квартире наверху. Вот оно...

Через несколько минут мои глаза привыкли к темноте, и я увидел ступени, дряхлые и шаткие, покрытые вытертым ковром. Я старался подниматься как можно осторожнее, но лестница вес равно скрипела. Узкую площадку второго этажа украшала рассохшаяся дверь с табличкой «Байл».