Картер Браун - Леди доступна Страница 17

«Это все его вина! — повторял Деккер. — Это он натравил меня на Джорджа, его — на меня и Кента Вернона — на нас обоих. Если мы все должны умереть, будет справедливо, если и он отправится с нами».

Последний узел был развязан. Хильда упала в мои объятия. Я поставил ее на ноги и попросил подождать на крыльце, пока я снова не выйду из дому.

То, что я увидел в гостиной, подтвердило слова Деккера о судьбе Майера. Наверху в спальне лежало тело Жанин Майер. Хильда только забыла упомянуть, что она была убита тем же способом, что и Хардейкр. Кто-то нанес ей несколько ударов в грудь острым предметом.

Я вернулся к Хильде. Вскоре мы увидели, как в аллею сворачивает машина.

— У меня есть кое-какие дела, милая. Шериф будет здесь через минуту. Расскажи ему все и поезжай ко мне домой.

— Как скажешь, Эл, — тихо согласилась она.

— Я не хочу сейчас встречаться с шерифом, — угрюмо пояснил я. — Если он спросит, почему я его не дождался, передай ему, что он был прав, и даже более чем прав.

— Что мне сказать, если он спросит, куда ты пошел?

— Скажи, что я отправился на свидание с постановщиком греческой трагедии. Глава 11

Я не заметил, как поднялся по длинной лестнице. Я спешил. Мои шаги эхом отдались на лестничной площадке, где находилась мастерская. Я обнаружил, что дверь еще не заперта. Можно было не стучать. Она, конечно, слышала, как поднимаюсь.

Белла сосредоточенно рисовала на новом холсте новую орхидею, голубую. Теперь она была в белом хлопчатобумажном халатике, скромно доходившем почти до колен. Но это не имело особого значения, ткань была такой тонкой, что в халатике девушка выглядела более обнаженной, чем без него.

Она медленно повернула голову. На скулах ее алел лихорадочный румянец. Она вся дрожала как натянутая струна. Облизнула пересохшие губы.

— Привет, Эл.

— Привет, Белла.

Я подошел к старинному дивану, присел и закурил.

— Поздно ты сегодня, — произнесла она нетвердым голосом.

— В ту первую ночь, когда ты известила нас об убийстве Хардейкра, — начал я ровным голосом, — Полник хорошенько рассмотрел тот портрет обнаженной и совершенно правильно решил, что она — доступная женщина. Сегодня, когда он вернулся днем от Майеров, я спросил, что он думает о заде Жанин Майер, и он ответил, что даже не заметил, что у нее там.

— Ты пришел сюда, Эл, для того, чтобы затеять серьезную дискуссию о задницах? — Она пыталась казаться веселой, но это ей не удавалось, — Там нарисована твоя спина, твой зад, и я даже думаю, что это твоя работа, Белла. Автопортрет Беллы Бертран сзади. Это Гил навел тебя на такую мысль?

— Да, — тихо призналась она.

— Нет, — возразил я. — Тебе это просто кажется.

— Что ты хочешь сказать?

— Все это придумал «Бог из машины». Гений, который пишет и ставит собственные трагедии, полные жизни и смерти, любви и отчаяния, сладости и ненависти. — Я посмотрел на ее побледневшее лицо и рассмеялся. — Ты все еще пытаешься уловить суть орхидеи?

— Эл! — нервно произнесла она. — Что с тобой? Ты сегодня какой-то странный.

— Сегодня, милая Белла, смерть играла со мной и выиграла. Я могу начать писать книгу о болоте или просто превратиться в желтый шарик гнили.

Я затянулся, бросил окурок на пол и придавил каблуком.

— Я хотел бы поговорить с постановщиком, — громко сказал я. — Покажись, выйди, где бы ты ни был! Я напряженно ждал, но ничего не происходило.

— Он где-нибудь прячется? — спросил я Беллу. — Ты разбила его очки и засадила его в туалет?

— О! — Ее глаза вспыхнули. — Ты имеешь в виду Ламми?

— Я имею в виду пресмыкающееся. Пресмыкающееся с любым именем. Я чуть не забыл спросить: сегодня он снова одолжил у тебя ножницы?

— Что? — спросила она с внезапной жестокостью.

— Те самые плохо заточенные ножницы, которыми он прирезал твоего любовника Гила Хардейкра. Ты этого не знала?

— Я… Я не была уверена, — прошептала она.

— Я думаю, что он должен был хотеть, чтобы ты была уверена. Он навязал тебе возможность тревожиться об этом всю оставшуюся жизнь, так могло поступить только пресмыкающееся. То же самое и с твоим автопортретом, мила Белла. У тебя были определенные отношения с Гилом Хардейкром, и он попросил тебя нарисовать автопортрет со спины. Ты, наверное, решила, что это будет шокировать.

— Это была пошлая шутка, — пробормотала она.

— Белла, однажды в твою жизнь заполз, как бездомный пес, Ламберт Пирс, так?

— Может быть. — Она стиснула пальцы. — Мне было жаль его.

— Это была его первая победа. Он приходил к тебе, и ты привыкла видеть его и говорить с ним. Ты демонстрировала ему свое замечательное тело, не задумываясь, но если бы он дотронулся до тебя хоть одним пальцем, ты завизжала бы на весь дом.

— Я не думала об этом.

— Он был мужчиной, — сказал я с горечью. — Несчастным, но мужчиной. Он не надеялся обладать тобой, но одно утешение у него было. Пока Хардейкр не переехал в квартиру напротив, Пирс был рядом с тобой. Пресмыкающееся должно было покончить с этим. Меня удивило, что Хардейкр пригласил пресмыкающеес на обед. Интеллектуально пресмыкающееся было на голову выше его, но именно Гил спал с тобой, и думаю, никогда не давал Ламми забыть об этом.

Он внушил Гилу эту идею об автопортрете. Он знал, что для Гила ты сделаешь это, а для него — никогда. Гилу это показалось забавным, тебе — пошловатым. Но пресмыкающееся получило картину и использовало ее в своих планах относительно других людей.

— Я не понимаю, Эл. — Белла оцепенело воззрилась на меня. — Ты говоришь о Ламми?

— Белла, ты должна понять, что такое это пресмыкающееся. Ты единственная, кого мне удалось спасти, а это много значит для меня, по причинам, которые пока опущу. Когда ты отдалась Гилу, пресмыкающееся решило, что вас нужно жестоко наказать. Он наказал Хардейкра, заколов его в безумной ярости. Он наказал тебя, использовав твои ножницы для убийства твоего любовника и выдав твою шутку с автопортретом за подлинное произведение Хардейкра, написанное с Жанин Майер. Он ловко разыграл все это. Но это было лишь частью его плана, касавшегося совсем других людей.

— Каких? — Глаза ее были широко раскрыты.

— Он знал, что ты не осмелишься признать, что обнаженная — твоя работа, что ты не захочешь вмешиваться во все это. Ведь это кровь, перечеркнувша картину, испугала тебя до смерти. Потом все вообразили, что именно Жанин Майер позировала Хардейкру обнаженной. Жанин протестовала, но никто ей не верил. Ты предположила, что у кого-то есть мотивы для убийства Хардейкра. Джордж Майер мог быть ревнивым мужем, Кент Верной — ревнивым любовником.

— Ты хочешь сказать, что все это — идеи Ламми? — недоверчиво спросила Белла. — Странная жестокость. Эти кровавые полосы на моем портрете… — Она поежилась. — Это приводит меня в ужас!

— Теперь о ножницах, — остановил я ее, — он никогда не вытирал их. И когда ты взяла их впервые, он сказал, что ими легко заколоть человека насмерть и что ржавчина на них выглядит как присохшая кровь.

Глаза Беллы еще более расширились, она медленно кивнула.

— Эл, если ты его так хорошо знаешь, — прошептала она, — то я поверю всему, что ты о нем скажешь.

— Его роман о болоте…

— Да. Все, кому он рассказывал, покатывались со смеху, пока Ламми сохранял абсолютную серьезность. Это стало чем-то вроде традиционной шутки в нашем кругу.

— Было хорошо, когда люди смеялись с ним. Но он решил, что они смеютс над ним. И это сделалось чем-то вроде теста для людей, которые невыносимо унижали его своим смехом. Он принимал жалость и милосердие по отношению к себе, это давало ему силу, приносило пользу.

— Ты превращаешь его в какого-то сверхъестественного монстра!

— Он именно таков!

— Почему ты пришел сюда, Эл? — вдруг спросила она. — Сейчас три часа ночи. У тебя должна быть серьезная причина.

— Здесь все началось, в этом доме. И здесь должно закончиться. Я думал, он будет ждать меня.

— Я не видела его целый день.

— Но твои ножницы опять пропали?

— Что?

Я закурил, наблюдая, как она сосредоточенно ищет ножницы в самых невероятных местах.

— Дорогая, ты не найдешь их!

Голова ее дернулась, словно голова марионетки.

— Что ты хочешь сказать, Эл? Ты пугаешь меня. Я напряженно прислушивался, и, когда наконец услышал то, что хотел, я просто не мог поверить.

— Ты слышишь, он поднимается по лестнице? — сказал я Белле. — Слышишь?

Он поднялся и замедлил шаг, теперь он ступал более отчетливо, словно желая сообщить о своем приходе. Белла втянула голову в плечи и задрожала.

Дверь приоткрылась, и показалась голова Ламберта, стекла очков искали Беллу. Он готовился к большой игре.

— Входите, Ламми, — мягко пригласил я. — Вам ведь больше некуда идти.

Он проскользнул в комнату и медленно приблизился к Белле, которая, вс дрожа, делала вид, будто поглощена своей новой орхидеей. Его глаза злобно следили за ней из-за толстых стекол. Он стоял почти вплотную, но не касалс ее. Затем рука его скользнула в карман и что-то вынула…