Виталий Гладкий - Последний герой Страница 18

– О чем вы там шепчетесь, голубки? – неожиданно раздался хриплый раздраженный голос Малеванного. – Небось замышляете какую-нибудь пакость?

Но Гараня не удостоил его ответом. Он резко встал и подошел почти к самой кромке прибоя. Напрягая глаза, он всматривался в светлое облако на горизонте. Оно росло буквально на глазах.

– Смотрите! – сказал Гараня, указывая рукой в сторону облака. – Вон ответы на все вопросы.

– Похоже на грозу… – робко высказал предположение Люсик.

– Ясное дело, – согласился с ним вор. – Ничего, теперь у нас есть крыша над головой. Перекантуемся.

– Как бы не так, – встревоженно сказал Гараня. – Видишь столб, который тянется к облаку от поверхности океана? Это смерч. К нам приближается тайфун.

– Твою мать!.. – выругался вор. – Это ты накаркал, чертов алкаш! – накинулся он на Гараню.

– Закрой поддувало! – огрызнулся Гараня. – Нам некогда устраивать базар-вокзал. Лучше подумаем, что нам делать. На берегу оставаться опасно. Впрочем, и в глубине джунглей нужно надеяться во время тайфуна только на удачу. Сильный ветер валит деревья, ломает ветки, и нужно быть большим счастливчиком, чтобы не получить по башке, а то и того хуже.

– Так что же нам делать? – робко спросила Фиалка.

– Не знаю. Посмотрим… – Гараня озабоченно хмурился. – Будем надеяться, что главные события пройдут стороной. Ну а если нет… тогда молитесь.

– Святоша… мать твою… – тихо бурчал вор, со все возрастающей тревогой и страхом глядя на закрытый тучами горизонт. – Все из-за него… Базлает своим поганым языком что надо и что не надо. Вот и добуровился… ханыга.

Тем временем облако вырастало на глазах. Оно потемнело и распухало как на дрожжах. Теперь уже несколько смерчей тянулось к небу, словно ножки огромных грибов-поганок. Поднялся сильный ветер, который погнал высокую волну.

. Все смотрели на приближающуюся стихию как завороженные. Клубящиеся тучи образовали вал, который катился по голубому небу с неимоверной быстротой. Заходящее солнце, освещая эту фантасмагорическую картину, добавляло в чернильную синь туч красную и фиолетовую краски.

«Новых робинзонов» обуял ужас. Даже вор потерял свою обычную наглость и дрожал как заячий хвост. Только Кроша глядела на смерчи с каким-то радостным удивлением и заинтересованностью. Она даже воспрянула духом, словно тайфун подзарядил биологический аккумулятор, спрятанный внутри ее тела.

– Все, уходим под деревья! – скомандовал Гараня, с трудом оторвав взгляд от дикой первозданной красоты приближающейся стихии. – Забирайте котел, вещи и продукты. Быстрее!

Спустя две-три минуты пляж опустел. И вовремя. Огромная волна, которая пришла из океанской дали, обрушилась на скалы мыса, и тихая вода бухты вскипела и забурлила. Вокруг загрохотало так сильно, будто одновременно прозвучал залп не менее чем из сотни пушек.

А потом пришел ветер, почти сразу же превратившийся в ураган. Он ударил по стене джунглей тараном, круша небольшие ветки и срывая листья. Но это была лишь прелюдия. Дальше началось настоящее светопреставление.

Бедным отшельникам почудилось, что на остров обрушилось небо. Вмиг потемнело, хлынул ливень и ударил гром. Молний спрятавшиеся под деревьями «новые робинзоны» не видели, но они били где-то рядом, потому что в воздухе сильно запахло озоном.

И все же тропическая гроза, с которой они уже успели познакомиться, была им не так страшна, как ураганный ветер. Деревья под его неистовым напором трещали, стонали, как живые, – роняя вниз листву, а некоторые падали, добавляя громкий треск обламывающихся ветвей в общую какофонию обезумевшего природного оркестра.

Казалось, что наступил конец света.

Глава 18

Тайфун улетел дальше только к утру, зацепив остров лишь своим огромным всесокрушающим крылом. Бессонная ночь под проливным дождем без крыши над головой показалась несчастным отшельникам бесконечной. Но им повезло – смерчи, способные поднимать до самого неба грузовики и вырванные с корнем деревья, обошли остров стороной.

Утро выдалось ясным, солнечным и вообще каким-то праздничным – будто и не было безумного разгула стихии, потрясшей остров до основания. Разнообразная пернатая живность словно взбесилась – орала, чирикала, свистела на все голоса. Обезьяны тоже как с цепи сорвались, носились туда-сюда по деревьям, совершая акробатические прыжки.

Короче говоря, вся живая и неживая природа радовалась окончанию стихийного бедствия, за исключением «новых робинзонов». Мокрые, жалкие, все еще трясущиеся от ужаса, который они пережили, отшельники робко вышли на пляж – и застыли, не веря своим глазам.

Шторм, разыгравшийся вместе с тайфуном, принес на берег обломки базальта, гальку, разный мусор и кучи водорослей, над которыми уже кружилась мошкара. От шалаша не осталось и следа, так же как и от очага, сложенного из камней.

Единственным просветом для «новых робинзонов» в их мрачном, подавленном состоянии было обилие разнообразной рыбы, выброшенной волнами на пляж. Ее уже подбирали чайки и какие-то зверьки. Распугав их, отшельники быстро начали собирать дары тайфуна, в какой-то мере компенсирующие нанесенный им материальный и моральный урон.

Рыбы набралось много. Гараня распорядился:

– Нужно развести костер. Сварим уху. Остальную рыбу закоптим, чтобы подольше сохранилась.

Малеванный, ушибленный падающей веткой, на удивление молча стерпел претензии Гарани на первенство среди «новых робинзонов». Морщась от боли, он массировал распухшее плечо и пытался восстановить душевное равновесие, порушенное буйствующей стихией.

Вор боялся признаться даже себе, что ночью он праздновал труса. А когда на него свалилась ветка, он заорал дурным голосом и с испугу обмочился. Малеванный подумал, что ему пришел конец.

К счастью, остальным было не до его переживаний. Страшная ночь ввергла всех в состояние, близкое к умопомешательству. Даже Кроша, так жаждавшая умереть, дрожала от ужаса словно осиновый лист. А Фиалка, оглохшая от раскатов грома, все время плакала и тоненько повизгивала, цепляясь за Гараню, как утопающий за соломинку.

Только Самусь держался стойко. Нельзя сказать, что он не испугался. Отнюдь. Но он почему-то был твердо уверен, что ЕГО остров не может причинить ему зла, что он защитит его от тайфуна. Присев на корточки и скукожившись, бомж отключился от действительности, рисуя в уме радужные картины своей будущей жизни на острове.

Единственное, в чем Самусь себя упрекал, так это в том, что он до сих пор. не нашел надежного жилища. Это было непростительно. Он не хотел жить вместе с остальными.

Ему нравились Гараня и Фиалка, но общество вора Самусю было неприятно. Он знал наверняка, что рано или поздно Малеванный начнет качать права по-настоящему, и тогда ему придется худо.

Даже в те далекие, счастливые годы, когда он имел квартиру и хорошую работу, им помыкали все кому было не лень – и на производстве, и дома. Мягкосердечие Самуся и его покладистость в конце концов сослужили ему плохую службу.

Он прожил с женщиной, у которой было двое детей от первого брака, двадцать четыре года. А когда она умерла от какой-то мудреной болезни, пасынки просто вышвырнули его на улицу, так как Самусь состоял с их матерью в гражданском браке и в принципе не имел никаких прав на квартиру.

Они мгновенно и напрочь забыли, что все эти годы Самусь их кормил, одевал и обувал, а также помог получить образование.

Самусь на них не обиделся и зла не держал. Бомж чересчур любил их мать, чтобы злобиться на ее неразумных, как он считал, детей, испорченных нарождающимся диким капитализмом. С той поры его жизнь покатилась под откос. Но Самусь на судьбу не жаловался – он был фаталистом.

Давным-давно ему попалось в какой-то книге выражение «От сумы и тюрьмы не зарекайся», и Самусь, оставшись без крыши над головой, сделал его личным девизом, оправдывающим бездомное и нищенское существование. Поэтому все невзгоды он переносил стойко и шел не вместе с жизнью, а как бы сбоку, без особого интереса наблюдая за ее течением.

После стресса, пережитого ночью, все стали как наэлектризованные. Даже Кроша оживилась и все делала в охотку. О том, чтобы лечь и хотя бы немного поспать, никто и не заикался.

Костер разожгли с трудом – едва нашлось на растопку нужное количество более-менее сухого топлива. Гараня вместе с Фиалкой принесли воды, и спустя какое-то время все хлебали наваристую уху неказистыми ложками размером с добрый черпак; их быстро и сноровисто вырезал из деревянных чурок Самусь, которому помогал Люсик.

Затем «новые робинзоны» разделились: Малеванный, у которого болела рука, и Кроша занялись потрошением и копчением рыбы, а Гараня возглавил остальных для постройки нового жилища.