Эд Макбейн - Дом, который построил Джек Страница 18

Потом ее отец попал в переплет, его отдубасили так, что пришлось лежать в больнице. Они с Артом встречались, и она как-то ему рассказала о его поездке к Брэчтмэннам.

— Это пивовары? — спросил он. — Да, я знаю их, ну не их, а их пиво! Клевое такое пивко, я все время его пью. А зачем он к ним ездил?

Она рассказала ему все, и Арт внимательно слушал.

— Из этого можно извлечь уйму бабок, — сказал он.

А потом объяснил ей, что отцу нечего было являться к ним жалким просителем, и неудивительно, что они велели ему уматывать к чертовой матери. Надо сделать вот что: теперь надо Хэлен поехать к ним, только у нее должны быть на руках козырные карты, чтобы можно было играть наверняка: вот, мол, я, можешь меня потрогать, не привидение какое, а живьем, и ты сама знаешь, что это железно и что я стою этого дерьмового миллиона, черт побери!

Она поехала туда в январе. Арт к тому времени разузнал насчет этих карточек, и она считала, что будет вполне достаточно упомянуть о них, не обязательно иметь их при себе. Сказать им, что она знает все про эти карточки и эти бусы.

Она была до смерти перепугана, когда увидела этот дом. Огромный, на берегу Мексиканского залива, вокруг железная ограда, и она представляется охраннику: Хэлен Эббот, приехала, мол, повидаться либо с Софи, либо с Элизой Брэчтмэнн. В тот день дул приятный теплый ветерок, это было месяц назад, он трепал ее длинные светлые волосы, жарко не было, но ее ладони покрылись потом — от страха.

Охранник у ворот нажал на кнопку селектора.

— Да, Карл? — спросил женский голос из микрофона.

— Миссис Брэчтмэнн, какая-то девушка хочет повидаться либо с вами, либо с вашей дочерью, зовут ее Хэлен Эббот.

Молчание. И снова голос:

— Пусть идет.

Глава 6

А ВОТ, ПОГЛЯДИТЕ — КОРОВА РОГАТАЯ,

БОДАЕТ ОНА ТУ СОБАКУ КОСМАТУЮ…

Они пили кофе и закусывали еврейскими булочками в забегаловке на Сабал-Кей под названием «Майамское Дели». Было восемь утра, шел девятый день февраля, и все улыбалось февральскому солнышку, которое после этого чертова затяжного дождя наконец-то сияло вовсю. По прибрежному шоссе проносились мимо них сверкающие в лучах солнца автомобили с опущенным верхом. Флорида снова была похожа на самое себя.

Высокой, стройной блондинке, с вьющимися волосами и темными карими глазами, сидевшей рядом с Уорреном Чамберсом, было двадцать шесть лет, и звали ее Тутс Кайли. На ней была темная тенниска, подрезанные голубые джинсы и сандалии. Она была частным детективом, хотя и выглядела бездельницей с пляжа.

— Где вы обучались этому делу? — спросил ее Уоррен.

— У Отто Самалсона и Мэй Хеннеси.

— Что за Мэй?

— Китаянка, которая на него работала. Она вернулась в Китай, когда Отто убили. Вы его знали?

— Только по хорошим отзывам.

— Он был одним из лучших детективов, — сказала Тутс.

— А вы?

— Я вполне хороша, — сказала она и пожала плечами. — Отто научил меня многому.

— И сколько вы с ним проработали?

— Шесть лет. Я начала работать на него, когда переехала из Иллинойса.

— И когда закончили?

— Два года назад.

— Почему?

— Вы знаете почему, иначе бы не спрашивали.

Над столом повисло молчание. Уоррен взял чашечку и отхлебнул кофе.

— А кто дал вам кличку Тутс? — спросил он.

— Это не кличка. Это мое имя. Мне его дал отец. Он назвал меня в честь Тутса Тилеманса, лучшего игрока на губной гармошке. Мне еще повезло! Он же мог назвать меня Боря.

— Тоже игрок на губной гармошке?

— Вы что, никогда не слышали о Боре Миневиче?

— Нет.

— Не слышали о Боре Миневиче и о «Плутах-гармонистах»?

— Сожалею, но нет.

— Ну вы даете, — сказала Тутс и покачала головой.

— И как вы себя чувствуете под этим названием? «Безделушка» — подумать только!

— Ну это же мое имя! Кроме того, иногда я ощущаю обязанность доказать наше несоответствие — меня и имени.

— Хорошо, что вы не феминистка, — сказал Уоррен.

— А кто вам сказал, что нет?

— Глории Стэйнем,[6] случись она поблизости, не понравилось бы, если бы в рядах феминисток…

— Ну и хрен с ней, с этой Глорией Стэйнем, мне и ее имя не нравится. Расскажите мне о работе.

— Сначала скажите, все ли теперь с вами в порядке?

— С чего это вы? Я что, выгляжу как-то не так?

— Вы выглядите загорелой и здоровой. Однако это может совмещаться с кокаином.

— Мне нравится это слово. Сов-ме-щаться. Вы его сами придумали?

— А как вам нравится другое слово? Кокаин.

— Раньше очень нравилось. Иногда о нем вспоминаю, но это проходит. Со мной все в порядке, мистер Чамберс.

— И сколько это длилось?

— Почти два года. Теперь все в порядке.

— Вы уверены? Если с вами это все еще случается, я хотел бы об этом знать.

— Не употребляю я кокаин. Или давайте скажем иначе: я больше не употребляю кокаин. Я чиста. Вам что нужно, мистер Чамберс? Письменное показание под присягой? Я же вам сказала. Мне хочется думать, что мое слово все еще чего-то стоит.

— Было время, когда оно ничего не стоило.

— То было тогда, а это — сейчас, — сказала она и тяжело вздохнула. — Мистер Чамберс, вы мне предложите работу или мы будем заниматься все утро этой вот хреновиной?

— Зови меня Уорреном, — сказал он и улыбнулся. — Патент у тебя еще есть?

— По классу «А». В июне заплатила пошлину в сто баксов за его возобновление. Так что за работа?

— Слежка по супружеским делам. Один мужик хочет знать, не гуляет ли его жена на сторону.

— А ты что, сам не мог справиться?

— Меня засекли, — сказал Уоррен.

— Стыдно тебе, — сказала она. — А кто клиент?

— Некий Фрэнк Саммервилл. Мой партнер в юридической фирме, на которую я и работаю.

— А дама?

— Леона Саммервилл.

— И когда мне приступить?

— Тачка у тебя есть?

— Клевая тачка.

— Какого типа?

— Да так, что-то неопределенное.

— Ну, это самое лучшее.

— Отто ездил на выцветшем голубом «бьюике-сэнчюри».

— А я езжу на выгоревшем сером «форде».

— У меня полинялый зеленый «шеви», — сказала Тутс.

Уоррен достал конверт из внутреннего кармана куртки, положил его на стол и, похлопывая по нему рукой, сказал:

— Вот адрес дамы и номер ее телефона. На случай, если тебе это понадобится для каких-нибудь гнусных целей.

Тутс улыбнулась так, словно уже придумала, как воспользоваться телефоном Леоны Саммервилл.

— Там внутри пять ее фотографий, — оказал Уоррен, — одна цветная, а остальные черно-белые. Телефонный номер, по которому ты сможешь разыскать меня, и почтовый ящик, которым ты можешь пользоваться, — все в конверте.

— Почтовый ящик тоже в конверте? — спросила Тутс невозмутимо.

— Нет, моя умница, почтовый ящик на почте, на Люси-Сёркл, а в конверте только ключ. Ты не интересуешься, как оплачивается твоя работа?

— Я думаю, так, как мне платил Отто.

— А сколько это?

— Пятьдесят баксов в час.

— Мечтать никому не возбраняется…

— Но столько мне платил Отто, — сказала Тутс, пожимая плечами.

— Да брось ты, — сказал Уоррен.

— Сколько же платите вы? — спросила она.

— Сто шестьдесят за восьмичасовой рабочий день.

— Мечтать никому…

— Послушай, это двадцать баксов в час.

— Спасибо, делить я еще умею. И за кофе тоже спасибо, — сказала Тутс и встала. — Было очень приятно познакомиться.

— Ну-ка сядь, — сказал Уоррен.

— Чего ради? Чтобы ты смог нанять вылечившуюся наркоманку по цене какого-то рикши? Не выйдет, мистер Чамберс.

— Снова возвращаемся к мистеру Чамберсу? Ну, а как звучит двадцать пять в час? — спросил он.

— Сорок звучит лучше, — сказала она.

— Тутс, мы оба знаем расценки.

— Думаю, что знаем.

— Текущая расценка — это тридцать пять в час.

— Тогда почему же ты предложил мне двадцать?

— Потому что, если бы ты все еще принимала кокаин, ты бы вцепилась и в это.

— Значит, ты все еще проверяешь?

— Нет, когда ты запросила пятьдесят баксов, было похоже, что ты прикидываешь, сколько соломы ты сможешь купить на такие деньги.

— Я сказала «пятьдесят», чтобы ты подумал, что не так уж я безумно нуждаюсь в этой работе.

— А ты безумно нуждаешься в ней?

— Я нуждаюсь в работе, — сказала она. — Ты хочешь платить мне двадцатник, что ж, отлично, я согласна, но это не означает, что я наркоманка.

— Я заплачу тебе тридцать пять, — сказал он. — Плюс накладные расходы. Больше просто не могу.

— Спасибо, — сказала она и кивнула.

— Хочешь еще немного кофе?

— Нет, я хочу взяться за работу, — сказала она, беря конверт.

Охранник у ворот весил не менее ста пятнадцати килограммов. На нем была коричневая униформа, на поясе в кобуре красовался большой пистолет.