Николай Стародымов - Исповедь самоубийцы Страница 18

В конце концов, похоже, здесь только эта немолодая уже женщина — единственный человек, который, как мне тогда казалось, относится ко мне с искренней приветливостью.

— Пора вставать. Ровно через сорок минут будет подан завтрак.

Против завтрака я ничего не имела. Меня страшило то, что произойдет после завтрака. Однако надо было вставать — хотя бы уже потому, что все намеченное Вячеславом Михайловичем все равно произойдет, независимо от того, буду ли я тому свидетелем.

Но я напишу, господин Самойлов, я все напишу! — словно утреннюю молитву повторила я про себя.

— Встаю, Василинка, встаю, милая.

Единственное, что в тот момент не давало мне покоя, — это постоянное сочувствие, сквозившее в глазах горничной. Неужто она знает о том, что меня ждет нечто такое, что мне можно посочувствовать? Или это просто чувство пожилой женщины, которая видит, что молоденькая дура вляпалась в сомнительную историю? Кто ее знает. Во всяком случае, слуги, насколько можно ориентироваться на примеры из литературы и кино, как правило, знают куда больше, чем того желают их хозяева…

Впрочем, спрашивать у нее что-нибудь все равно бесполезно. Тем более, она сама ведь сказала, что все в доме прослушивается.

Погоди! — сказала я сама себе. Но если прослушивается, значит, может и просматриваться скрытыми камерами!

Я невольно прикрыла руками груди и встревоженно огляделась. И тут же поняла, что это бесполезно — при современной технике спрятать камеру, наверное, не составляет никакого труда.

Самойлов-Кушка-Ашхабад

…Кушка оказался совсем небольшим городком, где военных было куда больше, чем местных жителей. Впрочем, наверное, правильнее было бы сказать иначе: это был большой военный городок с небольшим числом местных жителей, работающих на военных.

Вячеслав, как и было заранее оговорено, первым делом отправился в кафе, которому офицеры-остряки еще до революции присвоили название «Арктика». Здесь, где все друг друга знают, нужно было быть особо осторожным, чтобы любые контакты выглядели как можно более случайными и естественными.

В «Арктике» сидеть пришлось недолго. Кафе располагалось рядом со штабом дивизии, потому со спиртным там была «напряженка», а значит, и посетителей было немного. На сидевшего и с аппетитом обедающего Вячеслава поглядывали с любопытством, но никто не беспокоил.

А потом вдруг подошел кто-то, облаченный в полевую форму, но без знаков различия.

— Вы кого-нибудь ищете? — спросил незнакомец. — Вам помощь не нужна?

— Нет, спасибо, — спокойно ответил Вячеслав. — Все в порядке.

В самом деле, не он, а его уже нашли, о чем таким образом и известили.

— Ну тогда извините…

— Ничего, спасибо.

Значит, закладка уже произведена. Можно двигаться обратно.

Поезд на Ашхабад отправлялся в шестнадцать с копейками.

Вячеслав появился на вокзале перед самым его отправлением. Благо, тут можно было не опасаться опоздать — с любого, самого дальнего конца городка добраться до вокзала минут пятнадцать. Самойлов прошел в кассовый зал, совмещенный, как то водится на таких станциях, с залом ожидания. Ячейки камер хранения почти все были открыты — кто тут станет хранить хоть что-нибудь, в самом деле!

Шурави спокойно прошел к ячейке номер двенадцать. Она, как то и должно было быть, оказалась запертой. Курьер быстро набрал заранее оговоренный номер. Дверца щелкнула. Вячеслав опустил в щель пятнадцатикопеечную монету. Дверца распахнулась. Там стоял чемодан. Именно такой, в котором удобнее всего перевозить запрещенные грузы. Чемодан был абсолютно обычным — в меру потрепанным, в меру добротным. Таких по дорогам кочует — «мульены». Как тут за каждым уследишь.

Это был самый опасный момент, понимал Вячеслав. Потому что сейчас от него абсолютно ничего не зависит. Он коснется ручки — и после этого никак не сможет откреститься от содержимого.

Однако ничего не произошло. Он спокойно взял чемодан и вышел на перрон.

Наутро Вячеслав был уже в столице Туркмении.

…В Ашхабаде Самойлов оказался впервые. И был приятно поражен прелестью этого небольшого городка. Впрочем, тут можно было бы не удивляться — самой столице Туркменистана всего-то чуть больше ста лет, хотя совсем рядом находятся развалины древней Нисы, этой резиденции парфянских царей… А город — красивый. Всюду зелень, пышные широколистные маклюры с их твердыми тяжелыми плодами, улицы не такие широкие, как, скажем, в Ташкенте, соответственно и не такие раскаленные. Вдоль каждой улочки с обеих сторон струятся арыки. Рядом с вокзалом — густой тенистый парк, который на местном жаргоне именовали Первым, с множеством современных аттракционов… Люди, как бы ни были одеты — по современно-восточному или архаично-азиатски — благожелательны…

Таким образом, когда Самойлов вошел в свое купе, он уже порядком устал, набродившись по городу. Он небрежно сунул драгоценный чемодан под полку и, не раздеваясь, развалился на наброшенном поверх матраса одеяле. Больше всего он сейчас боялся, что в купе появится какая-нибудь старушка и начнет приставать с просьбой уступить ей нижнюю полку. Уступать он не собирался, а потому в случае отказа неминуемо возник бы скандал. Путешествующих бабулек хлебом не корми — но дай поскандалить. Сколько уже времени говорят о том, чтобы установить разные цены на нижние и верхние места, тогда и сам предмет спора исчезнет: хочешь ехать нормально — плати больше и пользуйся благами цивилизации, и никто тебя не сможет за это осудить.

Однако ему повезло. В купе вошел только один молодой парень. Он хмуро что-то буркнул, быстренько выпил бутылку пива, забрался на верхнюю полку, недолго повозился там и вскоре громко захрапел.

Это Вячеслава вполне устраивало. Как только вагон дернулся и мимо окна поползли станционные строения, он повернул запор двери, поерзал на полке, устраиваясь поудобнее, и почувствовал, как погружается в сон, несмотря на звуки, издаваемые носоглоткой соседа.

Впереди было длительное, почти суточное путешествие. И не дано было знать начинающему мафиози Вячеславу Самойлову, по прозвищу Шурави, чем оно для него закончится.

Самойлов-поезд-нападение

Что разбудило Вячеслава, он и не сказал бы. В самом деле, что будит мать, когда ребенок вдруг повернется в своей кроватке не так, как обычно, а в том случае, если младенца что-то беспокоит? Что заставляет встрепенуться задремавшего на посту часового — если, конечно, он успевает проснуться?.. Только одно: подсознательное ощущение, что что-то в окружающем мире изменилось.

Шурави не дернулся, не спросил всполошенно «Что случилось?»… Он только напружинился, да слегка приподнял веки, чтобы блеском глаз не выдать то, что он уже проснулся.

Самойлов проснулся вовремя. Дверь в купе аккуратно, почти бесшумно отъезжала в сторону. В полумраке ночного коридора были видны фигуры.

— Который? — прошелестел оттуда голос.

Другой ответил что-то нечленораздельное.

— Ну а кто же должен это знать? — раздраженно прошипел первый.

В купе тихо вдвинулись, один за другим, трое. Аккуратно, опять без стука или скрипа, прикрыли дверь. Им тесно всем вместе, отметил про себя Вячеслав, и это хорошо. Но их, как ни говори, трое, а с тремя и в тесноте не особенно-то «помахаешься».

— Берем нижнего, — опять донесся шелест.

Все! Нижний — это он, Вячеслав. Это его будут сейчас брать. А значит, последней отсрочки, последнего шанса на то, что пронесет, не осталось.

Надо было действовать.

Шурави мгновенно подобрался, прижал колени к животу и изо всех сил, пружиной, разогнулся, врубив ступнями в живот ближайшего человека. Тот вскрикнул негромко, взмахнув руками, повалился на стоявших за его спиной.

Воспользовавшись мгновенной заминкой, Вячеслав рванул из-под мышки пистолет с глушителем, сбросил «флажок» предохранителя и несколько раз подряд нажал спусковой крючок, целясь в копошащийся перед ним клубок тел.

Кто-то коротко хакнул и со свистом выдохнул — так умирают те, кто получил пулю в сердце. Второй было громко вскрикнул, но тут же захлебнулся булькающими звуками; он так и булькал потом простреленными легкими.

А третий, пытаясь выбраться из-под навалившихся на него, как-то очень жалобно и буднично проскулил:

— Ну хватит, слышишь, не стреляй…

На верхней полке над Самойловым умолкло сопение.

— Что там у нас происходит? — послышался оттуда встревоженный голос.

— Да вот влез кто-то, — отозвался Вячеслав. — Свет включи-ка.

Было слышно, как попутчик повозился, щелкнул тумблером и сверху слабенько заструился свет ночника.