Ли Чайлд - Джек Ричер, или Я уйду завтра Страница 2

В соответствии с выводами израильской контрразведки я смотрел на террористку-смертницу.

Глава 02

Я тут же отбросил эту мысль, и вовсе не из-за расовой принадлежности женщины. Люди с белой кожей точно так же, как и все остальные, бывают безумными. Я посчитал свои подозрения безосновательными из-за тактического неправдоподобия. Время было выбрано неправильно. Нью-йоркское метро – отличная цель для террориста-смертника, шестой маршрут ничем не хуже любого другого и лучше многих, поскольку поезда делают остановку на Центральном вокзале. Но – в восемь утра или шесть вечера, когда в вагоне сидит сорок человек и еще сто сорок восемь стоит. Нужно всего лишь дождаться, когда двери откроются у заполненной пассажирами платформы, и нажать на кнопку. В результате: сто трупов, еще несколько сотен серьезно раненных, паника, разрушения, возможно, пожар, один из главных транспортных узлов закроется на несколько дней или недель, и, скорее всего, люди вообще перестанут ему доверять. Значительный успех с точки зрения тех, чьи представления о прекрасном нам непонятны.

Но не в два часа ночи. И не в вагоне, где едет всего шесть человек, а на платформах линии Центрального вокзала нет ничего, кроме дрейфующего мусора, пустых одноразовых стаканчиков и пары старых бомжей на скамейках.

Поезд остановился на «Астор-Плейс», двери с шипением открылись, но в вагон никто не вошел. И никто не вышел. Двери снова закрылись, взревели двигатели, и мы поехали дальше.

Строчки памятного списка у меня в голове оставались такими же ослепительно яркими.

Первое наблюдение особого ума не требовало: неподходящая одежда. Сейчас пояса с взрывчаткой усовершенствуются так же, как бейсбольные перчатки. Нужно взять кусок плотного полотна размером три на два фута, сложить его в длину – и вот вы уже держите в руках карман глубиной в фут. Оберните его вокруг пояса террориста и сшейте концы на спине. Молнии или застежки не годятся, потому что смертник вполне может и передумать. Положите динамит в этот карман, подсоедините к нему провода, заполните все свободные пространства гвоздями или подшипниками, надежно заделайте верхний край и добавьте простые лямки, чтобы они поддерживали вес. Очень эффективно, но громоздко. Спрятать такое сооружение можно только под объемной верхней одеждой, вроде толстой зимней парки. На Ближнем Востоке такие не носят, в Нью-Йорке же она выглядит нормально только три месяца в году.

Но дело происходило в сентябре, на улице стояла жара, как летом, и температура воздуха в метро была на десять градусов выше. Я был в футболке, но пассажирка номер четыре оделась в пуховик – черный, объемный, блестящий, широковатый – да еще застегнула его до самого подбородка.

«Если вы что-то увидите, не молчите».

Я перешел ко второму из одиннадцати пунктов списка, однако проверить его в тот момент не мог. Он звучит так: походка как у робота. Это наблюдение исключительно полезно на пропускном пункте, многолюдном рынке, перед церковью или мечетью, но не относится к подозреваемому, который сидит в общественном транспорте. Террористы-смертники двигаются как роботы вовсе не потому, что их переполняет экстаз от мысли о скором мученичестве; причина в том, что они несут на себе лишних сорок фунтов[5] веса и грубые лямки впиваются им в плечи, оттягивая их. Кроме того, они все находятся под действием наркотиков. Привлекательность идеи мученичества тоже имеет свои пределы.

Как правило, террористы-смертники являются запуганными до полусмерти простачками, которые засовывают за щеку около десны кусочек пасты из опиума-сырца. Нам это известно, потому что пояса с динамитом взрываются с характерной ударной волной в форме пышки. Она поднимается вверх в долю наносекунды и начисто срывает с террориста голову. На самом деле последняя не так чтобы очень надежно прикреплена к телу и держится только за счет силы тяжести, а также кожи, мышц, сухожилий и связок. Однако эти довольно хрупкие биологические якоря не в состоянии противостоять силе мощного химического взрыва.

Мой израильский наставник говорил мне, что самый простой способ определить, что явилось причиной взрыва на открытом воздухе – террорист-смертник, бомба в машине или пакет со взрывчаткой, – это поискать в радиусе восьмидесяти или девяноста футов оторванную человеческую голову, которая, скорее всего, окажется на удивление целой и неповрежденной, включая кусочек опиума за щекой.

Поезд остановился на «Юнион-сквер», но никто не вышел из нашего вагона и никто не вошел. Внутрь с платформы ворвался поток горячего воздуха и вступил в сражение с кондиционером. Потом двери снова закрылись, и поезд покатил дальше.

Пункты с третьего по шестой являются вариациями на тему субъективного восприятия: раздражительность, потливость, тик и нервозность. Хотя лично я считаю, что в данном случае человек может потеть не только от волнения, но и от перегрева. От неподходящей одежды и динамита. Динамит – это древесная масса, пропитанная нитроглицерином, в форме палочек размером с полицейскую дубинку. Древесная масса является хорошим проводником тепла, что и становится причиной перегрева. Однако раздражительность, тик и нервозность – очень важные показатели.

Эти люди переживают последние, причем весьма необычные мгновения своего существования на земле; они нервничают, боятся боли, их сознание затуманено наркотиками. Они иррациональны по определению. Кто-то из них верит всем сердцем, другие – лишь частично, а иные и вовсе не в силах представить себе рай и молочные реки с кисельными берегами, великолепные заливные луга и обещанных девственниц; их толкают на этот шаг идеологическое давление или надежды, которые на них возлагают товарищи или родные. И вдруг оказывается, что они зашли слишком далеко и пути назад нет. Одно дело – смелые выступления на тайных встречах, и совсем другое – действие. Отсюда паника и все ее признаки, хотя террористы-смертники и пытаются скрывать свой ужас.

Пассажирка номер четыре демонстрировала все это в лучшем виде. Как поезд неуклонно приближается к конечной станции, так и она двигалась к финалу своей жизни.

Что подтвердил седьмой пункт инструкции: дыхание.

Она дышала часто и делала глубокие вдохи, которые пыталась контролировать. Вдох, выдох, вдох, выдох. Совсем как техника во время родов, направленная на то, чтобы справиться с болью, либо как результат страшного потрясения или последний отчаянный барьер, помогающий не закричать от ужаса.

Вдох, выдох, вдох, выдох.

Пункт номер восемь: террористы-смертники, собирающиеся себя подорвать, всегда смотрят прямо перед собой. Никто не знает, по какой причине, но это уверенно подтверждают видеозаписи и выжившие свидетели. Возможно, наступает момент, когда террорист подходит к мертвой точке и за дело берется страх. Или, как дети и собаки, они думают, что если они никого не видят, то их тоже никто не видит. А может быть, в них просыпаются остатки совести и они просто не могут заставить себя встретиться глазами с людьми, которых собираются уничтожить. Никто не знает, почему это происходит, но все до одного смертники так делают.

Пассажирка номер четыре именно так себя и вела. Она смотрела на черное окно, расположенное через проход, так напряженно, что могла прожечь взглядом в стекле дыру.

Пункты с первого по восьмой – это проверка. Я поерзал на своем месте, чуть наклонившись вперед.

И замер. Вся идея с тактической точки зрения была совершенно абсурдной. Время выбрано неправильно.

Потом я еще раз посмотрел на женщину и снова сменил положение, потому что пункты девять, десять и одиннадцать имелись в наличии и не вызывали сомнений, а они самые важные.

Глава 03

Пункт номер восемь: молитва шепотом. До сих пор все известные теракты вдохновляла, мотивировала, обосновывала и контролировала религия, почти всегда исключительно ислам, а те, кто его исповедуют, привыкли молиться на публике. Выжившие свидетели рассказывают, что у террористов шевелились губы и что они бесконечно, по кругу и относительно невнятно повторяли какие-то длинные стереотипные формулы.

Пассажирка номер четыре ровно это и делала. Она смотрела в одну точку, и у нее шевелились губы. Не вызывало ни малейших сомнений, что она, задыхаясь, произносила длинный ритуальный речитатив, как мне показалось, повторявшийся примерно каждые двадцать секунд. Возможно, она рассказывала о себе божеству – уж не знаю какому, – которого рассчитывала встретить по другую сторону черты. Или пыталась убедить себя в том, что божество и черта действительно существуют.

Поезд остановился на Двадцать третьей улице, двери открылись, но никто не вошел в вагон и никто не вышел. Я заметил над платформой указатели: Двадцать вторая улица и Парк – северо-восточный угол; Двадцать третья и Парк – юго-восточный угол. Непримечательные районы Манхэттена, которые неожиданно показались мне невероятно привлекательными.