Картер Браун - Забавляйся сейчас... убьешь позднее Страница 2

— Как скажете!

Кендалл глубоко затянулся:

— Но, допустим, Боулер откажется предъявить вам эти так называемые доказательства?

— Значит, это обыкновенный псих, и вы можете спокойно про него забыть, — ответил я, — но, судя по тому, какое сильное впечатление он на вас произвел, я не склонен считать Боулера безобидным недоумком.

— Понятно. — Кендалл задумчиво почесал затылок. — Что еще вы хотели бы узнать, мистер Холман?

— Скорее кое-что уточнить. Если кто-то пришлет вам свою пьесу по почте, вы станете ее читать? Он заулыбался во весь рот:

— Мой поверенный научил меня правилам литературной жизни! Любая корреспонденция подобного рода возвращается отправителю невскрытой.

— На всякий случай: где и когда вы писали эту пьесу?

— Писал я ее здесь, в этом доме, но основную идею вынашивал довольно долго, так что, собственно, на писанину ушло всего три месяца. А дело было приблизительно год назад, если не ошибаюсь.

— Прекрасно. Дальнейшие вопросы мы отложим до того времени, когда я выясню, какими так называемыми доказательствами располагает Боулер.

Отворилась дверь, и в комнату вошел высокий сухощавый малый лет тридцати пяти. Его светлые волосы уже начали редеть, к тому же их следовало бы подстричь месяца два назад, а теперь с такой работой справилась бы разве что сенокосилка. Космы торчали над уныло вытянутой физиономией, светло-голубые глаза смотрели надменно, не по-мужски, маленький рот кривила обиженно-капризная ухмылка. Ярко-голубая вязаная рубашка отнюдь не гармонировала с шортами лимонного цвета. А сочетание тощих ног с узловатыми коленками напрочь исключало наличие у этого типа элементарных представлений о мужском достоинстве.

— О? — Он без особого интереса посмотрел на нас троих. — Я вам тут не помешал?

— Вообще-то нет, — ответил Кендалл. — Это мистер Холман. — Он кивнул в сторону костлявого типа. — А это мой добрый приятель Брюс Толбот. Он поэт.

— Ха! — фыркнула Антония. На физиономии Толбота промелькнула откровенная неприязнь, но он и не подумал оставить жеманный тон.

— Холодная дева сомневается в достоинствах моей музы? Что ж, я мог бы писать и дребедень, доступную ее умишку. — Он пристально посмотрел на меня. — Уверен, если я не позабочусь объяснить, какое положение занимаю в этом доме, мистер Холман, Антония с удовольствием сделает это. — Толбот отвесил Рейфу Кендаллу низкий поклон. — Рейф мой патрон, а это замечательное старомодное слово сразу наводит на мысль о благотворительности! Так уж получилось, что он верит в мой талант и поддерживает меня. Поэтому я могу творить, а не тратить время, зарабатывая хлеб насущный в качестве клерка или чернорабочего.

— Это излишне, Брюс, — спокойно оборвал его Кендалл. — Мистера Холмана не интересует...

— Но я настаиваю! — Толбот упрямо затряс головой, и его волосы разлетелись в разные стороны, подобно чахлым колосьям пшеницы, выросшей на неудобренной почве. — Я хочу внести абсолютную ясность в положение дел. — Он вновь посмотрел мне в глаза. — Я ручной менестрель этого дома, мистер Холман. За крышу над головой, трехразовое, порой излишне растянутое питание и совершенно безвозмездно в смысле денежного вознаграждения я всегда под рукой. Скажите, что вам требуется, сэр, и я, не щадя сил, сделаю все, дабы услужить вам в меру своих возможностей.

— Брюс, — снова вмешался Кендалл, — я не думаю...

— Чего изволите, сэр? — продолжал паясничать Толбот, не обращая внимания на слова Кендалла. — Оду, сонет или, возможно, корейское “сихе”? Или же вас больше устроят изящные стансы, посвященные моему благородному патрону? — И он принялся декламировать фальцетом:

Восславим Рейфа Кендалла,

Чья муза пьесам жизнь дала

Для новых поколений.

Ну, разве он не гений?

Полагаю, — повысил голос Кендалл, — с нас вполне достаточно!

— Хорошо! — Толбот снова затряс головой, и его физиономия скривилась от обиды. — Раз уж меня отсылают прочь, как слугу...

Повернувшись на каблуках, он строевым шагом вышел из комнаты; нелепое сочетание лавандово-синей майки и ядовито-желтых шорт делало его похожим на оскорбленного в лучших чувствах бойскаута-дальтоника.

После того как за ним закрылась дверь, в комнате на несколько секунд воцарилось молчание. Наконец Кендалл кривовато усмехнулся:

— Брюс, как я понимаю, принадлежит к весьма чувствительным натурам.

— Он не только никуда не годный поэт, но и бессовестный лодырь, привыкший жить за чужой счет! — заявила Антония. — Лично я уверена, что ты зря позволяешь ему торчать в доме, сочиняя идиотские вирши, хотя парню давно следовало бы заняться каким-то делом... Впрочем, клерк из него выйдет тоже никуда не годный.

Кендалл несколько раз затянулся, пока не сообразил, что трубка погасла; тогда он принялся шарить по карманам в поисках спичек.

— Если ты настаиваешь, мы обсудим этот вопрос как-нибудь в другой раз, — уныло проворчал он.

— Я уже давно перестала затевать подобные разговоры, поскольку они все равно не приносят проку, — пожала плечами Антония. — Но если мистеру Холману приятно сидеть тут и наблюдать, как мы играем в “счастливую семью”, я готова.

Я на лету поймал камешек в свой огород.

— Да нет, мне пора идти, — объявил я, поднимаясь на ноги и ставя пустой стакан на столик рядом. — Вы дадите мне телефон Боулера?

— Естественно. — Кендалл достал бумажник, извлек из него листок бумаги и протянул мне:

— Надеюсь, вы уведомите меня о результатах встречи?

— Разумеется.

Он взглянул на дочь:

— Будь добра, проводи мистера Холмана, Антония.

— В этом нет необходимости. — Девушка нарочито медленно встала. — Ведь он практически вломился сюда...

— Лучше в ты хоть раз нагрубила мне, — почти прошептал драматург, — вместо того чтоб рычать на всех подряд без разбору.

— Ты хочешь сказать, что я должна быть предельна мила со всеми, дабы не бросать тень на образ великого гуманиста? — В ее глазах мелькнул холодный огонек. — О'кей, как насчет вот этого? — Антония двинулась ко мне, да так решительно, что на долю секунды у меня мелькнула мысль: уж не собирается ли юная особа пройти сквозь мое бренное тело; но нет, она все-таки остановилась в паре дюймов, ухватила меня под руку и так тесно прижала ее тыльной стороной к собственному боку, что я ощутил упругую округлость маленькой груди. Пару раз взмахнув длинными ресницами, девушка одарила меня на редкость неискренней улыбкой. — Знакомство с вами, мистер Холман, доставило мне огромное удовольствие, — проворковала она. — Любой друг моего папочки, великого американского драматурга, становится и моим другом. Если у вас есть какие-то критические замечания по поводу его пьес, пусть самые пустяковые, почему бы вам не юркнуть в мою постель и не обсудить их приватно? Не сомневаюсь, я сумею уговорить вас изменить мнение.

Раздался какой-то глухой звук — это Кендалл сердито выколачивал трубку. Антония громко захохотала и, чуть ли не отшвырнув мою руку, вернулась на прежнее место.

— Мой отец, несомненно, предпочитает, чтобы вы сами нашли дорогу отсюда, мистер Холман.

Глава 2

В баре на бульваре Уилшир стоял полумрак, и после яркого солнца это казалось чудесным. Мы с Боулером договорились встретиться в пять часов, я пришел вовремя, устроился в уголке, заказал бурбон и закурил сигарету. В зале почти никого не было. Лишь трое парней в темных очках деловито обсуждали вопросы авторского права и телевидения. В противоположном конце за столиком сидела одинокая блондинка с бокалом в руке и неотрывно любовалась собственным отражением в зеркале над стойкой. Очевидно, барышня о чем-то с ним беседовала, потому что ее губы все время шевелились.

Прошло минут пять, прежде чем в бар вошел новый посетитель и, оглядевшись по сторонам, направился ко мне. Молодецкий разворот плеч этого высокого, крепко сколоченного господина вряд ли объяснялся исключительно покроем костюма. Прежде всего я заметил напомаженные черные волосы и маленькие усики над слишком женственным ртом. А когда парень подошел поближе, в меня впились холодные, как у змеи, карие глаза.

Остановившись у моего столика, он с сильным восточным акцентом спросил:

— Холман? — и, получив утвердительный кивок, сел напротив. — Я Боулер, — сразу начал он. — Согласившись встретиться с вами, я и так сделал большое одолжение, Холман. Так что не теряйте время на пустые разговоры, пока я не передумал.

— Я бы сказал, что действуете вы очень артистично для профессионала; или же вы считаете необходимым прежде всего сломить сопротивление простака?

— Так вот оно что? — Боулер усмехнулся, продемонстрировав превосходные белые зубы. — Кендалл воображает, что я шучу?

— Он принял вас за какого-то психа, — холодно пояснил я, — или же вымогателя. Впрочем, возможно то и другое вместе.