Росс Макдональд - Дело Уичерли Страница 20

Я отхлебнул виски из стакана.

— Интересуешься, сколько человек я убил?

— К этому мы еще вернемся. А сейчас я хочу знать, есть ли у тебя связи с наркоманами.

— А если бы и были?

— Понимаешь, алкоголь на меня не действует. Надо бы попробовать наркотики. Говорят, они помогают лучше всего.

— От чего?

— От жизни в аду, — совершенно спокойно ответила она. — Мне необходимо хотя бы ненадолго отвлечься. Деньги-то у меня есть, не беспокойся. Мне нужны связи, а не деньги.

— Я тебя с наркоманами свести не могу, так что продолжай пить виски.

— Да я это виски терпеть не могу. Пью только для того, чтобы на ночь забыться. Чтобы мысли не одолевали.

— Какие мысли?

— Мало ли какие. Так тебе все и расскажи. — Тут она обнаружила, что у нее задралась юбка, натянула ее на колени и сказала: — Растолстела я, подурнела. Я уродливая?

Этот вопрос я оставил без ответа.

— Ничего удивительного, — продолжала она. — Что на совести, то и на лице. Я же преступница — как и ты. У тебя ведь тоже совесть нечиста?

— Ясное дело.

— Поэтому и ходишь с пистолетом.

— Пистолет у меня для самозащиты.

— Самозащиты? — с трудом выговорила она заплетающимся языком. — От кого?

— От таких, как ты, — ответил я, ласково улыбнувшись.

Мои слова ее ничуть не смутили. Она рассудительно кивнула головой, как будто была целиком со мной согласна. У меня по спине пробежали мурашки.

— Скажи честно, Лью, на твоей совести есть убийство?

— Есть, — ответил я, чтобы наконец сменить тему. — Лет одиннадцать-двенадцать назад я убил человека по кличке Неряха, который пытался убить меня.

Она доверчиво положила мне голову на плечо, а потом опять потянулась к спасительной бутылке.

— Вот и меня тоже убивают.

— То есть?

— Постепенно. Сначала он уничтожил мою душу, потом — тело, а потом — лицо. — Она поставила бутылку на столик у кровати и сняла темные очки. — Посмотри, что он сделал с моим лицом.

Под глазами чернели кровоподтеки, наспех замазанные тоном для лица. Она опять надела очки.

— Кто это тебя так разукрасил?

— Со временем узнаешь.

Ее растрепанная голова опять примостилась у меня на груди — взъерошенный птенец вернулся в родное гнездо. Она провела рукой по моему пиджаку, ее пальцы нащупали под сукном пистолет и стали его поглаживать.

— Я хочу, чтобы ты его убил, — задумчиво произнесла она. — Больше терпеть я не в силах. Он душу из меня вынимает.

— Кто он?

— Отвечу, если пообещаешь его убить. Я тебе хорошо заплачу.

— Покажи деньги.

Она с трудом встала, нетвердой походкой направилась к комоду, внезапно остановилась посреди комнаты, повернулась и, зажав рот руками, бросилась в ванную. Через открытую дверь было слышно, как ее выворачивает наизнанку.

Я подергал дверь в соседний номер — заперта. Затем подошел к комоду и открыл ее сумочку: косметичка с помадой, тени для век, лосьон для лица, а также салфетки, снотворное в пузырьке и туго набитый деньгами, украшенный искусственными бриллиантами бумажник красной кожи. Кроме денег, в бумажнике лежали водительские права, выписанные в прошлом году на имя миссис Гомер Уичерли, и несколько визитных карточек, в том числе — Бена Мерримена.

Прежде чем блондинка вышла из ванной, я успел все эти вещи положить назад и защелкнуть замок. Она шаталась, сжимая руками свой большой живот. Лицо под слоем пудры позеленело.

— Абсолютно не умею пить, — сказала она, падая на постель.

— Кто он? — снова спросил я, наклонившись к ней. Глаза остекленели, рот полуоткрыт.

— Кто «он»? — переспросила она, приоткрыв глаза.

— Человек, которого я должен убить.

Она замотала головой, утопавшей в валявшейся на постели смятой одежде.

— Вот черт... не могу... вспомнить его имени... продает дома на Полуострове... Он меня погубил... Пришлось ему все рассказать...

— Бен Мерримен?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Что вы ему рассказали, миссис Уичерли?

— А зачем тебе?

Она закрыла глаза и в ту же минуту уснула. От неразбавленного виски рот у нее пересох, дышала она тяжело, хрипло, и я опять испытал смешанное чувство жалости к ней и стыда за нее, за что меня и любят заблудшие души, все те, которые, как она, живут в аду.

Убедившись, что ни криком, ни пощечинами привести ее в чувство невозможно, я пошел в ванную, опорожнил бутылку виски, налил в нее ледяной воды и, вернувшись, вылил воду ей на лицо. Она очнулась и, испуганно смотря на меня, вскочила с кровати, ожив, точно евангельский Лазарь. Вода стекала у нее по щекам.

— В чем дело?!

— Я начал за вас беспокоиться и решил привести в чувство.

— Зачем же вы это сделали? — пожаловалась она. — Я же двое суток не могу заснуть. Весь день и всю прошлую ночь.

Откинув с постели покрывало, она вытерла им свое мокрое лицо. По ее щекам, точно краска у клоуна, сбегали черные ручейки туши для ресниц. Я принес ей из ванной полотенце, она вырвала его у меня из рук и стала с остервенением тереть им лицо и шею. Без косметики она выглядела как-то свежее и гораздо моложе. Под глазами набухли кровоподтеки.

— Что я говорила? — спросила она, моргая. — Что я вам сказала?

— Вы предложили мне убить человека.

— Кого? — спросила она с нескрываемым интересом.

— А вы не помните?

— Я была ужасно пьяна.

Несмотря на холодный душ, блондинка пока что окончательно не протрезвела. Впрочем, виски еще могло оказать на нее свое действие.

— Бена Мерримена? Его вы должны были убить? — спросила она.

— Совершенно верно. Почему вы хотите, чтобы я его убил, миссис Уичерли?

— Вы знаете мое имя. — Она подозрительно прищурилась.

— Представьте себе. Почему вы хотите смерти Бена Мерримена?

— Уже не хочу. Передумала. Забудьте об этом. — Она покачала своей растрепанной светлой головой. — Забудьте обо всем, что я вам говорила.

— Рад бы, да не могу. Мерримен уже мертв, сегодня вечером его забили до смерти в вашем атертонском доме.

— Я вам не верю, — сказала она, но ее выдавал застывший в глазах ужас.

— Нет, верите.

Она опять замотала головой.

— С какой стати я должна вам верить? Вы лжете, как и все остальные. Почему я должна прислушиваться к словам какого-то проходимца?

— Завтра вы прочтете об этом в газетах, если, конечно, вам разрешат читать в камере.

Она с трудом встала, глядя на меня со страхом и ненавистью.

— Никто меня за решетку не посадит. Убирайтесь отсюда.

— Вы же сами меня пригласили.

— И совершенно напрасно. Убирайтесь.

Она толкнула меня в грудь обеими руками, и я стиснул ей запястья:

— Вы имеете какое-то отношение к смерти Мерримена?

— Я не знала даже, что он мертв. Отпустите меня.

— Скажите сначала, где Феба.

— Феба?! — Она опять подозрительно прищурилась. — А при чем тут Феба?

— Я ищу ее — меня нанял ваш муж Гомер. Ваша дочь пропала больше двух месяцев назад. Впрочем, вам должно быть об этом известно. Говорю на всякий случай.

— А кто вы такой?

— Частный сыщик. Поэтому и ношу оружие.

Я отпустил ее руки, и она, рухнув на кровать, запустила пальцы в свои растрепанные волосы, как будто это помогало ей думать.

— Почему вы за мной шпионите? Я Фебу после развода не видела ни разу.

— Ложь. Неужели вам на нее наплевать?

— Мне и на себя наплевать.

— Нет, вам, судя по всему, ее судьба не безразлична — иначе бы вы не написали на оконном стекле ее имя.

— На каком еще оконном стекле? — Она тупо уставилась на меня.

— В номере отеля «Чемпион».

— Неужели я это сделала? Наверно, совсем не в себе была.

— А я думаю, вы просто скучали без дочери. Где она, миссис Уичерли? Она жива?

— Откуда я знаю? Мы с ней не виделись после развода.

— Вы ошибаетесь. Второго ноября, в день отплытия вашего мужа, вы вместе с Фебой...

— Не называйте его моим мужем. Он мне не муж.

— Хорошо, бывший муж. В день его отплытия вы уехали вместе с дочерью на такси. Куда?

Блондинка молчала. Пока она раздумывала, чтобы ответить, выражение ее лица изменилось, губы шевелились, словно она подбирала слова.

— Только не врите. Если вам дорога ваша дочь, говорите правду.

— Я отправилась на вокзал. Села в поезд и поехала домой.

— В Атертон?

Она утвердительно кивнула.

— А Феба поехала с вами?

— Нет, я довезла ее до отеля «Святой Франциск». В Атертоне она не была ни разу.

— А почему вы продали дом и скрываетесь здесь, в Сакраменто?

— Это мое дело.

— И Бена Мерримена?

Она по-прежнему сидела низко опустив голову и пряча глаза.

— Вас это не касается. — От нашего разговора она протрезвела гораздо больше, чем от ледяной воды.

— Боитесь за себя?

— Если хотите.

— Я хочу одного: узнать, где Феба.

— Где ж я вам ее возьму? С той минуты, как она вышла из такси на Юнион-сквер, я ее больше не видела, — равнодушно сказала она, однако я почувствовал в ее голосе боль утраты.

— Вы ведь знали, что она пропала?