Алистер Маклин - Страх — это ключ Страница 21

Я кисло посмотрел на него. Я уважал его набожность и его чувства, но подумал, что зажигать лампаду надо было немного раньше.

Глава 6

Ровно в два часа ночи капитан Займис ловко привалил «Матапан» к деревянному причалу, от которого мы ушли в море. На небе не было теперь ни звездочки — ночь была настолько темной, что практически невозможно было отличить землю от моря. Дождь выбивал очень быструю дробь по крыше каюты, но мне надо было идти, и идти немедленно. Я должен незаметно пробраться в дом, поговорить с Яблонски и до утра просушить одежду. Мои вещи все еще находились в «Ла Контессе», поэтому я располагал лишь одним костюмом, и его нужно было до утра просушить. Я не мог надеяться на то, что никто не захочет повидать меня до вечера, как, например, вчера. Генерал сказал, что расскажет мне о работе через тридцать шесть часов, а они истекают в восемь утра. Я позаимствовал у капитана Займиса длинный плащ и натянул его поверх моего дождевика. Плащ был мне немного маловат — казалось, что на мне смирительная рубашка. Пожал всем руки, поблагодарил за все, что они сделали для меня, и ушел.

В два пятнадцать, после короткой остановки у телефона-автомата, я припарковал «корвет» в том месте, где нашел его, и пошел пешком. И брел по обочине дороги в направлении съезда к дому генерала. Тротуара на обочине не было — люди, живущие здесь, не нуждались в нем. Кюветы превратились в реки грязной воды глубиной по щиколотки. Я сомневался, сумею ли к утру высушить свои ботинки.

Я проскользнул мимо домика, в котором жил, или, возможно, жил шофер.

Тоннель ярко освещался, и перебираться через ворота было не очень умно. К тому же опыт подсказывал мне: если сильно нажать на верхнюю перекладину, то может включиться электрический звонок.

В тридцати ярдах от подъездной дороги я пробрался сквозь великолепную живую изгородь высотой восемь футов, окружавшую имение генерала. Менее чем в двух ярдах за этой изгородью возвышалась не менее великолепная стена высотой восемь футов, гостеприимно усаженная кусками битого стекла. Как я узнал от Яблонски, ни живая изгородь, скрывавшая стену, ни стена, предназначенная для отпугивания людей слишком стеснительных, чтобы пройти через главные ворота, не были характерны только для имения генерала. У всех его соседей хватало денег, чтобы защищать себя таким же образом.

Веревка, свисавшая с ветви росшего за стеной толстого виргинского дуба, была на месте. Плащ страшно мешал мне, и я с трудом перебрался через стену, отвязал веревку и закопал ее под корнями дуба. Я не думал, что мне еще раз придется воспользоваться веревкой, но кто знает. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь из людей Вайленда нашел ее.

Если что и было характерно для имения генерала, так это забор в двадцати футах за стеной. Он состоял из пяти ниток проволоки, три верхние — из колючей проволоки. Любой здравомыслящий человек приподнял бы второй снизу провод, опустил бы самый нижний и пролез бы внутрь. Но благодаря Яблонски я знал то, чего не знал любой здравомыслящий человек: эти провода приводили в действие звонок, поэтому я перебрался через верх, изодрав весь плащ. Эндрю больше не удастся поносить его, даже если он получит его назад.

Под тесно посаженными деревьями темнота была почти полной. У меня был фонарик, но я не осмеливался воспользоваться им. И вынужден был положиться на удачу и свою интуицию, чтобы добраться через сад к пожарной лестнице.

Мне требовалось пройти около двухсот ярдов — это займет не более четверти часа.

Я шел, вытянув руки вперед, и, лишь наткнувшись лицом на ствол дерева, понял, что бесполезно как расставлять руки, так и вытягивать их вперед. Я ничего не мог поделать с бородатым испанским мхом, на который постоянно натыкался лицом, зато прекрасно справлялся с сотнями сухих сучков и веток, усыпавшими землю. Я не шел — я скользил. Не поднимал ноги, а медленно и осторожно вытягивал их вперед, отодвигая в сторону все, что встречалось на пути. И не переносил вес на ногу, не убедившись в том, что ничто не треснет и не заскрипит под ногой.

Через десять минут я начал всерьез думать, не заблудился ли. Вдруг мне показалось, что за деревьями мелькнул крошечный огонек — вспыхнул и погас. Он мог померещиться мне, но у меня не столь развитое воображение.

Поэтому я пошел еще медленнее, натянув поглубже шляпу, подняв воротник, чтобы бледное пятно моего лица не выдало меня. В трех футах от меня вы не услышали бы шуршания моего плаща — так я был осторожен.

Вовсю ругал я испанский мох: его свисавшие пучки попадали в лицо и заставляли закрывать глаза именно тогда, когда этого нельзя было делать.

Мне хотелось упасть на четвереньки и дальше пробираться в таком положении.

Я бы так и сделал, но знал, что шорох плаща выдаст меня.

Затем я снова увидел этот огонек — футах в тридцати от меня, но светил он не в мою сторону, а освещал что-то на земле. Я сделал два быстрых шага вперед, желая посмотреть на источник света, и обнаружил, что моя способность ориентироваться в темноте не подвела меня. Огород был окружен деревянным забором, и я наткнулся прямо на него. Верхняя планка скрипнула, как дверь заброшенной темницы.

Кто-то вскрикнул, выключил фонарик, затем снова включил его, но теперь он освещал не землю, а обшаривал огород. Человек с фонариком был пуглив, как котенок. Он ведь должен был сориентироваться, откуда донесся скрип, и, осветив это место фонариком, моментально обнаружить меня, а вместо этого он беспорядочно водил фонариком туда-сюда, и у меня было время, чтобы сделать один длинный шаг назад. Лишь один, но его хватило, чтобы слиться с ближайшим дубом. Я прижался к дубу так сильно, будто пытался свалить его и страстно желал лишь одного — чтобы у меня был пистолет.

— Дай мне фонарик, — холодный, невыразительный голос, без сомнения, принадлежал Ройалу. Свет фонарика метнулся в сторону, а затем снова осветил землю. — Давай, продолжай.

— Но я слышал шум, мистер Ройал, — дрожащий шепот принадлежал Ларри.

— Там, точно там, я точно слышал.

— Я тоже слышал. — С таким голосом, как у Ройала, в котором столько же тепла, сколько в ведерке со льдом для шампанского, трудно успокоить кого-либо, но Ройал очень старался. — Лес ночью полон звуков. Жаркий денек, холодный дождь ночью, все то расширяется от жары, то сжимается от холода, отсюда и различные звуки. Ладно, поторопись, всю ночь, что ли, хочешь под дождем провести?

— Послушайте, мистер Ройал, — с отчаянием прошептал Ларри, — я не ошибся, правда, я слышал...

— Что, забыл нанюхаться на ночь своего белого порошка? — оборвал его Ройал. Даже секунда доброжелательного отношения к другим была для него слишком долгой. — Боже, зачем я связался с таким наркоманом, как ты?

Заткнись и работай.

Ларри заткнулся. Меня заинтересовало то, что сказал Ройал, поскольку интересовали, с тех пор как я увидел Ларри, его поведение, тот факт, что ему позволили общаться с Вайлендом и генералом, та свобода, которой он пользовался, и само его присутствие здесь. Крупная преступная организация, старающаяся загрести большие деньги, — а я не мог представить, что такая банда не стремится заработать большие деньги, — обычно подбирает своих членов с большой осторожностью и предусмотрительностью, как крупные корпорации подбирают крупных администраторов. Более того, ошибка по недосмотру, опрометчивость администратора не развалят крупную корпорацию, но они могут развалить преступную организацию. Крупные преступления являются большим бизнесом, а крупные преступники — крупными бизнесменами, и они занимаются своей незаконной деятельностью с той же тщательностью и аккуратностью, что и их законопослушные коллеги. Если возникает — что, правда, очень нежелательно — необходимость убрать соперников или человека, угрожающего их безопасности, то это поручалось тихим, вежливым людям типа Ройала, но Ларри им нужен был так же, как зажженная спичка на пороховом складе.

Их было трое в этом углу огорода — Ройал, Ларри и дворецкий, круг обязанностей которого, казалось, был шире, чем можно было ждать от человека его профессии в лучших загородных домах, принадлежащих представителям высших слоев английского общества. Ларри и дворецкий что-то делали лопатами. Сначала я подумал, что они копают яму. Ройал прикрывал фонарик, но при таком дожде даже в десяти футах было сложно что-либо разглядеть. Однако постепенно, скорее по звукам, я понял, что они закапывали какую-то яму. Я улыбнулся — мог побиться об заклад: они закапывали что-то очень ценное, что не пролежит здесь долго. Огород — не очень подходящее место для сокрытия клада.

Через три минуты они закончили работу. Кто-то из них обработал землю граблями. Я предположил, что они копали на недавно вскопанной грядке и хотели скрыть следы своей работы. Затем все пошли к стоявшему в нескольких ярдах навесу и бросили там лопаты и грабли.