Рэймонд Чандлер - Долгое прощание Страница 21

В такой ситуации глупый человек идет за помощью к умному. Вот и я позвонил одному знакомому из организации Карне. Это шикарное агентство в Беверли Хиллз, которое специализируется на защите интересов транспортного бизнеса и защищает их всеми способами, вплоть до балансирования на грани закона. Знакомого звали Джордж Питерс, и он сказал, что уделит мне десять минут, если я приеду прямо сейчас.

Агенство занимало половину второго этажа в одном из этих нежно-розовых четырехэтажных зданий, где двери лифта вам открывает фотоэлемент, где тихие и прохладные коридоры, места на автостоянках помечены фамилиями начальников, а у аптекаря в вестибюле вывихнута кисть от того, что он без конца насыпает во флакончики таблетки снотворного.

Входная дверь была темно-серая, а на ней металлические буквы, четкие и острые, словно новенький нож: ?Организация Карне. Президент Джеральд К, Карне?. Ниже, буквами поменьше: ?Вход?. Все это напоминало крупный трест.

Приемная была маленькая и уродливая, но уродство рассчитанное и дорогое. Мебель ярко-красная и темно-зеленая, стены тускло-зеленые, а картинки на них – в зеленых рамах на три тона темнее. Картинки изображали парней в красных фраках, верхом на здоровенных лошадях, которые так и рвались перемахнуть через высокие изгороди. Висели здесь и два зеркала без рам, окрашенные в очень нежный, но достаточно омерзительный розовый цвет.

Журналы на полированном столике были самые свежие, каждый номер в прозрачной пластиковой обложке. Декоратор, который обставлял эту комнату, цветобоязнью явно не страдал. Сам он, вероятно, носил алую рубашку, лиловые штаны, полосатые ботинки и пурпурные подштанники, на которых оранжевым были вышиты его инициалы.

Все это было только витриной. С клиентов агентства Карне брали минимум сотню per diem и обслуживали на дому. Ни в каких приемных они сроду не бывали. Карне был раньше полковником военной полиции – здоровенный цветущий малый, с характером жестким, как доска. Он как-то предлагал мне работу, но я ни разу не дошел до такого отчаяния, чтобы согласиться. На свете есть сто девяносто видов подлости, и Карне знал их все назубок.

Матовая стеклянная перегородка раздвинулась, выглянула секретарша. У нее была чугунная улыбка и глаза, которые способны пересчитать деньги у тебя в заднем кармане.

– Доброе утро. Что вам угодно?

– Я к Джорджу Питерсу. Меня зовут Марлоу. Она заглянула в зеленую кожаную книгу.

– Он вам назначил, м-р Марлоу? Не вижу вашей фамилии в списке на сегодня.

– Я по личному делу. Только что договорился с ним по телефону.

– Понятно. Как пишется ваша фамилия, м-р Марлоу? И, будьте добры, ваше имя.

Я сказал. Она записала на длинном узком бланке и пробила его на контрольных часах.

– К чему вся эта показуха? – осведомился я.

– Для нас нет мелочей, – холодно ответствовала она. – Полковник Карне говорит, что самый заурядный факт может вдруг оказаться очень важным.

– Или наоборот, – заметил я, но до нее не дошло. Покончив со своей бухгалтерией, она подняла глаза и объявила:

– Я доложу о вас м-ру Питерсу.

Я сказал, что счастлив. Через минуту в обшивке открылась дверь, и Питерс поманил меня внутрь. Коридор был серый, словно на линкоре, по обеим сторонам шли кабинетики, похожие на тюремные камеры. У него в кабинете был звуконепроницаемый потолок, серый стальной стол и два таких же стула, серый диктофон на серой подставке, телефон и чернильный прибор того же цвета. На стенах висели две фотографии в рамках – на одной Карне красовался в форме и в белой каске, на другой – в штатском, за письменным столом и с непроницаемым видом. В рамку был также вставлен небольшой лозунг, стальными буквами на сером фоне. Он гласил:

ОПЕРАТИВНИК КАРНЕ ОДЕВАЕТСЯ, РАЗГОВАРИВАЕТ И ВЕДЕТ СЕБЯ КАК ДЖЕНТЛЬМЕН ВСЕГДА И ВЕЗДЕ. ИСКЛЮЧЕНИЙ ИЗ ЭТОГО ПРАВИЛА НЕТ.

Двумя большими шагами Питерс пересек комнату и сдвинул в сторону одну из фотографий. За ней в серую стену был вставлен серый микрофон. Вытащив его, Питерс отсоединил провод и запихнул микрофон обратно. И опять прикрыл фотографией.

– Меня бы за ваш визит уже выперли с работы, – объявил он, – да наш сукин сын поехал по делам какого-то актеришки – забрали за вождение машины в пьяном виде... Все микрофоны подключены к его кабинету. Заведение прослушивается насквозь. Я тут было предложил ему установить за зеркалом в приемной инфракрасную кинокамеру. Не клюнул. Наверное, потому, что у кого-то уже такая есть.

Он уселся на жесткий серый стул. Я рассматривал его. Неуклюжий, длинноногий человек, с худым лицом и редеющими волосами. Кожа у него была усталая, дубленая – видно, много бывал на воздухе в любую погоду. Глаза сидели глубоко, расстояние от носа до рта почти такой же длины, как и сам нос. Когда он улыбался, вся нижняя часть лица утопала в двух глубоких складках, тянувшихся от ноздрей к уголкам губ.

– Как вы можете это терпеть? – осведомился я.

– Садитесь, старина. Дышите глубже, не повышайте голоса и не забывайте, что оперативник фирмы Карне по сравнению с дешевой ищейкой вроде вас – то же самое, что Тосканини по сравнению с обезьяной шарманщика. – Он ухмыльнулся и помолчал. – Терплю, потому, что мне плевать. Платят прилично. А если Карне начнет обращаться со мной как с заключенным той английской тюряги, где он был начальником во время войны, я тут же возьму расчет и смоюсь. Что у вас стряслось? Я слыхал, вас тут недавно потрепали.

– Я не жалуюсь. Хотел бы заглянуть в ваши досье на ребят, у которых окошечки с решетками. Знаю, что у вас такие есть. Мне Эдди Дауст рассказывал, когда ушел отсюда.

Он кивнул.

– У Эдди нервы оказались слабее, чем требуется для фирмы Карне. Досье, о котором вы говорите, совершенно секретные. Ни при каких обстоятельствах секретную информацию нельзя сообщать посторонним. Сейчас я их притащу.

Он вышел, а я стал смотреть на серую корзину для бумаг, серый линолеум и серые кожаные уголки пресс-папье. Питерс вернулся с серой картонной папкой. Положил ее на стол и раскрыл.

– Мать честная, почему у вас здесь все такое серое?

– Цвет нашего флага, старина. Дух организации. Но у меня есть кое-что и другого цвета.

Открыв ящик стола, он извлек оттуда сигару длиной дюймов в восемь.

– Подарок, – объявил он. – От пожилого английского джентльмена, который прожил сорок лет в Калифорнии и до сих пор вместо ?телеграмма? говорит ?каблограмма?. В трезвом виде это почтенный старец, не лишенный внешнего обаяния. И на том спасибо. У большинства населения, включая Карне, и внешнего-то ни капли. В Карне столько же обаяния, сколько в подштанниках сталевара.

В нетрезвом виде клиент имеет странную привычку выписывать чеки на банки, которые о нем слыхом не слыхали. Но всегда выворачивается и с моей любезной помощью ни разу не попал в каталажку. Выкурим на пару, как индейские вожди, замышляющие хорошую резню.

– Сигары не курю.

Питерс с грустью посмотрел на огромную сигару.

– Я, вообще, тоже, – сказал он. – Подумывал преподнести ее Карне, Но для одного человека она великовата, даже если этот один человек – Карне. – Он нахмурился. – Замечаете? Слишком много я говорю про Карне. Нервишки, наверно. – Он бросил сигару обратно в ящик и взглянул на открытую папку. – Так что нам требуется?

– Я разыскиваю зажиточного алкоголика, который привык к комфорту и может себе его позволить. До подделки чеков он пока не дошел, насколько я знаю. Довольно агрессивен, жена о нем беспокоится. Она думает, что он укрылся в подпольном лечебном заведении, но не знает где. Единственное, что у нас есть, – инициал некоего доктора В. Клиент пропал три дня назад.

Питерс задумался.

– Это не так уж давно, – сказал он. – Чего тут волноваться?

– Если я его найду, мне заплатят. Он покачал головой.

– Не совсем понял, но будь по-вашему. Сейчас посмотрим. – Он начал листать папку. – Не так-то это просто, – заметил он. – Эти люди на месте не сидят. Всего по одной букве найти... – Он вытащил из папки листок, через несколько страниц другой, а за ним и третий. – У нас здесь таких трое,? объявил он. – Д-р Эймос Варли, остеопат. Большое заведение в Альтандене.

Выезжает или раньше выезжал на ночные вызовы за пятьдесят долларов. Две профессиональные медсестры. Года два назад имел неприятности в калифорнийском бюро по наркотикам, они проверяли его рецептурную книгу.

Информация довольно устаревшая.

Я записал фамилию и альтанденский адрес.

– Затем имеется д-р Лестер Вуканич. Ухо, горло, нос, на Голливудском бульваре, в здании Стоквелл-Билдинг. Тут дело ясное. Принимает, в основном, у себя, специализируется вроде бы по хроническому гаймориту. Обычная история. Вы приходите с жалобой на головную боль, – пожалуйста, он промоет вам лобные пазухи. Сперва, конечно, надо обезболить новокаином. Но если вы ему понравились, то вместо новокаина... Усекли?