Дик Фрэнсис - Частный детектив Выпуск 3 Страница 22

За столиком моего спасителя началось какое–то движение. Потом один из его товарищей подошел к нам и протянул довольно потрепанный номер киножурнала.

— Это его, — заявил он. Нембези немного смутился, но потом показал обложку. Там была моя фотография. Выглядел я на ней как обычно физиономия смертельно скучающего человека.

Я написал внизу большими буквами: «Кьяно Нембези, которому я обязан жизнью» и размашисто расписался.

— Он будет хранить его до самой смерти, — сказал гид.

«В лучшем случае, до завтра» — подумал я.

* * *

Когда «Дакота» изменила курс, на мои закрытые веки упали лучи заходящего солнца. Я осторожно повернул голову. Может быть, рана была и не опасной, но болела она основательно.

Когда я упал, в штреке кто–то находился. Я не видел лица и не знаю, кто это. Но если он был рядом, когда я ударился, почему же, черт возьми, он не помог мне выбраться?

Я настолько отупел, что лишь после долгого раздумья пришел к простому выводу: этот человек и треснул меня по башке.

Я открыл глаза, увидел Родерика и уже хотел все ему рассказать, но не стал делать этого. Мне не хотелось посвящать в свои подозрения читателей «Рэнд Дейли Стар».

Глава 11

Вместо того, чтобы спать, что наверняка было бы полезнее, я размышлял над тем, кому понадобилась моя смерть.

Я не знал — кто, не мог понять — зачем, не был уверен, что память меня не подводит: может быть, мне показалось, что в штреке кто–то был?

Не было никакой уверенности.

Позвонить ван Хурену? Имеет ли смысл? В шахте находилось огромное количество людей. Все были одеты одинаково. Кроме того, в штреке было темно. В итоге будет много болтовни, масса домыслов и никаких результатов. «Линкольн утверждает, что кто–то покушался на его жизнь», — мне ни к чему такие заголовки.

Как верно заметил Конрад, за неделю я второй раз чудом не оказался на том свете.

Какая–то нелепая история! Это моим киногероям свойственно чудом спасаться. Я здесь ни при чем.

Итак, сидеть тихо и ничего не предпринимать? Но если кто–то действительно хочет меня убить, кто ему помешает попробовать еще раз. Нельзя же быть начеку все время. Особенно, если орудием убийства служит либо микрофон, либо кусок скалы. Разве можно что–либо предвидеть в таких условиях?

Если меня действительно пытались убить, то оба покушения были спланированы так, чтобы создать видимость несчастного случая. Какие меры предосторожности помогут здесь? Наверняка будет не яд, не нож в спину, не пуля из револьвера. А как уберечься от испорченных тормозов в автомобиле, от ядовитого паука в ботинке или подпиленного балкона?

Довольно долго я перебирал версии. В игре участвовали несколько человек. Мог ли это быть шахтер, сильно скучавший на моем последнем фильме и решивший раз и навсегда обезопасить себя от следующего? Для этого не нужно меня убивать. Достаточно уйти с сеанса и больше не ходить на мои фильмы.

А может быть, собрат–киношник, кто–нибудь, кто завидует мне? Единственным человеком, который меня ненавидел до такой степени, был Дрейкс Годдар, но он еще не приехал в Южную Африку и уж наверняка не прятался в руднике на глубине полтора километра.

Никто из работавших внизу людей не знал о том, что я буду на шахте, — они узнали, кто я, когда я поднялся наверх.

Таким образом, оставались… Вот так черт… Оставались Эван, Конрад, Дэн, ну и Родерик. Может быть еще ван Хурен, который, в конце концов, всем заправляет.

Эван действительно меня недолюбливает, но не настолько же, право. Дэн не знает, что я подозреваю его в махинациях с лошадьми, а если бы и знал, то не стал бы скрывать мелкое, в сущности, мошенничество, совершая столь тяжкое преступление, скорей бы пожал плечами и пообещал, что больше не будет.

Что касается Родерика, Конрада и ван Хурена, то для них я не смог придумать мотивов.

Все они (кроме Конрада, который лежал в амбулатории) казались искренне обрадованными, когда увидели, что я живой и здоровый, выхожу из лифта.

Чем дольше я размышлял, тем менее правдоподобным казалось мне все это. Ни один из них не годился на роль коварного убийцы. В конце концов, я решил, что у меня чересчур разыгралось воображение.

Я вздохнул. Голова перестала болеть. Я решил, что вновь могу рассуждать спокойно, и вскоре заснул.

Когда я проснулся, мои ночные домыслы показались мне начисто лишенными смысла. Конраду показалось, что между микрофоном и историей в шахте есть какая–то связь. Он ошибся.

Родерик позвонил рано утром и пригласил на ужин. Будет Катя. Ничего официального; когда я сказал, что не обещаю, он поспешил добавить, что ни слова об этом не напишет, и что ничего из сказанного мною в печать не попадет.

— Договорились! — ответил я, сомневаясь в обещанном. — Где вы живете?

Он сказал адрес и добавил:

— Ваш шофер знает, где это.

— Надеюсь.

Я положил трубку. В том, что Родерик знал об автомобиле с шофером, не было ничего подозрительного. В «Игуане» у него человек, который сообщает ему, как часто я чищу зубы.

Телефон зазвонил вновь.

Уэнкинс. Не смогу ли я… То есть, не соглашусь ли я, чтобы он приехал ко мне сегодня, чтобы обсудить определенные… вернее, некоторые детали, связанные с премьерой фильма.

— Разумеется, — ответил я. — Прошу.

Сразу же после него позвонил Конрад. Еду ли я в Парк Крюгера?

— На какой срок?

— На десять дней.

— В таком случае, не могу. Я должен быть здесь самое позднее во вторник. А можно на своей машине? Две машины не одна, особенно, когда нужно многое посмотреть.

Отличная мысль! — воскликнул он. Я же заподозрил его в том, что он не горит особым желанием ехать в одной машине с Эваном и мною.

Потом он сказал, что перед ленчем зайдет ко мне выпить стаканчик, что Эван уже весь ушел в раздумья над новым фильмом. Ну, как обычно, подумал я.

Потом позвонил Аркнольд.

— Извините, — сказал он. — Я насчет лошадей миссис Кейсвел… — он замолчал, и я понял, что больше он ничего не скажет.

— До полудня я буду в гостинице, приходите, — предложил я.

В трубке раздавалось его учащенное дыхание.

— Ладно, — сказал он. — Постараюсь. Так, пожалуй, действительно будет лучше. Часов в одиннадцать вас устроит? После утренней тренировки.

— До встречи, — сказал я.

* * *

Яркое солнце, синее небо.

Я пил кофе и просматривал тесно набранные колонки местных новостей. Я мало что понял, для этого нужно было знать, что к чему. Как будто вошел на середине сеанса, подумал я.

В Иоганнесбурге убит неизвестный мужчина — найден два дня назад с проволокой на шее.

Я почувствовал легкую дрожь и отложил газету.

Глупости, успокаивал я себя. Никто не покушается на твою жизнь. Все это ерунда.

— Здравствуйте, — сказала Салли, — что вы здесь делаете?

— Вот, смотрю, как растет трава.

Она опустилась напротив, весело улыбаясь. Ее юное лицо так и светилось от удовольствия.

На ней было короткое белое платье, белые туфли, в руках — ракетки в чехлах. Темные волосы были повязаны зеленой лентой. Все в ней напоминало о богатстве семьи ван Хуренов.

— Чашечку кофе? — предложил я.

— Лучше апельсинового сока. Я заказал сок.

— Правда, у нас потрясающий рудник?

— Потрясающий, — согласился я. Мы пародировали Дэна.

— А вы находчивый, — улыбнулась она. — Отец сказал, что вы умеете действовать интуитивно, правда, я так и не поняла, что он имел в виду.

— Я всегда слишком спешу, чтобы подумать, как следует, — рассмеялся я.

— Нет, он говорил это в положительном смысле, — не согласилась она.

Принесли апельсиновый сок. Салли пила, постукивая кусочками льда в стакане. У нее были длинные темные ресницы и нежный румянец. Когда я вижу таких девчонок, я думаю, о том, что моя малышка, может быть, и вырастет такой же симпатичной стройной девушкой, но с ней нельзя будет ни пошутить, ни поговорить серьезно.

Салли опустила стакан и огляделась.

— Вы не видели Дэна? Мы договорились встретиться в десять, а сейчас уже четверть одиннадцатого.

— Вчера он весь вечер занимался подсчетами, устал, бедняжка.

— Какими подсчетами? — спросила она подозрительно.

Я рассказал.

Она рассмеялась.

— Он здорово считает в уме. В субботу, на скачках, он тоже считал. Я называла его человек–калькулятор, — она отпила из стакана. — А вы знаете, Дэн страшно азартный. Он поставил на лошадь десять рэндов, представляете!

Я подумал, что ван Хурен хорошо воспитал свою дочь, если десять рэндов были для нее солидной суммой.

— Правда, — продолжала она, — его лошадь выиграла. Я ходила с ним в кассу за деньгами. Представляете, он получил целых двадцать пять рэндов. Он сказал, что часто выигрывает. И очень радовался.