Лоуренс Блок - Восемь миллионов способов умереть Страница 22

Я подошел к ближайшему столу. Лысеющий полицейский оторвался от пишущей машинки и вопросительно посмотрел на меня. Я сказал, что ищу детектива Деркина.

Полицейский за соседним столом встретился со мной взглядом.

— Я Джой Деркин. А вы, как я понимаю, Мэтт Скаддер?

Рукопожатие его было каким-то преувеличенно крепким, словно он проверял меня на вшивость. Кивком указал на стул и сам, усевшись, загасил сигарету в переполненной окурками пепельнице. Тут же достал новую из пачки, откинулся на спинку стула и оглядел меня. Глаза у него были неопределенного сероватого цвета — из тех, что не выдают ни мыслей, ни чувств — непроницаемые.

Он спросил:

— Что, дождь еще идет?

— Да, не кончается.

— Мерзкая погода! Кофе хотите?

— Нет, благодарю.

— Чем могу помочь?

Я спросил, не может ли он поделиться со мной кое-какими подробностями из дела Ким Даккинен.

— Но к чему это вам?

— Просто обещал одному человеку заняться этой историей.

— Обещали заняться? Вы что — хотите сказать, у вас есть клиент?

— Ну, в каком-то смысле — да.

— Кто же он?

— Я не имею права говорить.

В уголке его рта задергалась мышца. Ему было лет тридцать пять, и весил он на несколько фунтов больше положенного, а потому выглядел немного старше. Правда, волос еще не потерял. Они были темно-каштановые, местами почти черные, плотно прилизанные. Лучше бы одолжил фен у своего коллеги дежурного.

Он сказал:

— Но вы не имеете права этим заниматься! У вас нет лицензии, но даже если бы и была, подобного рода информация не подлежит разглашению.

— Вот уж не думал, что мы с вами в суде!..

— Мы не в суде. Но вы являетесь сюда и просите оказать вам услугу...

Я пожал плечами.

— Просто я не могу назвать вам имени своего клиента. Он заинтересован в том, чтобы убийцу поймали. Вот и все.

— И считает, что это случится быстрее, если он наймет вас, да?

— Очевидно.

— И вы того же мнения?

— Я думаю только о том, чтобы заработать на жизнь.

— Господи... — осклабился он. — Да кто ж не думает!

Я повел себя правильно. Не угрожал и не требовал. Просто прикинулся парнем, который не прочь заработать лишний доллар. Он вздохнул, хлопнул ладонью по столу, поднялся и подошел к картотеке у стены. Он оказался плотного телосложения, с немного кривоватыми ногами; рукава рубашки были закатаны, воротничок расстегнут, и передвигался он вразвалочку, как ходят моряки. Вернулся с большим конвертом из плотной бумаги, плюхнулся в кресло, достал из конверта фотографию и бросил ее на стол.

— Вот, — сказал он, — можете полюбоваться.

Это был черно-белый, размером пять на семь, снимок Ким. Явись я сюда по любому другому делу, ни за что не догадался бы, что это она. Я смотрел на снимок, стараясь подавить приступ тошноты и заставляя себя не отводить глаз.

— Да, он постарался, — заметил я.

— Он нанес ей шестьдесят шесть ударов мачете, во всяком случае, так утверждает док. Ничего работенка у него, а? Подсчитывать такие результаты. Не знаю, как только они могут заниматься этим. Да моя работа, если сравнить, просто праздник сплошной!

— Да, вся эта кровь...

— Скажите еще спасибо, что снимок черно-белый. В цвете пострашнее.

— Представляю.

— Он задел несколько артерий. А стоит повредить хотя бы одну, кровь так и даст фонтаном по всей комнате. Сроду не видел столько кровищи...

— Он и сам, наверное, был весь в крови?

— Да, не испачкаться было просто невозможно.

— Тогда как ему удалось уйти незамеченным?

— В ту ночь было холодно. И скорее всего он был в пальто. Накинул его поверх одежды... — Он затянулся сигаретой. — Или же никакой одежды на нем совсем не было, когда он занимался своим черным делом. Черт, ведь девчонку нашли в чем мать родила, может, и он тоже был голеньким. А потом просто принял душ, вот и все. Там такая красивая ванна, так почему бы этому подонку и не поплескаться в ней вволю? Ведь он никуда не спешил.

— Мокрые полотенца нашли?

Он взглянул на меня. Выражение серых глаз по-прежнему оставалось невозмутимым, но в манерах и голосе заметно прибавилось уважения.

— Нет, не помню, чтобы там были мокрые полотенца, — ответил он.

— На такие вещи обычно не обращаешь внимания, особенно когда в комнате рядом подобная сцена...

— Вообще-то они должны были попасть в инвентарный список, — он полистал папку. — Вы же знаете, как обычно проводится работа. Снимают все подряд, собирают все предметы, которые могут служить вещдоками, складывают в пластиковые пакеты, вешают бирки и включают в список. Затем все эти вещи поступают на склад, а когда наступает время готовить дело к оформлению, их, как правило, не могут найти... — Он захлопнул папку и подался вперед: — Хотите кое-что расскажу? Недели две-три назад звонит мне моя сестра. Они с мужем живут в Бруклине. В районе Мидвуд, знаете такой?

— Знаю.

— Ну вот, тем лучше, что знаете. Район неплохой. Я хочу сказать: если весь город — сплошная помойка, то там еще ничего, относительно, конечно. А звонила она мне вот почему. Пришли они вечером домой и видят, что квартиру ограбили. Кто-то взломал дверь, спер портативную пишущую машинку, телик, какие-то папки. И вот она звонит мне и спрашивает, куда следует обратиться, кому звонить и все такое прочее. А я первым делом спрашиваю, было ли это ее добро застраховано. Она говорит, нет, им и в голову не пришло страховать, ведь все эти вещи не бог весть какая ценность. Ну, тогда, говорю, можешь с ними навеки проститься. Забудь. Никуда не заявляй. Только напрасная трата времени.

А она спрашивает, как же мы собираемся ловить всех этих грабителей, если никто не станет заявлять? А я говорю, что квартирные кражи теперь никто не расследует. Просто составляют протокол и отправляют его в архив, и бегать по городу и искать ее воров никто не будет. Другое дело, когда грабителей застукали с поличным. Но расследование грабежа, о нет! Раскрываемость почти нулевая, ниже не бывает, и времени ни у кого на это нет. Она говорит, ладно, все понятно, но что будет, если вдруг всплывут ее краденые вещи? Если она не сообщала об ограблении, как же тогда ей вернут их? Ну и пришлось мне объяснять, как работает вся эта идиотская система. Что склады забиты краденым и найденным добром, что архивы ломятся от этих самых заявлений, протоколов и списков краденого, но мы не можем вернуть вещи законным владельцам. Короче, выложил все как есть. Вам-то, конечно, это понятно, а вот она, бедняжка, мне кажется, так и не поверила. Потому что люди не любят верить в плохое.

Наконец он нашарил в папке какую-то бумажку, пробежал ее глазами, нахмурился и прочитал вслух:

— "Полотенце банное белое — одно. Полотенце ручное белое — одно. Простыни купальные белые — две". Но тут не сказано, использованные или нет, — он вынул из конверта целую пачку глянцевитых снимков и начал быстро просматривать их. Я заглянул ему через плечо — то были фотографии номера, в котором погибла Ким Даккинен. Сама она была не на всех снимках — видно, фотограф снимал место преступления методично, дюйм за дюймом.

На снимке в ванной комнате оказалась видна металлическая вешалка с нетронутыми полотенцами.

— Нет, грязных полотенец нет, — сказал он.

— Значит, он унес их с собой.

— С чего вы взяли?

— Но ведь помыться ему надо было. Пусть даже он и накинул поверх окровавленной одежды пальто. И потом, полотенец здесь не хватает. Их должно быть минимум по два, каждого вида. Это ведь двойной номер в классном отеле. И там должны давать не одно, а два ручных полотенца. И столько же больших.

— Но к чему ему было уносить их?

— Может, он завернул в них нож?

— Нет, для мачете у него был портфель или сумка, иначе как бы он пронес его в гостиницу? И таким же макаром наверняка и вынес.

Я согласился, что это вполне логично.

— И потом, к чему ему было заворачивать мачете в грязное полотенце? Ну, допустим, он принял душ, вытерся и потом, прежде чем убрать мачете в портфель, захотел завернуть его. Но ведь тут, на снимке, есть чистое полотенце. Так почему бы не завернуть нож в чистое и сухое полотенце, вместо того чтобы совать в сумку мокрое полотенце?

— Вы правы.

— Ладно, все это только напрасная трата времени, — сказал он и постучал пальцем по снимку. — Но мне следовало бы заметить, что полотенец не хватает. Это я сплоховал.

Мы вместе прочитали протокол осмотра. В заключении медэксперта ничего существенно нового не обнаружилось. Смерть наступила в результате обширной кровопотери, «возникшей в результате многочисленных ранений». Кажется, я воспроизвел эту формулировку правильно.

Я прочитал протоколы допроса свидетелей, проглядел также и другие бумаги и отчеты, собранные в деле. Но сосредоточиться как следует не удавалось. В затылке появилась тупая, ноющая боль, мысли путались. Где-то на середине чтения Деркин предоставил папку в полное мое распоряжение, а сам вернулся к занятию, от которого я его оторвал, — снова застучал на машинке.