Ричард Пратер - Странствующие трупы Страница 23

Я боролся с рулем, машину бросало из стороны в сторону, я снял ногу с тормозов и снова нажал на них. Покрышки завизжали по асфальту, я опасался, что они могут загореться. Похоронный зал маячил справа, машины мелькали, но теперь уже медленней.

Я продолжал колдовать с тормозами, мне удалось настолько замедлить ход машины, что теперь мне казалось, будто я ползу после недавней гонки. Тем не менее мне все же удалось остановиться перед входом. Я проскочил вперед на несколько ярдов, а что-то в моем мозгу, отмечавшем секунды, подсказывало, что время истекло. Мне казалось, что я даже слышу тиканье в своей голове, становившееся все отчетливей.

Я уперся ногами покрепче, круто повернул руль вправо и напряг мускулы рук. Правый передний бампер врезался в длинный "седан", отпихнул его в сторону и вперед, что сопровождалось скрежетом и грохотом металла. "Кадиллак" закачался и остановился. Я выскочил из машины еще до того, как она остановилась, и сразу взглянул на часы.

14.30. Секундная стрелка давно прыгнула дальше, а минутная точно указывала вниз. Строго говоря, было уже более половины третьего.

Я перебрался через темный "седан" и помчался к входу в зал. Оттуда доносились до меня скорбно-торжественные звуки органа. Я весь покрылся потом, еще хорошо, что при быстром беге воздух охлаждал мое лицо и шею. Справа в мою сторону повернулись двое, одним из них был Сэмсон.

Двойные большие двери впереди были закрыты, но когда я приблизился к ним, одна половина распахнулась: очевидно, ее открыл человек, слышавший грохот столкновения машин. Музыка зазвучала громче. К дверям подходили четыре широких ступени. Я перешагнул через одну прыжком, подошвы ботинок скользнули по граниту. Человек в дверях метнулся в сторону, когда я промчался мимо него и вскочил в здание.

Слева темно-красные занавески закрывали вход под аркой. Глубокие звуки органа неожиданно стихли, когда заговорил какой-то человек. Я подскочил к занавескам, отбросил их в сторону и оказался внутри.

Впереди протянулись скамьи, ряд за рядом заполненные мужчинами и женщинами в траурной одежде. Они занимали вправо не менее десяти ярдов, а перед первым рядом было пустое пространство, посреди которого возвышался гроб. На невысокой платформе стоял преподобный отец, рот у него был открыт, он произносил речь, одна рука была приподнята. Он повернул ко мне голову, рот у него открылся, рука упала.

Не теряя времени, я устремился вперед, потому что видел не только роскошный гроб, утопающий в цветах, но и тело Гизера. Был виден частично его профиль и огромный живот.

Наверное, я с самого начала знал, что мне надо делать. Вернее, что я попытаюсь сделать. Проход между рядами скамеек, покрытый темно-красной ковровой дорожкой, тянулся от меня до передней части часовни, и я воспользовался этим проходом. Последние слова преподобного отца повисли в воздухе.

Никаких других звуков. Пока там все замерли. У меня ушло секунд пять на то, чтобы ворваться сюда и добежать до гроба. Тут я остановился, широко расставив ноги, уперся торсом в металлический край постамента. Затем опустив обе руки в гроб, хорошенько ухватился за Гизера и поднял его вверх.

Это было довольно нелегко сделать. Он оказался словно сидящим в гробу, его голова безвольно склонилась вниз.

Тут раздались крики.

Разразился настоящий тарарам.

Глава 14

Я чуть было не надорвался.

Но все-таки я сделал это и сделал быстро. Я вытянул его до половины из гроба, пригнулся сам, еще раз встряхнул тело и взвалил его себе на плечи.

Его было трудно удержать из-за огромного брюха, но я обхватил его обеими руками и повернулся.

В часовне собралось человек семьдесят, включая человек двадцать – тридцать самых отпетых подонков в штате.

Смятение только теперь достигло своего апогея, а пока люди находились в шоковом состоянии. Случилось нечто неслыханное и невероятное, учитывая время и место, но на всю операцию ушли считанные секунды. Я двигался настолько быстро, насколько мог. Неожиданно закричали несколько человек. Вопли, вздохи, стоны – все смешалось в единое выражение изумленного недоумения.

И снова тишина.

Полнейшая, замороженная тишина.

Ни звука, ни шепота, ни дыхания.

И в этой тишине я услышал тиканье в брюхе Гизера.

Я перебросил труп через правое плечо, живот оказался возле моего уха, так что я не мог ошибиться. Часовой механизм работал. Тик-так-тик...

Я похолодел от ужаса. Мои нервы сначала напряглись, потом ослабли и задрожали. Я заволновался еще сильнее, невольно отгоняя прочь мысль о страшных последствиях своего поступка и о бомбе в животе Гизера. Я сосредоточил все мысли на том, как можно было еще попасть в эту часовню и сделать то, что я сделал.

И вот теперь, услышав зловещее тиканье механизма возле своего уха, я уже не мог не думать о бомбе, о нескольких фунтах динамита.

Если быть совершенно откровенным, то я на мгновенье заколебался, ведь каждому человеку хочется жить.

Я понимал, что каждый удар часов в действительности означал секунду или долю секунды, которая с неумолимой последовательностью проходила, приближая тот момент, когда бомба взорвется. А вот моя уверенность ослабела.

Мне не нравилось то, что я видел вокруг, точно так, как не нравились собственные мысли.

Так или иначе, но меня убьют. Если мне не оторвет голову при взрыве, то тут собрались не менее тридцати парней, которые с радостью оторвут ее у меня. При условии, конечно, что у них есть огнестрельное оружие. Во всяком случае, я видел несколько физиономий, которые, как мне казалось, выхватят свои пушки и изрешетят меня.

Ведь именно так они и поступают в обычных условиях, считая это единственным нормальным способом разрешения споров, а то и просто ради удовольствия.

А теперь, кроме всего прочего, имелась перспектива получить двадцать пять сотен, а некоторые из этих головорезов за такую сумму согласились бы покончить даже с собой.

Однако мне известно, что их предупредили: если начнется стрельба или поножовщина, их без разговоров упекут за решетку. Я не сомневался, что многих из них полиция самым тщательным образом обыскала, прежде чем впустить в зал. Так что, возможно, у них не было оружия. Но в их глазах я чувствовал желание отомстить.

Правда оно было не у всех. Некоторые не определили еще свою позицию, не разобрались в происходящем. Они, услышав звук моих шагов по проходу, поворачивались ко мне с выражением полнейшего недоумения. Как принято говорить, не верили своим глазам, очевидно считая, что ни у кого не может возникнуть желание вытаскивать покойника из гроба. И это же выражение до сих пор сохранялось на их физиономиях. "Ну кому нужен покойник?" – думали они. Другие глазели на меня, вытаращив глаза и раскрыв рты.

В переднем ряду Сирил Александер немного привстал со скамьи. Рот у него был открыт, подбородок прижат к шее, он облизывал пересохшие губы. Рядом с ним откинулась назад Зазу, сжав в кулачки руки и прижав их к щекам. Затем Клара Александер – солидная, тяжеловесная, хмурая, но в общем невозмутимо спокойная. Через три ряда от них сидел Дадди с мясистыми плечами и ничего не выражающими глазами. Но я не сомневался, что ему не терпится запустить палец себе в нос, однако он был не уверен, что на похоронах можно ковырять в носу. Слева от него вскочил на ноги Стифф, когда труп неожиданно "ожил" в гробу. Во втором ряду сидело двое маленьких детей, выглядевших близнецами, мальчик и девочка лет шести-семи. Рядом с ними была женщина, которая могла бы показаться хорошенькой, если бы не раскрыла так широко рот.

Слева сзади заколыхались красные занавески, и в комнату вошел Сэм. А возле меня справа откуда-то возникли фигуры двух дюжих молодчиков, наемных убийц, старых приятелей Гизера.

Да... Гизер.

Тик!

И все.

Я повернулся и согнулся под тяжестью трупа. Зал наполнился криками, воплями, нецензурной бранью, стуком ног и грохотом. Это был настоящий ад. Все перекрывал пронзительный вопль женщины из второго ряда.

Когда мужчины повскакивали со своих мест, Александер прыгнул мне наперерез. В конце зала, сорвав красный занавес с колец, капитан Сэмсон устремился вперед.

Я же со своей ношей повернул к двери с правой стороны, возле которой стояло двое мужчин. Я не мог воспользоваться входом в конце зала. И вовсе не из-за Сэмсона, который, несомненно, постарается освободить меня. Просто на меня насело бы человек десять тупоголовых парней, а пускаться в объяснения я не мог: дорога была каждая секунда.

Последнее, что я видел в часовне, когда завернул уже к двери, это спешившего ко мне Александера. Он забавно размахивал руками, как паяц из размалеванного картона, которого дергают за веревочку. Сэмсон бежал по проходу, а в четвертом ряду Дадди пытался выбраться наружу, пробираясь влево, Стифф двинулся в правую сторону.

Тут я уже протиснулся в дверь, при этом оттолкнув телом двух мужчин, загородивших выход. После этого я прошел без препятствий между Маком Гэноном и Бигом Хорсом. Они отлетели в обе стороны от такого тарана. За дверью оказался длинный коридор, в конце которого виднелся солнечный свет. Я побежал туда, невольно склоняясь влево, чтобы сохранять равновесие с ношей на плече.