Ричард Пратер - Дорогой, это смерть! Страница 23

– Я узнала про это всего полчаса тому назад. Не знаю, когда про это узнал Торелли. Джордж был здесь, когда он позвонил.

– Ты хочешь сказать, что Торелли позвонил Джорджу по поводу товара?

– Да. После этого Джордж заглянул ко мне и сказал, что он будет какое-то время занят. Вот откуда я об этом и узнала. Джордж сказал, что ему придется вести какие-то переговоры от имени Торелли. Столько денег, Шелл...

Переговоры... Ну конечно же, Торелли торговался с Ив, сбивал цену. До нуля. Знаю я эти переговоры, для ведения которых такой головорез, как Джордж, прямо незаменим. А эта отважная наивная малышка Ив хладнокровно предложила Торелли: пять миллионов – и товар ваш. И все равно в этой истории мне не все было ясно.

– Глория, полчаса назад у Торелли еще не было этого товара?

– Нет, но он...

– Да, понятно, он обдумывал, как бы его получить. Так говоришь, туда пошел Джордж? Прямо к ней в коттедж?

– Да.

Я встал.

– Глория, где она живет? Боюсь, ее уже нет в живых. Глория! Где этот шестой коттедж? Быстро говори! Глаза у Глории сделались круглыми.

– Напротив, – не мешкая, ответила она. – Виден с нашего порога.

Глория показала, как мне туда пройти. Я бросился со всех ног, предпочитая напрямик, а не по подъездной дороге, которая здорово петляла. Пробегая мимо “кадиллака”, я махнул рукой Марии, чтобы она ехала за мной. Не знаю, поняла она меня или нет – я, не оглядываясь, рванул прямо по газону, откуда до коттеджа было ярдов сто.

И тут случилось то самое, чего я так боялся. Нет, я не увидел ничего особенного, а всего лишь мужчину, который вышел из двери коттеджа номер шесть и скорым шагом направился к длинному черному “линкольну”, припаркованному поблизости. Сев в него, он мгновенно рванул с места и машина быстро замелькала среди зелени.

Я не замедлил бега, хотя и знал, что уже слишком поздно.

Глава 15

Я еще не пробежал и половины расстояния, а легкие уже отказывали. Я весь вспотел, потому что был очень возбужден и боялся за Ив.

Ив Уилсон я наверняка застану мертвой – одному Богу известно, что может сделать с ней человек Торелли. Уже, вероятно, сделал.

Последние несколько футов я одолел галопом, с разбегу вскочил на маленькое крылечко и толкнулся всем телом в дверь. Она распахнулась, я с трудом удержался на ногах. Комната была почти точной копией гостиной Глории. В ней никого не было. Сразу я ничего не заметил, но когда огляделся внимательней, увидел в открытую дверь напротив меня танцующие тени, которые как-то странно то поднимались, то исчезали. Я бросился в ту комнату и чуть было не упал в огонь.

Меня лишь чудом не вывернуло. Мне хотелось закрыть глаза, отвернуться, уйти – все, что угодно, только бы не видеть этого. На кровати лежала Ив, которая, как я интуитивно чувствовал, была мертва. Увидев пламя, я в первую секунду подумал, что подожгли коттедж, но вскоре сообразил, что не коттедж горит, а человеческая плоть. Запах был столь удушающим, что у меня запершило в горле. Я почувствовал во рту вкус жареного мяса.

Пламя поднималось из большого ведра в изножье одной из двух кроватей прямо передо мной, оно все еще жадно тянулось вверх, желая достать почерневшие связанные лодыжки. Закинутые за голову руки Ив Уилсон были привязаны к спинке кровати, ноги лежали на противоположной, свешиваясь над ведром с горящим огнем.

Все это я увидел сразу же, как только ворвался в комнату: изуродованное веревками прекрасное тело Ив, следы ожогов на белой коже, всклокоченные апельсиновые волосы, кляп глубоко в ее рту. Я с поразительной ясностью запечатлел в мозгу каждую деталь этого ужасного зрелища, а по моему телу тем временем ползли мурашки и к горлу подступал тошнотворный ком. Я видел, что кляп изуродовал ее рот, видел на ее щеках яркие пятна помады, лиловые следы на ее запястьях от напрасных усилий разорвать грубые веревочные путы.

Я размахнулся и отфутболил ведро к дальней стенке. Это был бессмысленный поступок, всего лишь взрыв эмоции, но я не мог вынести зрелище огня, пожирающего плоть, пускай даже мертвую, пускай даже бесчувственную. И тогда она пошевелилась! До меня не сразу дошло, а когда дошло, я сломя голову ринулся к ней. Она снова шевельнулась – слегка повела головой вверх. Должно быть, ее мучитель не очень глубоко засунул кляп – я видел, как он шевельнулся. Ив силилась что-то сказать!

Я вытащил из ее рта комок материи и увидел, что она медленно открывает глаза. При этом я почувствовал то же самое, как если бы у мумии вздрогнули и зашевелились веки. Я видел, как затрепетали длинные загнутые ресницы Ив и поползли вверх веки. На меня смотрели ее глаза, в синих глубинах которых затаились вселенские ужас и боль. Потом шевельнулись ее губы, послышались какие-то звуки, не слова, а именно нечленораздельные звуки: стоны, сдавленные хрипы, страшные, жалобные, леденящие душу. Они впились в меня как острые ножи. Я не мог шевельнуться, не мог оторвать взгляда от этого искаженного мукой лица, а ее дрожащие изуродованные губы силились что-то произнести. Теперь вся комната наполнилась этими страшными нечеловеческими звуками.

Но вдруг я различил слова, искаженные почти до неузнаваемости, похожие на тихие вопли:

– Скажи ему.., он звонил Торелли.., знает... Мне хотелось успокоить ее, прикоснуться к ней, чтобы исчез кошмар в ее глазах.

– Помолчи, милая, – сказал я. – Успокойся, моя хорошая. Не нужно ничего говорить. Я вызову доктора.

Ее глаза стали еще больше, их взгляд теперь просто-таки впился в мои. Она едва заметно пошевелила головой, и я понял, что это агония. Она силилась что-то сказать, ей хотелось что-то мне сказать, в то время как ее взгляд повелевал мне не отводить своего. Я склонился над ней, она широко раскрыла рот, беззвучно двигая челюстями, ее нижняя губа отвисла, обнажив зубы. И все-таки ей удалось выдавить из себя вместе с последним дыханием:

– Птичьи острова... Птичьи...

Ее черты смягчились, глаза погасли. Рот все еще был неестественно широко раскрыт, а взгляд устремлен на меня, но это уже был взгляд, смотрящий во мрак вечности. Чудесный сложный механизм внутри ее некогда роскошного тела замедлил свои обороты и остановился навсегда. Она погрузилась в полный покой, тот самый совершеннейший покой, присущий лишь одной смерти.

Я смотрел на нее и думал о том, что это она убила Пулеметчика, убила денег ради, и все равно не мог чувствовать по отношению к ней ни злости, ни ненависти, ни презрения, а только сожаление и что-то похожее на скорбь от того, что Ив больше нет на этом свете. Я подошел к изножью кровати, нагнулся над изуродованными обуглившимися ступнями и вспомнил, как они совсем недавно выстукивали в моем номере зажигательный испанский ритм. Я вздрогнул, с трудом подавляя позывы к рвоте. Мне захотелось на улицу, захотелось очутиться на свежем воздухе, на ветру, под солнцем, но я заставил себя остаться здесь еще несколько минут. Для Ив я уже ничего сделать не мог. Она же сказала мне все, что нужно.

Ее убийца пытками вытянул из нее сведения, где спрятаны бумаги, и позвонил отсюда Торелли. Он оставил Ив умирать и даже не погасил огонь. Я снова содрогнулся. Птичьи острова, сказала она. Я знал, что на входе в Залив есть острова такого названия, в милях четырех-пяти от берега. В этот самый момент убийца Ив спешит туда. Да, я знаю, что мне следует делать, и я не могу себе позволить нарушить эти планы и замыслы. Мне еще многое нужно продумать, несмотря на то, что мои мозги отказываются мне служить. Я взял в свою руку безжизненную левую руку Ив. Тот большой перстень с печаткой, который был на ее пальце, когда мы с ней плясали в “Лас Америкас”, все еще был на ней. Я осторожно снял его, положил к себе в карман и вышел.

Марии поблизости не оказалось – определенно она не поняла мой безумный жест. Машина стояла возле коттеджа Глории. Я поспешил туда, видя перед глазами навек застывшее лицо Ив. Я прямо-таки сгорал от нетерпения – ведь тот мужчина в длинном черном “линкольне” опережал меня на несколько минут. Вряд ли мне удастся его догнать. Но мне во что бы то ни стало нужно было его догнать.

До этой минуты мне везло, ибо меня не заметил никто из гангстеров, но если я буду вот так расхаживать среди бела дня, меня рано или поздно выследят. Так оно и случилось.

Я находился в пятнадцати ярдах от машины, и Мария уже завела мотор, когда распахнулась дверь коттеджа Глории и на пороге показался Шутник. Не знаю, то ли он увидел меня еще находясь в доме, то ли прямо сейчас, как бы там ни было, он смотрел на меня прищурясь с расстояния двадцати ярдов и, судя по всему, пытался убедить себя в том, что это именно я и что я живой.

Я кинулся к “кадиллаку”. “Беги, дорогая, беги!” – кричал я на ходу.

Шутник одним махом преодолел половину разделявшего нас расстояния. Я видел, как его рука дернулась к кобуре под мышкой. Не знаю, то ли Мария видела тускло блеснувшее на солнце оружие, то ли услыхала мой вопль, однако она выжала сцепление и рывком включила передачу. Колеса крутанулись вхолостую, но через мгновение машина уже неслась на сумасшедшей скорости, Я изменил направление. Теперь я бежал наперерез машине, крича на ходу: “Беги, беги, милая!..” У меня не было времени подбирать нужные слова, но я надеялся, что она все равно поймет. Нет, я не собирался воспользоваться ее машиной – мне хотелось, чтобы она как можно скорей улизнула. Подальше от Шутника и всех остальных сподручных Торелли. Я представил на месте Ив Марию – и это было кошмарно.