Кем Нанн - Оседлай волну Страница 27

— Нет, — он отвернулся от нее и глянул на двор, — ты не соображаешь, о чем говоришь.

— Я? Это я не соображаю, о чем говорю? Славно! Слушай, мне жаль, что с ним так вышло. Но ведь он же был рядом, когда Моррис чуть тебя не убил. Ведь это ты сказал, что он был там. Они поспорили, сумеет ли Моррис выбить из тебя дух одним ударом.

Айк стоял и молча глядел в неподвижный воздух. Сейчас он очень жалел, что все ей рассказал. В ее словах была доля правды, и он не знал, что и думать. Может, он слишком долго просидел в пустыне и начитался книжек, придумывая себе отца, которого никогда не знал, и даже надеясь увидеть в этой роли Гордона. Возможно, на этом все и замешано? Или он вообще какой-нибудь потенциальный гомик? Нет, все не так просто. Только одно Айк знал точно: Престон не был всего лишь тупым байкером. В этом Мишель ошибалась, но он не собирался говорить ей об этом. Она подошла и встала позади него.

— Почему ты не сходишь и не поговоришь с Хаундом? Он ведь звал тебя. Может, он даст тебе доску.

— Ну как ты не понимаешь, — повернулся к ней Айк, — он ведь приложил руку к тому, что случилось с Престоном.

— Нет, я не понимаю. Это с ведома Престона тебя поколотил Моррис. Это Престон зарезал друга Хаунда. Он просто тупой байкер, такой же, как все остальные. Понятия не имею, что ты так за него держишься, вместо того чтоб поближе сойтись с Хаундом. А Хаунду ты нравишься.

Он решил больше не спорить с ней насчет Престона.

— С чего ты взяла, что я ему нравлюсь?

— Ну взять хотя бы, что он называет тебя братом.

— Он всех так называет.

— Нет, не всех.

Айк смотрел на нефтекачалку и пытался решить, стоит ли обращать внимание на слова Мишель. Если уж ей что втемяшится в голову, разговаривать с ней становилось очень трудно. Но подобное упорство было частью ее силы, а силой девушки он восхищался. Он снова подумал, что ошибся насчет нее. Мишель не безмозглая простушка. Она молода и самостоятельна. Ей до многого пришлось доходить самой. У нее была сильная воля. Айк ни разу не слышал, чтобы она жаловалась. В ее шкафу были единственные приличные джинсы и стильное платьице с распродажи, но именно она купила Айку лекарство, когда ему самому было на все наплевать, не рассчитывая даже когда-нибудь получить свои деньги обратно. Из ее сжатых, лаконичных рассказов он узнал, с чем приходится сталкиваться молодой девушке, ищущей самостоятельности. Взять, к примеру, домогательства работодателей. Эти так называемые мужчины отлично знали о своей безнаказанности, ведь несовершеннолетние беглянки почти никогда не решались обратиться в полицию. Ее пытался изнасиловать управляющий одной круглосуточной забегаловки. Он вытащил нож и держал его у нее между ног. Мишель схватила нож за лезвие, расцарапала управляющему глаз и убежала. Айк видел белый шрам через всю ладонь. Когда она рассказывала такие вещи, то порой напоминала ему Эллен. Особенно этот случай с ножом — Эллен сделала бы так же. Она тоже была сильной.

Внезапно ему захотелось рассказать Мишель об Эллен, о Хаунде Адамсе и о том, зачем он приехал. Он отвернулся от окна и пошел к шкафу. Солнечный свет заливал комнату, и ручки шкафа нагрелись до того, что стали горячими. Айк открыл шкаф — обрывок бумаги с именами был там. Через плечо он спросил Мишель:

— Если я тебе кое-что расскажу, ты сумеешь держать это в секрете? Не говорить ни Джил, никому?

Она кивнула. Айк достал записку и передал ей.

— Это насчет моей сестры.

И он рассказал ей всю историю, как прежде рассказывал Престону: о парне в белом «Камаро», поездке в Мексику и о Хаунде Адамсе. Айк говорил, а она смотрела на него и не выпускала из рук бумажку.

— До тебя я рассказал только Престону. Думал, он поможет.

— Ты так думал?

Он пожал плечами.

— Сейчас я уже не знаю. Не знаю, что он вообще собирался делать. Престон — непростой человек. С ним иногда было трудно говорить. А теперь я и вовсе не могу этого сделать.

— Непростой — это мягко сказано. — Некоторое время Мишель молчала, глядя в пол. — Значит, поэтому ты хотел, чтобы я спросила у Марши, кого ты ей напоминаешь?

Он кивнул.

— Может, она что-нибудь знает.

— Но почему дядя отпустил тебя одного? Ты говоришь, он стоял рядом, когда тот парень все это рассказывал. Почему твой дядя ничего не делает?

— Потому что он думает, что Эллен всегда была шальная и если вляпалась во что-нибудь, то по собственной вине. Ему наплевать.

— А на тебя ему тоже наплевать?

— Не знаю.

— Он же тебя вырастил.

— Он все искал способ, как бы срубить за это деньги с государства.

— В самом деле?

Айк кивнул.

— Ну да. Эллен слышала, как он говорил об этом с бабкой. Она мне и рассказала.

— Ничего себе. — Мишель покачала головой. — Вот и моя мамаша такая же. Точь-в-точь. Ей плевать, где я сейчас. Она тоже думает, что я шальная. Но ты бы знал, какая она сама! Знаешь, что она делала? Заигрывала с каждым парнем, которого я приводила к нам домой. Когда не работала, валялась целый день полуголая. Один раз прихожу из школы, а она трахается с моим парнем. Представляешь?

Айк снова вспомнил тот день, когда Эллен сказала ему, что Гордон получает за них деньги, и как он тогда себя почувствовал. Сейчас он пытался понять, было ли в этом нечто общее с тем, что чувствовала Мишель.

— Ладно, — проговорила она и придвинулась к нему, — хрен с ними. К черту твоего дядю и мою мамашу. Одно я знаю точно: я рада, что ты сюда приехал. Рада, что ты такой, какой есть.

Айк поерзал на месте, не удержавшись от мысли: какой же он, по ее мнению, есть? Ведь, понятное дело, он не все рассказал про Эллен.

— Я поговорю с Маршей, — продолжала она, — и еще поспрашиваю. Я тебе помогу. — Ей, похоже, пришлась по душе вся эта затея.

— И окажешься на больничной койке, как Престон?

— Даты ведь даже не знаешь, что случилось. Даже не знаешь, пытался он тебе помочь или нет.

— Ну ты не слишком-то расспрашивай. Понимаешь? Надо осторожно.

— Да, — согласилась она. — Да. Да. Да.

Она сидела, положив голову ему на плечо. Их лица были совсем рядом. Айк перебирал ее волосы, чувствуя тепло ее дыхания и аромат кожи, и она вдруг снова зашептала о том, как рада, и что он не такой, как все, и что обязательно поможет. Но не успел он и рта раскрыть, как Мишель стала говорить какие-то нелепые вещи: ему надо больше двигаться, нельзя весь день лежать… Айк дал ей раздеть себя. Она легла сверху, и он старался не торопиться, когда девушка двигалась над ним, старался подождать, чтобы знать, сколько он может выдержать, и вдавливался в матрас всем телом, когда она вбирала его глубже. Он смотрел на темное пятнышко под полуопущенными сонными ресницами и думал о том, какое это безумие — заниматься любовью, когда есть столько важных дел, которые нужно обдумать, и когда так жарко. Наконец Айк обнял ее и притянул к себе. Она спрятала лицо у него на шее, он приподнялся, и вскоре были слышны только звуки, которые производили их прижавшиеся друг к другу потные тела да скрип старой кровати.

Когда все закончилось, она откатилась в сторону. Они долго лежали рядышком в горячей постели, пока комнату не залило густым желтым светом раннего вечера. Первой заговорила Мишель.

— Так что ты будешь делать, когда найдешь свою сестру? — спросила она. — Вернешься в пустыню?

Странно было слышать ее голос после такого долгого молчания.

— Не знаю, — ответил он.

Как ни удивительно, он только сейчас осознал, что никогда об этом особенно не задумывался.

— Надо же чего-то хотеть. Например, собственную мастерскую.

— Не знаю. Но мастерскую — это вряд ли.

— А что тогда? — Она оперлась на локоть и смотрела на него.

Он пожал плечами; на ум пришли рассказы Престона.

— Может, путешествовать. Путешествовать и заниматься серфингом.

— Тебе это так нравится?

Он кивнул.

— Ну а ты? Чего хочешь ты?

— Я бы тоже хотела поездить, посмотреть разные места.

— А потом?

Она пододвинулась к нему. Ответила не сразу.

— А ты не будешь смеяться?

— Нет.

— Я мечтаю дрессировать лошадей.

Он молчал.

— Думаешь, это глупо?

— Нет.

— Моя мать думала, что это глупо.

— А ты в лошадях разбираешься?

— Я научусь. А вот ты думаешь, у меня ничего не выйдет.

Он покачал головой.

— Нет, ты так думаешь. Я по голосу поняла.

— Ничего подобного. Ты сможешь. Если захочешь.

Снова они помолчали. Айк смотрел на их освещенные солнцем босые ноги. Он чувствовал приятную истому. Комната стала оранжевой, потом розовой — где-то за окном солнце двинулось к океану. Мишель встала и пошла к раковине попить. Когда она вернулась, Айк сидел на постели. В мягком закатном свете он видел ее профиль.

— Дурацкая это, наверное, затея, — сказала она.