Росс Макдональд - Дело Уичерли Страница 27

— А ты веришь тому, что написано про Кэтрин?

— Сам не знаю. Кэтрин Уичерли — бабенка лихая, с нее станется. И, как видишь, план автора писем, кто бы он ни был, удался — развод в конце концов состоялся.

Я еще раз перечитал «творчество» «Друга семьи».

— Мне кажется, ты напрасно не придаешь значения той угрозе, которая содержится в тексте писем. А вот меня сочетание паранойи и добродетельности настораживает — у маньяков это часто бывает.

— Знаю. И не только у маньяков, но и у протестантских священников тоже, — язвительно добавил Вилли.

— Уичерли, правда, ни к тем, ни к другим, насколько я могу судить, не относится.

— Согласен. Но ведь он мог притвориться сумасшедшим. Вообще, такое впечатление, что все это подделка. Очень уж неестественно звучат эти письма.

— Не знаю, Уичерли не настолько умен.

— Может, ты и прав. — Вилли посмотрел на часы. — Не буду тебя задерживать, Лу.

Я встал.

— Можно мне взять это письмо и копии?

— Сделай одолжение. Мне они не нужны. Разбирайся с этой семейкой сам. Желаю успеха.

Я шел вверх по улице, в сторону Юнион-сквер, разгонял голубей и сам желал себе успеха, которого мне пока так не хватало.

Глава 15

На тротуаре перед отелем рядом с диспетчером стоял смуглый низкорослый мужчина в куртке из чертовой кожи и в форменной фуражке. Увидев меня, он улыбнулся и пошел мне навстречу. Его морщинистую щеку рассекал шрам.

— Вы со мной хотели поговорить?

— С вами — если вы Гарибальди.

— Так меня еще в школе прозвали: Джузеппе Гарибальди ведь мой кумир. — Он засмеялся и сделал какой-то залихватский жест рукой. — А вообще-то зовут меня Галлорини, Ник Галлорини.

— А меня — Лью Арчер.

— Очень рад познакомиться, Лью, — с искренним радушием сказал таксист и сдернул перчатку, чтобы пожать мне руку. У него был длинный нос и большие вислые уши, а в его темных живых глазах было что-то собачье. — У вас ко мне дело?

— Да, ищу одну девицу.

— Вот оно что. Давайте сядем ко мне в машину, там все и расскажете.

Его такси стояло самым последним в ряду. Мы сели на заднее сиденье и закурили.

— Кто пропал-то? — спросил Галлорини. — Ваша дочка? Или, может, подружка?

— Нет, дочь приятеля. Месяца два назад ты вез ее с отцом на пристань. Отец уходил в плавание на «Президенте Джексоне». Она поднялась вместе с ним на борт, а тебя попросила подождать. — И я показал ему фотографию Фебы.

— Как же, помню, — почему-то невесело сказал он.

— Ну и память у тебя! — похвалил я его. — Попросила она тебя, значит, подождать. А что дальше было?

— А ничего... В тот день ничего не было, — уточнил таксист. — Она велела мне подождать, я и ждал — целый час просидел. Наконец вижу — идет, а с ней моряк и дама. Потом-то я понял, что дама — ее мать, девушка ее «мамой» называла.

— А они по дороге ссорились?

— Да нет, не сказал бы. — Галлорини рассудительно кивнул. — Немного они, правда, на обратном пути повздорили, но потом помирились. У девушки где-то на стоянке своя машина была, и мать хотела, чтобы та ее отвезла домой. А разговор этот я потому запомнил, что сам теперь в тех краях живу. У нас с женой хорошая трехкомнатная квартира в Шарп-парке. Я ее купил, когда в Норт-Бич совсем уж невмоготу жить стало. Жена говорит: надо переезжать — мы и переехали. — Он победоносно улыбнулся и показал опущенный вниз большой палец проезжавшему мимо таксисту.

— А что ей сказала дочка?

— Она сказала, что домой мать отвезти не сможет, потому что у нее свидание. Мать стала допытываться, с кем, но ответа не получила. Из-за этого-то они и повздорили.

— Мать подняла шум?

— Да, она, видно, была на взводе. Стала говорить, что родные от нее отвернулись, а дочка возразила, что это неправда, что она ее любит. Она вообще, по-моему, девушка хорошая, добрая. — Тут таксист совсем сник, его живые глаза погасли. — У меня ведь у самого дочка почти такого же возраста, из-за нее, если хотите знать, мы из Норт-Бич и уехали...

— Куда ты их отвез? — перебил я его.

— Девушку высадил здесь, у отеля, а мать отвез на вокзал.

— Она вошла в отель?

— Наверно. Я не заметил.

— А она что-нибудь говорила о мужчине, с которым собиралась встретиться?

Галлорини ответил не сразу.

— Нет, о нем помалкивала. Это матери и не понравилось. Она успокоилась, только когда дочка обещала, что обязательно к ней приедет.

— Когда?

— Помнится, они договорились на тот же вечер. — Галлорини затянулся и покосился на меня. — Слушай, память у меня хорошая, но я ведь не машина. Чем меня пытать, побеседовал бы лучше с мамашей.

— Она отказывается говорить.

— Не хочет помочь найти собственную дочь?! Пресвятая Богоматерь! Я ведь чувствовал, что дело плохо, что между ними какой-то разлад. Поэтому, кстати, и разговор их запомнил.

— А еще почему?

Галлорини помолчал, потушил сигарету, запихнул окурок в нагрудный карман и только тогда, неожиданно хлопнув меня по коленке, отважился:

— А ты случаем не легавый?

— Раньше был легавым, а теперь частный сыщик.

— Она что же, сбежала?

— Это в лучшем случае. Ее отец нанял меня найти девушку живой или мертвой. С того самого дня, как он уплыл на пароходе, она как сквозь землю провалилась.

— Не скажи, — проговорил он, как-то по-женски растягивая слова. — Спустя неделю, самое большее дней десять, я видел девчонку собственными глазами.

— Я подскочил на месте:

— Где?!

— Ночью, на улице. Ту неделю я как раз в ночную смену работал. Съездил в аэропорт к одиннадцатичасовому самолету и возвращаюсь домой. Смотрю, у перехода какая-то девушка стоит. А погода хуже некуда, дождь льет как из ведра. Включил фары, вижу: лицо вроде бы знакомое, а то бы, наверно, мимо проехал. Может, ей в Бейшор, думаю, тогда подвезу.

В это время стоявший в дверях отеля швейцар знаком подозвал первое такси, и вся цепочка машин продвинулась вперед. Галлорини хотел было перелезть на переднее сиденье и завести мотор, но я его остановил:

— Погоди. Я тебе заплачу. Все, что ты рассказываешь, очень важно. Если, конечно, ты уверен, что не ошибся. Это точно была она? — И я снова показал ему фотографию Фебы.

Таксист даже не посмотрел на нее.

— Точно. Мы же с ней разговаривали. Я ведь ее все-таки подсадил. — И чтобы я не подумал ничего плохого, он, красноречиво махнув рукой, добавил: — Злого умысла у меня не было, просто вижу, лицо знакомое, может, думаю, это школьная подруга дочки — надо бы подвезти. Развернулся, подъезжаю, а она без плаща, платье — хоть выжимай, волосы мокрые, на глаза лезут. Только по голосу я ее и узнал, у меня вообще на голоса память хорошая. — И Галлорини ткнул себя грязным пальцем в ухо.

— Что ж она тебе сказала?

— Такси, говорит, мне не нужно, денег нет. А я ей говорю: садись, если недалеко, я тебя бесплатно подвезу, — не стоять же ей ночью одной под дождем, да еще в подпитии, верно?

— Выходит, она была пьяна?

— Да нет, не особенно. Просто соображала неважно, вот я и подумал: если в таком состоянии она попадется шпане в лапы, ей несдобровать.

— Что значит «неважно соображала»?

— Говорила невесть что, вела себя как-то странно. Я ее силой в машину затащил. — Согнув в локте руку, словно обнимая кого-то за плечи, он, не вставая с места, очень живо изобразил, как было дело: — Я ее спрашиваю: «Тебе куда?» А она мне: «На тот свет». Так и сказала. На тот, говорит, свет.

Галлорини сердито замотал головой.

— У меня, говорю, не баллистическая ракета, чтоб на тот свет лететь. А она молчит, на шутку не реагирует. Сейчас, говорю, самое время дома, в постели спать, а не по улицам шастать. А она смеется: «Был бы дом». Мне, честно скажу, ее смех не понравился. Потом выяснилось, что у нее в Вудсайде родственники, и я сказал, что отвезу ее, хотя мне это было совсем не по дороге. А она вместо денег предложила мне свои золотые часики. Я ей говорю: «Не нужны мне твои часы», а она свое: «Не хочу в Вудсайд ехать». У нее там, оказывается, тетка живет, она ее ненавидит.

— Кто кого? Тетка — ее?

— Вроде бы. Я попытался узнать имя тетки, но она не сказала. Да и своего имени тоже не назвала. Тогда я ее про мать спросил, тут-то она и сорвалась, плакать стала. «Чем к матери, — говорит, — уж лучше на квартиру вернусь». На квартиру так на квартиру. Спросил адрес, мы и поехали. Ехать-то было всего ничего, пару миль, не больше. — Он хмыкнул. — Бесплатно кататься радости, конечно, мало, но я не жалею, что ее отвез.

Я протянул Галлорини пять долларов из денег Гомера Уичерли:

— Это тебе за пару миль.

По выражению его лица видно было, что он рад и обижен одновременно. Обида в конце концов одержала верх.

— Господи, я же не к тому говорю. На моем месте любой бы так поступил.

— От денег не отказывайся — у меня еще будут к тебе вопросы, — опрометчиво сказал я, так как в его глазах возник страх.

— Ты, видно, думаешь, я с ней что-то сделал?

— Да нет, просто хочу дослушать твой рассказ. Весь, до конца.