За последней чертой - Джеймс Хэдли Чейз Страница 27

Обжигающая боль сжала тело стальными щипцами и начала рвать на части. Он ослаб, его затошнило, выступил холодный пот. Однако лейтенант схватился за пулемет и подтащил его к окну. От этого усилия он в изнеможении оперся на ствол, и его вырвало. В этот момент в голове была только одна мысль: как хорошо, что Нина не видит его сейчас. Это зрелище привело бы ее в ужас. Он осторожно повернул пулемет так, чтобы под прицелом была вся дорога, и прислонился к железному кожуху — отдохнуть. Они выйдут рано или поздно. А если решат ждать до темноты, то будет уже все равно, потому что Кортес к тому времени подойдет к горам. Если же они попробуют напасть сейчас, он готов, он ждет их, он сможет их остановить. Да, все получилось даже лучше, чем он рассчитывал.

Как ты, Нина, дорогая? Чем сейчас занимаешься? Не волнуйся обо мне, потому что у меня все в порядке. Если бы ты меня сейчас увидела, ты бы этому не поверила, но на самом деле у меня все хорошо. Люди обычно боятся умирать в одиночку. Когда остаются один на один со смертью. Я могу их понять, а ты? Но я не один. Я никогда не бываю одинок, с тех пор как встретил тебя. Ты здесь, со мной, в моих мыслях, в моем сердце, и поэтому мне не страшно умирать. Я скорблю только о тебе, потому что ты останешься одна. Но если ты любишь меня, я уверен, ты тоже нс должна чувствовать себя одинокой. Я буду с тобой всегда, даже после того, как перестану ходить, разговаривать, смеяться. Ничто не может нас разлучить после всего, что у нас с тобой было, после наших ночещ которые мы провели вместе.

Надеюсь, генерал деликатно сообщит тебе обо всем. Это будет для тебя самый тяжелый момент, но, когда ты опять останешься одна, ты поймешь, что нет такой боли, какую нельзя было бы выдержать. У тебя хватит мужества, потому что если наша любовь для тебя что-то значила, то она станет тебе защитой и опорой в этот трудный час.

Ты ведь не станешь тосковать по мне, правда? Надеюсь, не станешь — я был бы очень несчастен, зная, что ты горюешь и тоскуешь. Нет, у тебя не должно быть горьких сожалений. Мы должны радоватъся тому, что были счастливы, что мы всегда были так нужны друг другу. Это так много значит. Ведь это очень важно, правда? Ты будешь вспоминать времена, когда мы были с тобой вместе, — и тебе не в чем будет себя упрекнуть. Ты ни в чем мне не отказывала. И я тоже знаю, сейчас, так далеко от тебя и так близко к смерти, — я тоже знаю, что был для тебя всем. Надеюсь, ты не услышишь про пушку, но на войне такое случается. Люди редко умирают за то, за что действительно готовы умереть. Война состоит из ошибок, гордости и опрометчивых поступков. Если твой командир гордец или болван, если он делает ошибку, у него обычно есть еще завтрашний день, чтобы все исправить. И я надеюсь, что тебе ни кто не скажет про пушку, за которую так глупо было отдать жизнь.

Я знаю, тебе будет одиноко. Это такое грустное слово — «одиночество». Знаю, как мне было бы одиноко, если бы у меня отняли тебя, но это цена, которую приходится платить за прошлое, за прекрасное, восхитительное прошлое.

Нина, спасибо тебе за все. Да, за все, правда. Я так благодарен тебе за то, что ты мне дала, и я тебе обещаю кое-что. Обещаю, что придет время и мы с тобой снова встретимся. Это может произойти через годы и годы, но это время наступит, и мы снова будем вместе. И снова будем любить друг друга. Мы поймем, что наша любовь не заржавела — даже после стольких пролитых тобой слез. А когда мы снова встретимся, пусть в нашей жизни больше не будет войны, вражды и ненависти, опасностей и недоверия. Ты увидишь, что я не изменился. Поэтому будь терпеливой, и, хотя ожидание может оказаться долгим, оно все равно закончится встречей. Я знаю, что это произойдет, и потому, что так уверен в этом, я не боюсь умирать.

Двое солдат из армии Пабло осторожно высунулись из-за зарослей и посмотрели на дом. Хольц следил за ними в прицел пулемета, превозмогая боль. «Давайте идите сюда, — шептал он, — все вместе. Не двое, а все, покучней. Ну же, не бойтесь, мы все уже мертвы, в доме не осталось живых, так что скорее, идите сюда и держитесь поближе друг к другу».

Еще три человека выросли словно из-под земли, все пятеро постояли, прислушиваясь и вглядываясь в дом. Винтовки они держали перед собой, целясь в закрытые ставнями и забитые досками окна. Хольц сидел у пулемета, покачиваясь, цепляясь за оружие, дыша с огромным трудом. На этот раз он не мог позволить себе ошибку. — Он хотел, чтобы враги приблизились к дому, напрягал все силы, чтобы не впасть в забытье, а кровь все сочилась у него из груди и с монотонным, раздражающим стуком капала на пол.

Наконец пятеро солдат отважились подойти к дому, решив, что опасности больше нет, и все вместе, плотной группой двинулись вперед. Хольц подождал, пока они вышли на середину дороги, затем, собрав остатки сил, яростно, с отчаянной, предсмертной решимостью расстрелял всех до одного в упор.

ПРОГУЛКА В ПАРКЕ[7]

Парк тянулся вдаль, пестрел клумбами, шумел деревьями и густыми кустами. Возле главных ворот поблескивал большой пруд с лодочной станцией. Несколько ярко раскрашенных лодок стояли на якоре в середине пруда. Теннисные корты были пустынны; сетки обвисли, белые линии ярко выделялись на зеленой траве.

Было раннее утро. В воскресенье даже в этот час в парке уже царило бы веселое оживление, но был четверг, и люди пропадали на работе.

Итак, еще некоторое время парк тонул в мирной тишине, и единственными звуками в нем были шорох листвы да чириканье птиц, которые на солнцепеке перелетали с ветки на ветку или спархивали на землю. Потом через главные ворота вошли двое молодых людей и зашагали по центральной аллее. Они были очень похожи друг на друга: оба в потертых синих костюмах, сильно приталенных, и широких мешковатых брюках, на ногах — ботинки с заостренными мысками, давно