Джон Макдональд - След тигра Страница 30

– Что я должен видеть? – спросил я. Он кивнул на свой огромный кулак, в котором что-то сжимал.

– У меня здесь муха. Отличная, жирная муха. Шикарные мухи водятся в таких заведениях. А теперь смотри.

Рядом с его бокалом виски стоял стакан с водой. Он осторожно разжал кулак и быстро накрыл стакан ладонью. Муха упала в воду и затрепыхалась на поверхности. Парень взял соломинку и окунул муху под воду. Она еще немного подергалась и замерла на дне.

– Ты внимательно следишь за мной? – спросил парень.

– Ну и что? Ты поймал муху и утопил. Молодец.

– А теперь – что будет, если она пролежит в воде десять минут. Я тебя спрашиваю: она сдохнет?

– Да она уже сдохла.

Он посмотрел на часы.

– Сейчас десять минут девятого. Когда стрелка будет на двадцати минутах, я ее вытащу. Так ты говоришь, она сдохнет?

– Я говорю, она уже сдохла.

Он вытащил из своего бумажника двадцатидолларовую бумажку и положил на стойку.

– Спорю, она останется жива.

– Вот эта муха будет жива через десять минут?!

– Жива, и даже сама улетит.

– И ты не подменишь муху и не скажешь, что имел в виду что-то другое?

– Нет, зачем же мне это делать? Все без обмана. Я говорю, эта муха улетит, приятель.

Я положил свои двадцать долларов поверх его бумажки. Когда прошло около восьми минут, он попросил у бармена солонку. По истечении десяти минут он соломинкой вытащил муху из воды и стряхнул ее на стойку. Чтобы муху было получше видно, он поднес к ней зажженную спичку. Перед нами на стойке лежал бесформенный черный комочек.

– Ну, сдохла?

– Конечно. Кто сомневался?

– Ну-ка, подожди хватать деньги, – сказал он и стал посыпать муху солью до тех пор, пока она не скрылась под маленькой белой горкой. – А теперь следи внимательно.

Я попивал себе мартини и смотрел на кучку соли, но ничего не происходило. Парень заказал новую порцию виски и содовую. Вдруг кучка зашевелилась, стала оседать, и на ее поверхности появилась муха. Стряхнув с крылышек соль, она дернулась и улетела. Парень придвинул к себе деньги и переложил их в свой бумажник.

– Узнал об этом в Сан-Антонио пару лет назад. Клянусь, выиграл на этом уже тысяч пятнадцать долларов. С меня виски.

– Да, все было по-честному. Лопни мои глаза!

– Соль их быстро высушивает. А пятнадцать минут – слишком много, муха подыхает. Меня зовут Рой Мэкси.

– Джерри Джеймисон.

Мы обменялись рукопожатием.

Он оторвал шесть бумажных спичек и положил их на стойку.

– Ставлю пять долларов, что ты не сможешь построить из этих спичек четыре равносторонних треугольника.

– Нет, хватит с меня. Спасибо.

– Это тоже хороший источник дохода, Джерри.

Мы разговорились. Он сказал, что продает тяжелое оборудование. Я начал было пить уже пятую рюмку, но поперхнулся и сказал ему, что мне надо срочно что-нибудь поесть, чтобы не свалиться под стол.

– Я тоже проголодался, – согласился он, – но здесь мы есть не станем. Тут неподалеку есть славное местечко, там готовят бифштексы – пальчики оближешь. Пошли? Я покажу.

– Ладно, валяй. Рой.

Мы забрали сдачу, оставили чаевые на стойке и вышли на оживленную ночную улицу. Я шел впереди. Над выходом был большой тент, и две ступеньки оставались в тени. И тут я почувствовал сильный толчок в спину холодным и твердым предметом, спутать который невозможно ни с чем. – Теперь, Джерри, медленно вниз по ступенькам и на тротуар.

В десяти шагах стоял швейцар.

– Вам подогнать машины, господа?

– Не надо, мы сейчас вернемся, – сказал Мэкси.

– Какого черта? – прошипел я.

– Быстро на тротуар и через дорогу. Я тебя познакомлю с друзьями, которые сгорают от нетерпения поговорить о Винсе.

Я повиновался. Моя реакция сейчас была замедленной. Я знал много разных приемов, но судя по тому, как он держал револьвер, не касаясь моей спины, я понял, что нас обучали в одной и той же школе. Я подошел к краю тротуара. Мимо мчались машины. Когда появился просвет, он скомандовал мне идти, но я не сдвинулся с места. Я ждал, когда он толкнет меня снова. И в тот момент, когда моей спины коснулся револьвер, я оперся о дуло, чтобы быть уверенным, что Мэкси в шаге позади меня, и, одновременно развернувшись вправо, ребром ладони резко ударил его точно по горлу. Прием сработал безотказно. Я попал прямо между нижней челюстью и кадыком. Он не успел ни качнуться, ни попятиться, а рухнул ничком как подкошенный, как мешок с овсом, как большая марионетка, у которой перерезали одновременно все нитки. И остался лежать – ногами в траве, животом поперек бордюра, головой на проезжей части, правая рука – в кармане куртки. Мимо проносились машины, взгляд мой запечатлел бледные пятна лиц, оборачивающихся поглазеть на эту неожиданную сцену. Несколько мгновений я стоял неподвижно, не соображая, что делать дальше. И тут заметил через дорогу напротив две мужские фигуры на фоне желтого рекламного щита, бегущие прямо на меня. Через секунду их заслонил новый поток машин. Я повернулся и бросился бежать. Я бежал по тротуару вдоль встречного движения, слыша только мягкие шлепки кожаных подошв своих ботинок об асфальт, и мне казалось, что я плыву по воздуху без малейших усилий, невесомый как ветер.

Я бежал до тех пор, пока не споткнулся и чуть не упал. И только тогда услышал свое хриплое дыхание и согнулся от резкой боли в левом боку.

Сзади никого не было, и я медленно пошел вперед, не видя перед собой ничего, кроме мерцающих и двоящихся у меня в глазах неоновых огней.

Отдышавшись, я понял, что уже иду в оживленном потоке пешеходов, неторопливо двигавшихся в разные стороны, вдоль ярко освещенных зданий. Слившись с потоком гуляющих людей, я свернул направо и оказался на аллее, ведущей на площадку для карнавалов. Здесь горели яркие фонари, шум каруселей сливался с громкой музыкой духового оркестра, с голосами, несущимися из громкоговорителей, шарканьем сотен ног и гулом возбужденной толпы. В воздухе витал запах опилок и дешевых леденцов. Молодые разомлевшие бедра под хлопчатобумажными юбками, снующие стайки возбужденных юнцов, черные дерматиновые куртки с молниями, хлопанье винтовок, подстреливающих облупленных уток из фанеры – десять центов за три выстрела, и вы обязательно попадете! – и маленькие дети, уткнувшиеся головами в плечи своих молодых отцов. Чувствовал я себя прескверно: ноги подгибались, левый бок был словно налит свинцом, но я напустил на себя беспечный вид и смешался с толпой, погрузившись в море запахов сверкающих огней и всеобщего веселья.

Наконец, я заметил уголок, показавшийся мне более или менее безопасным, за пестрым обшарпанным павильоном, откуда я мог наблюдать за широким проходом на аллею. Я стоял и ждал их появления. Я вспомнил как решительно они переходили дорогу, их зловещие черные силуэты на фоне ядовито-желтого рекламного щита. Они надвигались неотвратимо непреклонно, как рок, как возмездие, как те двое в аэропорту Тампы. Может быть, это они и были, подумал я. Впрочем, я давно ждал встречи с ними, понимая всю ее фатальную неизбежность. Как ни странно, я стал постепенно успокаиваться. Пот высох, дыхание восстановилось, ноги перестали дрожать. Я закурил сигарету и стал наблюдать.

Внезапно возле меня появилась девушка. Я и не заметил, как она подошла. Короткие красные, как у тореадора, штаны, поношенные туфли, обесцвеченные до белизны волосы, ярко накрашенные губы, белая сатиновая блузка, туго облегающая большую грудь. Ее равнодушные коровьи глаза оценивающе смотрели на меня. Возраст таких девиц определить крайне сложно: ей может оказаться семнадцать лет с таким же успехом, как и все тридцать. В руках она держала потрепанную сумочку, покрытую блестками, часть которых была давно утрачена.

– Может, постоим вместе? – спросила она низким грудным голосом.

– Может быть, – ответил я. Эти дамы никак не могут пройти мимо одинокого мужчины.

– Меня зовут Бобби.

– Привет, Бобби. Меня – Джо.

– Привет, Джо.

Некоторое время мы молча и изучающе созерцали друг друга – древний как мир обряд знакомства. Слово было за ней.

– У меня есть трейлер, – предложила она.

– Отлично. Это очень кстати.

Самое сложное дело в их профессии – запрашивать цену, важно не про’ дешевить. Она колебалась, оглядывая мою одежду и обувь.

– Двадцать пять долларов, – решилась наконец она.

– Идет. – Люблю парней, которые не торгуются из-за каждого цента.

Мне хотелось ей сказать, что ее прямота нравилась мне значительно больше, чем кривляние всех этих Тинкер и Мэнди. Она взяла меня в темноте за руку и повела с собой. Там был узкий проход, и она пошла впереди, вызывающе покачивая полными бедрами в облегающих красных штанах. Мы оказались на задворках среди сваленных в кучи досок, афиш и тросов. Группа парней, усевшись вокруг большого ящика, играла в карты при тусклом свете покосившегося фонаря.