Грегори Макдональд - Флинн при исполнении Страница 32

— Послушай, Френк, помнишь, ты говорил, что встретил на лестнице человека с кухни?

— Да. — Прозвучал гонг. Флинн взглянул на часы. — Наши шаловливые полярные медвежата отправляются в сауну, поправить здоровье.

— Мы должны их остановить. И начать задавать вопросы. Кто, где, когда находился, так или нет?

— Нет. — Флинн выключил свет в спальне. — Думаю, нам лучше воспользоваться возможностью. И, зная, где все они находятся, удовлетворить наконец свое любопытство и заглянуть в этот самый сейф.

Флинн окинул тело Рутледжа долгим пристальным взглядом.

У заколотого в кресле Рутледжа не отражалось на лице ни малейшего удивления.

Коки вышел в коридор первым.

Флинн вынул ключ из замка, затворил дверь и запер ее с внешней стороны.

— Поскольку тела убитых здесь имеют тенденцию исчезать неведомо куда, — заметил он, — стоит попробовать сохранить хотя бы это для себя.

Глава 29

— Миллионы!

— Никакие не миллионы.

Флинн не осмелился заглянуть в сауну через маленькое круглое окошко, боялся, что его заметят собравшиеся там мужчины.

Он стоял в гимнастическом зале, не приближаясь к окнам, и пытался определить по голосам, кто же находится сейчас в сауне.

— Хорошо, что нас, ирландцев, Господь Бог наделил таким острым слухом, — пробормотал он себе под нос.

— Чертовски много денег! Однако толку от них, похоже, никакого. — Это был голос Бакингема, он немного невнятно выговаривал слова под воздействием выпитого виски.

— Но договоренность уже достигнута! — Голос Арлингтона, он выговаривал слова отчетливо и резко.

— Да, но договоренность была достигнута вовсе не по этой причине. — Данн Робертс. Голос у него всегда звучал убедительно, что характерно для члена какой-нибудь комиссии или комитета, иными словами — для человека, которому часто доводиться выступать и убеждать.

— Договоренность тем не менее существует и…

— Чтоб в финансовом отношении вы не пострадали, пока будете дергать за струны федеральное правительство. — Бакингем.

— О'кей. Все вроде бы согласны, чтоб Арлингтон занимал пост эдакого, ну, скажем, гуру в вопросах экономики в Вашингтоне. Что принесет пользу клубу в целом и каждому из его членов в отдельности. — Голос Клиффорда — звонкий, молодой, мужественный.

— Возможно… — А это Оленд. И голос у него тихий, старческий и несколько раздраженный.

— И это называется «польза»? — В голосе Уэлера звучали одновременно почтительность и присущая всем законникам резкость.

— Конечно! — Арлингтон.

— Нет. Я имею в виду другую выгоду. Которая может быть зафиксирована на бумаге и станет доказательством того, что Арлингтон, находясь в Вашингтоне, действительно…

— На бумаге! Свидетельство! О нет, только не это! — воскликнул Бакингем.

— Можете быть уверены, мое пребывание в Вашингтоне принесет огромную пользу клубу «Удочка и ружье» и всем его членам.

— Тем более не вижу причин, почему это Арлингтон должен пострадать в финансовом плане. Особенно если учесть, что у него есть друзья. — Оленд.

— Он должен дистанцироваться от банковских доходов. — Клиффорд.

— Публично — да. — Робертс.

— Его личные расходы росли. Его личный доход уменьшался. — Клиффорд.

— И он получил доступ к капиталу клуба «Удочка и ружье». — Оленд.

— Но мы вовсе не ставили целью разрешать ему обогащаться в личном плане до такой степени. — Бакингем.

— Но почему, собственно, нет? Логично было бы предположить, что за эти годы он сколотил бы изрядное состояние, работая в частном секторе. — Оленд.

— Нет. Нельзя же хапать все подряд, делать личные вклады, все доходы забирать только себе. — Бакингем.

— Не уверен, что вы правы. — Оленд.

— А что выиграли от этого члены клуба? — Робертс.

— Око за око. Казалось бы, не так уж и много. Но нельзя все измерять только материальной прибылью. Определенную пользу, причем во многих отношениях, клубу это принесло. Это несомненно. — Оленд.

— Суть в том, дорогой Оленд, что наш друг Арлингтон просто присвоил себе большую часть нашего капитала. — Бакингем.

— Но если нас всех поубивают… — Робертс.

— Ой, не смеши! — Арлингтон.

— Тогда скажи, кто одобряет твои действия? Уж не Рутледж, это определенно. И не Лодердейл… А Хаттенбах, так тот вообще требовал полного отчета и немедленно. — Бакингем.

— Это Эшли на тебя накапал, Арлингтон. — Клиффорд.

— Персональный отчет? Да как вы смеете? — Арлингтон.

— Все же, по-моему, тебе надо как-то объясниться. — Клиффорд.

— А мне прежде всего хотелось бы знать, каково общее мнение о состоянии дел в «Эшли комфорт инкорпорейтед» и что теперь делать с этим предприятием. Теперь, после того как погиб Эшли. — Арлингтон.

— Думаю, теперь устранены все препятствия к осуществлению нашего плана. — Робертс.

— Нет, Арлингтон, не отвиливай. Сам наложил лапы на наши миллионы…

Бакингем продолжал сыпать обвинениями. И Флинн тихо отошел от двери в сауну.

Арлингтон, Бакингем, Клиффорд, Робертс, Уэлер, Оленд — все они были там. Парились в сауне, пока Коки вскрывал дверцу сейфа.

— Молодец! — заметил Флинн, стоя на пороге дверцы, ведущей в сейф.

Коки уже находился внутри, стоял среди разбросанных по полу папок, освещенный тусклым мерцанием свисающей с потолка единственной лампочки.

Сейф был просторный, размером с чулан или кладовую. От пола до потолка высились стеллажи с документами и картотеками. Для Флинна почти не оставалось места.

— Всех пересчитал, по слуху, — сказал Флинн. — Щебечут себе в сауне, точно бройлеры перед варкой, напевают «Домик на лугу». Только голоса достопочтенного комиссара полиции что-то не было слышно. Если он в сауне, с остальными, то набрал в рот воды и скромно помалкивает.

Коки достал из выдвинутого ящика еще одну папку и бросил ее на пол.

— Кстати, это все же была буква «а». Я о той шифровке, что записана в блокноте Рутледжа. Арлингтон слишком глубоко запустил лапы в капитал клуба «Удочка и ружье». И речь шла вовсе не о том, что он слишком много времени проводит в Капитолии или что его надо обезглавить. Вообще, если я правильно понял смысл этой трескотни в птичьем инкубаторе под названием «сауна», речь шла о том, что члены клуба снабдили Арлингтона средствами, которыми он воспользовался, чтобы выстлать перышками свое гнездо во время пребывания в Вашингтоне. В ответ на это он оказывал им различные услуги, пользуясь близостью к правительственным кругам. Но, похоже, Арлингтон, что называется, зарвался, и вот среди членов клуба пошли разговоры: «Подлость», «Предательство!» И самыми главными его ненавистниками были Эшли, Хаттенбах, Лодердейл и Рутледж. А теперь больше других возмущается Бакингем. И потом, разве не Рутледж говорил, что Арлингтон не способен на насилие? Что он якобы готов был погладить оленя, если бы тот подошел поближе?

— Однако похоже, что, несмотря на экономическое образование, искушенность в разного рода финансовых вопросах и то высокое положение, которое он занимает в банковском мире, сам Арлингтон не слишком богат.

— Что, уже начал копать?

— Его отец растратил все семейное состояние и по уши влез в долги, пытаясь построить железную дорогу вдоль Амазонки.

— Амазонка! — усмехнулся Флинн. — Надо же! Да эта река успела поглотить больше золота, чем дала!.. Так что у Арлингтона имелись все возможности убедиться, какие чудеса происходят с деньгами на бумагах.

— Но у него самого никогда не было собственных.

— Если я правильно понял смысл их разговора, Арлингтон недавно приобрел тонны этих бумаг. И, разумеется, облаченный в мантию правительственного чиновника, уверен, что его никто не заставит отчитываться в том публично. Уверен, все эти игры наших мальчиков-переростков, в которые они играют, чтоб выжать как можно больше выгод и привилегий, пользуясь услугами своего нынешнего гуру, имеющего доступ к самым верхам, ни к чему хорошему не приведут. Что ты тут еще раскопал, Коки?

— Все тайны американской политики, бизнеса и жизни семей, что стояли у руля государства за последние сто лет.

— Что? И все это находится в этой каморке?

— Черт, чего тут только нет, Френк! Личные записи и комментарии, сделанные десятками разных людей и затрагивающие интересы всех, кто что-то из себя представляет или представлял.

— Боже ты мой! Но как это все организовано? Кто ведет эти записи?

— Думаю, все они только тем и занимаются, что строчат друг на друга. Этим и объясняется наличие разных почерков. Полагаю, действуют они следующим образом: стоит одному разнюхать что-то про другого, как он тут же садится и записывает, а потом эти бумажки попадают сюда.

— А почему тогда пострадавший не придет сюда и не изымет записи о себе, не уничтожит компрометирующие его документы?