Лоуренс Блок - Билет на погост Страница 4

У меня был полицейский «плимут» — «седан» без опознавательных знаков. Подогнав его к служебному выходу, мы вдвоем затолкали покойника внутрь. Было уже пять часов, учреждения закрылись, и когда мы въехали в район Уолл-стрит, народ спешил по домам. Остановившись у входа в тенистую аллею на Голд-стрит, кварталах в трех от офиса поверенного, мы выволокли тело из машины и оставили его на аллее.

В его ежедневнике имелась запись: «Э.М. — 3.30»; она казалась достаточно зашифрованной, а в списке телефонов на букву "М" адреса Элейн не оказалось; он был записан под буквой "Э". Я уже собрался вырвать этот листок, но обратил внимание, что вся книжка испещрена женскими именами; вдове о тайной жизни поверенного — знать было ни к чему, так что я сунул блокнот в карман и позднее избавился от него при первой возможности.

В бумажнике у него оказалось немало наличности — что-то около пяти сотен долларов. Я выгреб их и поделил поровну со своим напарником — лучше всего, если это будет с самого начала трактоваться как ограбление. Кроме того, если бы мы не забрали деньги, это сделал бы первый полицейский, наткнувшийся на труп; а ведь заработали-то их на самом деле мы.

Мы покинули аллею, не привлекая постороннего внимания. Я сел за руль и доехал до Виллиджа. Там мы выпили за удачу, после чего сделали анонимный звонок в полицию. Смерть наступила от естественных причин, так что ни у кого не было оснований поднимать шумиху вокруг случившегося. Репутация поверенного не пострадала, Элейн благополучно выбралась из скверной ситуации, а я в ее глазах стал настоящим героем.

Эту историю я несколько раз рассказывал на собраниях общества «Анонимных алкоголиков». Иногда она вызывала всеобщий смех, а иногда — нет. Я думаю, что реакция зависит как от настроения рассказчика, так и от настроения слушателей.

Элейн обитала на Пятьдесят первой улице, между Первой и Второй авеню, в квартире на шестнадцатом этаже белого кирпичного здания — одного из тех, которых немало понастроили в начале шестидесятых. Привратником в доме был черный как смоль осанистый негр из Западной Индианы. Я назвал ему имя Элейн, свое собственное и подождал, пока он сообщит его в интерком.

— Она хочет поговорить с вами, — сказал он после некоторой паузы.

— Я приехал, — произнес я в трубку. — Что еще случилось?

— Скажи мне что-нибудь.

— Что тебе хотелось бы услышать?

— Ты упоминал о клиенте, из-за которого было столько хлопот. Ты мог бы назвать его имя?

— Это что еще за проверка? Ты что, мой голос не узнала?

— Эта штука сильно искажает голос, прости меня. Как его звали?

— Не помню... он был поверенным.

— Отлично! Дай, пожалуйста, трубку Дереку.

Я передал трубку привратнику. Убедившись, что я тот, за кого себя выдаю, он проводил меня к лифту. Выйдя на нужном этаже, я нашел дверь Элейн и нажал кнопку звонка. Даже после тщательной проверки по интеркому она долго изучала меня в дверной глазок, прежде чем открыть дверь.

— Заходи, — сказала она. — Извини за такой драматизм; возможно, я просто дурочка, хотя, возможно, и нет. Не знаю.

— Что стряслось, Элейн?

— Минутку. Я так рада, что ты здесь, но все равно еще никак не успокоюсь. Дай хоть взгляну на тебя. Ты выглядишь просто потрясающе!

— Да и ты очень недурна.

— Правда? Что-то с трудом в это верится. Такой ужасный вечер... Наверное, я звонила тебе несколько десятков раз.

— Я получил пять сообщений.

— Всего-то? Даже не знаю, с чего мне пришло в голову, что пять сообщений произведут на тебя большее впечатление, чем одно, но я продолжала раз за разом поднимать трубку и набирать твой номер.

— Пять — действительно надежнее, чем одно, — заверил я. — Пять записок гораздо труднее не заметить. Так что случилось, Элейн?

— Я перепугалась до смерти, хотя теперь мне немного лучше. Прости меня, пожалуйста, за этот допрос, но я действительно иногда не могу разобрать голос по интеркому. Кстати, просто, чтобы ты знал. Того поверенного звали Роджер Стульдрехер.

— Как я мог это забыть?

— Ну и денек тогда выдался! — сокрушенно покачала она головой. — Что ты будешь пить?

— Кофе, если есть.

— Сейчас пойду сварю.

— О, не стоит беспокоиться...

— Ничего сложного. Ты его по-прежнему пьешь с коньяком?

— Нет, просто черный кофе, и все.

Элейн внимательно посмотрела на меня.

— Ты бросил пить! — догадалась она.

— Ага...

— Помнится, когда мы виделись с тобой последний раз, у тебя из-за этого было немало проблем. Тогда-то ты и бросил пить?

— Да, наверное.

— Замечательно, — сказала она. — Просто замечательно!.. Подожди минутку: сейчас я приготовлю кофе.

Гостиная была такой же, какой запомнилась мне, — выдержанной в черно-белых тонах, с белым мохнатым ковриком, желтовато-черным кожаным диваном и несколькими матовыми полками из черного пластика. Единственными цветными пятнами в этом черно-белом интерьере было несколько абстрактных картин. По-моему, какие-то из них висели в этой комнате и прежде, но я не стал бы судить об этом с уверенностью.

Я подошел к окну. В проеме между двумя зданиями виднелись Ист-Ривер и предместья Куинса на противоположном берегу. Еще несколько часов назад я был там, в Ричмонд-Хилле, в обществе бывших алкоголиков. Казалось, от того момента нас отделяли теперь многие годы.

Несколько минут я простоял у окна; когда в гостиную вошла Элейн с двумя чашками черного кофе, я изучал одну из висевших на стене картин.

— Кажется, я видел ее у тебя прежде, — сказал я, указывая на картину. — Или ты недавно ее купила?

— Нет, она здесь уже много лет. Когда-то я купила ее, не знаю почему, в галерее на Мэдисон-авеню; она стоила тысячу двести долларов. Никогда бы не поверила, что смогу отвалить такую кучу денег за то, что можно повесить на стену. Ты же знаешь меня, Мэтт, особой экстравагантностью я не отличаюсь и, хотя люблю красивые вещи, деньги экономлю.

— Чтобы покупать недвижимость, — припомнил я.

— Ты абсолютно прав. Мы получаем неплохие деньги, и если они достаются нам, а не сутенерам, можно купить уйму недвижимости. Но я думала, что сошла с ума, когда отвалила столько денег за картину.

— Похоже, ты осталась довольна покупкой.

— Еще бы, милый! Ты знаешь, сколько она стоит сейчас?

— Определенно гораздо больше.

— Как минимум — сорок тысяч. Вероятно, около пятидесяти. Мне следовало бы продать ее. Иногда меня беспокоит мысль о том, что сорок кусков вот так просто висят у меня на стене. А раньше я точно так же волновалась оттого, что на ней висели тысяча двести зеленых. Ну как тебе кофе?

— Отличный кофе!

— Достаточно крепкий?

— Великолепный, Элейн.

— А ты в самом деле выгладишь просто замечательно. Тебе говорили об этом?

— Как и ты.

— Господи, сколько же мы с тобой не виделись? По-моему, прошло года три, не меньше; а по-настоящему мы не встречались с тех пор, как ты ушел из полиции, а с этого времени прошло лет десять, не меньше.

— Да, что-то вроде этого.

— А ты почти не изменился.

— Да, даже не облысел. Но если присмотреться, можно найти немало седин.

— У меня тоже есть седые волосы, и они сразу бросаются в глаза. Хотя в остальном я действительно не очень постарела, — вздохнула она.

— Ты совершенно не изменилась, — сказал я.

— Приходится следить за фигурой, да и кожа сохранилась неплохо. Однако я даже и не подозревала, что это будет отнимать так много усилий. В спортзале я бываю три раза в неделю по утрам, иногда — четыре. Кроме того, приходится быть разборчивой в еде. И в выпивке.

— Ну, пьяницей ты никогда не была.

— Нет, но легкие вина я поглощала целыми галлонами. Вина и диетическую кока-колу. Теперь я полностью отказалась от них — только фруктовые соки или простая вода. Одна чашка кофе в день, с утра. А эта — уступка чрезвычайным обстоятельствам.

— Может, ты расскажешь мне о них?

— Как раз к этому я и веду. Мне нужно немного успокоиться. Ну так вот, чем еще я занимаюсь? Очень много гуляю. Слежу за тем, что ем. Ты знаешь, уже три года, как я стала вегетарианкой.

— Когда-то ты обожала бифштексы.

— Да. Я была уверена, что еда без мяса — не еда.

— А что ты тогда любила заказывать в «Брассери»?

— Рубцы по-каннски.

— Точно. Я даже думать не могу о подобном блюде без содрогания, хотя готов допустить, что это очень вкусно.

— Не знаю, когда пробовала его в последний раз. Уже три года у меня во рту не было ни кусочка мяса. Первый год я еще ела рыбу, но затем отказалась и от нее.

— "Мадам Природа", да?

— Да, вот такой я теперь стала.

— Это на тебя похоже.

— А бросить пить — похоже на тебя. Это как раз то, что нам обоим нужно, — узнать друг от друга о том, как мы здорово сохранились. Как же еще узнать, на сколько ты реально выглядишь? Когда мы в последний раз отметали мой день рождения, мне было тридцать восемь.

— Не так-то плохо.

— Это ты так думаешь. Но это было три года назад, и теперь мне сорок один.