Рэймонд Чандлер - Китайский жадеит Страница 4

– Я и не думала, что вы его убили, – сказала она. – Кто-то должен был здорово его ненавидеть, чтобы так размозжить ему голову – почти пополам.

– Я был с ним знаком недостаточно долго, чтобы возненавидеть, – сказал я. – Посветите-ка еще раз.

Я опустился на колени и принялся обшаривать его карманы, стараясь не слишком нарушить положение его тела. В карманах была серебряная мелочь, несколько мелких купюр, ключи в узорном кожаном кошельке, обычный бумажник с обычным окошечком для водительских прав и обычными, засунутыми под права страховыми карточками. Денег в бумажнике не было. Интересно, почему они не потрудились обыскать его как следует? Наверное, увидели фары и ударились в панику. Иначе они вытащили бы все, даже подкладку от пальто оторвали бы. Я рассматривал в луче ее фонарика кучу мелочей: два тонких носовых платка, хрустящих и белых, как сухой снег, полдюжины бумажных спичечных книжечек из шикарных ночных заведений, массивный серебряный портсигар, тяжелый, как кирпич, и полный его импортных сигарет с монограммой; еще один портсигар – китайский шелк на черепаховой рамке, с каждой стороны вышит извивающийся дракон. Я открыл его; внутри, прижатые резинкой, лежали три длинные папиросы – русские, с полым мундштуком. Я вытащил одну. На ощупь она была сухая и очень старая.

– Может быть, для леди, – сказал я. – Сам-то он курил другие.

– А может, это вроде талисмана, – дыша мне сзади в шею, произнесла девушка. – Я знала одного парня, который курил такие же. Можно взглянуть?

Я протянул ей портсигар, и она светила на него фонариком, пока я сердито не крикнул ей, чтобы светила вниз. Впрочем, ничего интересного я больше не нашел. Захлопнув портсигар, она вернула его мне, и я сунул его Полу в нагрудный карман.

– Все, – сказал я. – Спасибо. Тот, кто его пристукнул, не убрал за собой, потому что боялся оставаться на месте.

Я поднялся, небрежно отряхнул колени и быстро выбил у нее из руки пистолет.

Она вскрикнула:

– А, проклятье! Зачем же так грубо?

– Ничего, – сказал я, подбирая пистолет. – Кто вы и как очутились среди ночи в этом месте?

Она сделала вид, что у нее ужасно болит ушибленная мною рука, поднесла к ней фонарик и пристально разглядывала.

– А я ведь отнеслась к вам по-человечески, скажете, нет? – проговорила она жалобно. – Я умираю от любопытства и от страха, но разве я задала вам хоть один вопрос, а?

– Вы были просто изумительны, – сказал я. – Но я влип в такую ситуацию, в которой нежелательно больше хлопать ушами. Кто вы? И вырубите этот фонарь. Свет нам больше ни к чему.

Она погасила фонарик, и окружившая нас сразу темнота стала постепенно светлеть, позволяя различить очертания кустов, распластанное на земле мертвое тело и слабое зарево на юго-востоке, там, где должна была быть Санта-Моника.

– Меня зовут Кэрол Прайд, – сказала она. – Я живу в Санта-Монике. Я пытаюсь делать рассказы и очерки для одного газетного синдиката. Иногда мне не спится по ночам – тогда я беру машину и катаюсь, просто так еду куда глаза глядят. Все эти места я знаю наизусть. Я заметила внизу луч вашего фонарика и подумала, что для влюбленной парочки сегодня холодновато; к тому же, зачем парочке фонарик?

– Не знаю, – сказал я. – Мне он никогда не был нужен. Значит, у вас с собой есть и запасные обоймы? А разрешение на этот пистолет у вас есть?

Я взвесил пистолетик на ладони. Насколько можно судить в темноте, это был двадцатипятикалиберный кольт. Для такого маленького пистолета весил он порядочно. Немало хороших людей отправилось в лучший мир при непосредственном участии и помощи двадцатипятикалиберного кольта.

– Разумеется, разрешение у меня есть. А насчет запасных обойм – это был просто блеф.

– Выходит, вы не из трусливых, мисс Прайд? Или, может быть, миссис?

– Нет... Вообще-то здешние окрестности тихие и безопасные. Люди в этих местах даже не запирают дверей. Я думаю, какие-то мерзавцы просто пронюхали, насколько здесь тихо и пустынно, хотя и недалеко от города.

Я протянул ей пистолетик:

– Держите. Видно, в эту ночь мне суждено делать только глупости. А теперь, может быть, вы будете настолько любезны, чтобы подвезти меня до Кастелламаре, – там я заберу свою машину и попробую добраться до какого-нибудь полицейского.

– А с ним разве не надо кому-нибудь остаться?

Я взглянул на светящийся циферблат своих часов.

– Четверть первого. Мы оставим его с цикадами, лягушками и звездами. Поехали.

Она сунула пистолет в сумочку, мы спустились по склону и сели в ее машину. Не зажигая фар, она развернулась и поехала назад, вверх. Позади нас, словно монумент, возвышался огромный черный автомобиль.

В конце подъезда я вылез, вернулся к баррикаде и оттащил деревянный щит на место. Теперь я был спокоен за остаток ночи: там его никто не тронет. Впрочем, в этих безлюдных местах можно было быть спокойным и за десяток ночей.

Девушка молчала, пока мы не поравнялись с первым домом. Там она включила свет и спокойно сказала:

– У вас на лице кровь, мистер Как-Вас-Там, и я в жизни еще не видала человека, который бы больше нуждался в стаканчике спиртного. Почему бы не поехать ко мне домой и не позвонить в Лос-Анджелес оттуда? Тут поблизости ничего нет, только пожарная станция.

– Меня зовут Джон Далмас, – представился я. – И я ничего не имею против крови на лице. А вам совершенно ни к чему оказываться замешанной в такую передрягу. Я не стану даже упоминать про вас.

Она сказала:

– Я сирота и живу совсем одна. Так что ничего страшного.

– Поезжайте-ка прямо вниз, к побережью, – сказал я. – А там я буду играть свою партию соло.

Но по дороге в Кастелламаре нам все-таки пришлось остановиться еще раз. Автомобильная езда пришлась не по вкусу моей разбитой голове, и меня снова вырвало в кустах.

Когда мы добрались, наконец, до места, где был припаркован мой «крайслер» и откуда начиналась ведущая вверх на холм лестница, я пожелал Кэрол Прайд спокойной ночи и долго еще сидел в своей машине, пока задние сигнальные огоньки ее автомобильчика не скрылись из виду.

Кафе на тротуаре еще не закрылось. Я мог бы зайти туда, выпить и позвонить. Но мне показалось, что будет эффектнее сделать то, что я и сделал полчаса спустя – трезвым как стеклышко, с зеленым, покрытым запекшейся кровью лицом войти в полицейский участок Западного Лос-Анджелеса.

В конце концов, полицейские тоже люди. И виски у них не хуже того, которое вам подают через стойку бара.

3

Лу Лид

Рассказ мой получился не очень хорошим, и с каждой минутой звучал все более скверно. Человек по фамилии Ревис, приехавший из городского бюро по расследованию убийств, слушал меня, уставившись в пол, а за спиной у него торчали похожие на телохранителей двое в штатском. Полицейская машина давно уже выехала на место происшествия.

Ревис был безупречно одетым худым, узколицым, спокойным мужчиной лет пятидесяти, с гладкой серой кожей. Прежде чем опуститься на стул, он аккуратно поддернул брюки, на которых была безукоризненно прямая и острая, как лезвие ножа, стрелка. Рубашка и галстук его выглядели так, словно он надел их новыми десять минут назад, а шляпа – словно он купил ее в лифте, поднимаясь на третий этаж.

Мы сидели в комнате дежурного капитана полицейского участка Западного Лос-Анджелеса возле бульвара Санта-Моника. В комнате нас было четверо. Рядом в камере дожидались отправки в городской вытрезвитель к утреннему заседанию суда несколько пьяных, и оттуда все время несся оглушительный рев – что-то вроде боевого клича австралийских бушменов.

– В общем, на этот вечер я был его телохранителем, – сказал я в заключение. – И, как видите, превосходно справился со своей работой.

– Я бы на вашем месте не стал слишком много об этом раздумывать, – небрежно заметил Ревис. – Такое со всяким может случиться. Мне кажется, они приняли вас за этого Линдли Пола и стукнули вас сразу, чтобы не тратить аргументов и выиграть время. Может, у них и не было с собой этой штуки и они не собирались отдавать ее так дешево. А потом, обнаружив, что вы не Пол, они здорово обиделись и решили отыграться на нем.

– У него был пистолет, – сказал я. – Великолепный люгер. Хотя, конечно, под прицелом двух винтовок всякий воинственный пыл быстро остывает.

– А теперь займемся этим черным братишкой, – берясь за телефон на письменном столе, сказал Ревис.

– Я слышал только голос в темноте, поэтому не могу поручиться, что это был именно он.

– Угу. Мы просто выясним, чем он был в это время занят. Лу Лид. Запоминающееся имечко.

Он снял телефонную трубку и сказал полицейскому на коммутаторе:

– Дежурного в Главном управлении, Джо... Говорит Ревис из Западного Лос-Анджелеса, по поводу этого убийства с ограблением. Мне нужен гангстер по имени Лу Лид, негр или мулат. Года двадцать два – двадцать четыре, кожа светло-коричневая, одевается опрятно, маленького роста, вес, скажем, сто тридцать, один глаз поврежден, какой – не помню. На него есть кое-что, но не очень много; привлекался и выпускался раз сто. Ребята из Семьдесят седьмого должны его хорошо знать. Мне нужно уточнить все его передвижения сегодня вечером. Дайте час цветной бригаде, а потом объявите розыск.