Остросюжетный детектив. Выпуск 6 - Алистер Маклин Страница 4

Я знал, откуда этот загар, и знал ту, которой он принадлежит. Она работала по тому же договору, что и я, но большую часть времени проводила в Греции. Пару раз я встречал ее в Афинах. Если быть точным, видел ее теперь в четвертый раз. Я знал ее, но ничего не знал о ней. Кроме того, что звали ее Мари Хоупман, что родилась она в Бельгии, но не была там с тех пор, как умер отец, инженер, который привез ее и мать-бельгийку с континента после падения Франции. Родители ее погибли в авиакатастрофе, и девочка, оставшись сиротой, воспитывалась в приюте на чужой земле. Заботиться о себе она наверняка научилась. Во всяком случае, я так решил.

Я встал. Полковник Рэйн сделал приглашающий жест и светским тоном провозгласил:

— Мистер и... э-э-э... миссис Бентолл. Вам ведь уже приходилось встречаться, не правда ли?

— Да, сэр.

Как будто ему это неизвестно! Мари Хоупман одарила меня холодным твердым пожатием руки и таким же взглядом. Может быть, работа со мной и была мечтой всей ее жизни, но внешне это, пожалуй, ничем не выражалось. Мне уже представился в Афинах случай почувствовать эту свойственную ей отчужденность и самоуверенность, и все же теперь это не помешало мне высказать то, что намеревался.

— Рад вас видеть, мисс Хоупман. Во всяком случае, должен быть рад. Но не здесь и не сейчас. Вам известно, на что вы идете.

Она широко распахнула свои карие глаза, насмешливо изогнула бровь и, слегка скривив в улыбке губы, отвернулась к полковнику.

— Неужели у мистера Бентолла имеются на мой счет рыцарские притязания, полковник? — Не говорит, а щебечет.

— Боюсь, что так оно и есть, в некоторой степени,— признался полковник.— Впрочем, в ней нет ничего предосудительного для молодой супружеской пары.— Он просунул ершик в мундштук своей трубки и, вытащив его наружу чернее сажи, удовлетворенно кивнул и произнес почти мечтательно:— Джон и Мари Бентолл. Неплохо звучит.

— Вы тоже так считаете? — Она обратила ко мне сияющий взор и обворожительнейшую из улыбок.— Я вам несказанно благодарна за участие. Вы так добры...— Немного помолчала и добавила: — Джон.

Я не ударил ее только потому, что такое поведение, по-моему, свойственно троглодитам. Я позволил себе ледяную загадочную улыбку и обратился к полковнику.

— Относительно одежды, сэр. Думаю, придется кое-что подкупить. Там теперь лето в самом разгаре.

— У себя дома, Бентолл, вы найдете два чемодана со всем необходимым.

— Билеты.

— Прошу.— Он протянул мне конверт.— Они были отправлены на ваше имя четыре дня назад. Оплачены по чеку человеком по имени Тобиас Смит. Никто о нем слыхом не слыхивал, но банковский счет его в полном порядке. Полетите не на восток, как, вероятно, предполагаете, а на запад, через Нью-Йорк, Сан-Франциско, Гавайи и Фиджи. Кто вас ужинает, молодой человек, тот вас и танцует, как говорится.

— Паспорта?

— Оба в чемоданах.— Знакомый тик прервал его.— Ваш, для разнообразия, выписан на настоящее имя. Пришлось. Все равно они будут вашу подноготную выяснять — образование, род занятий и так далее, и тому подобное. Мы сделали так, что ни одному любопытному и в голову не придет, что вы покинули Хепуорт год назад. В своем чемодане также обнаружите чековую книжку «Америкэн экспресс банк» на тысячу долларов.

— Надеюсь, мне будет на что их потратить. Кто поедет с нами, сэр?

Молчание в ответ, только две пары глаз, узкие зеленоватые льдинки и огромные, теплые, влажные, смотрят на меня не мигая. Мари Хоупман заговорила первой:

— Может быть, вы соблаговолите объяснить...

— Ха! Может быть, и соблаговолю, хотя и вас тоже из числа подозреваемых не исключаю. Шестнадцать человек вылетают отсюда в Австралию или Новую Зеландию. Восемь из них прибывают в никуда. Пятьдесят процентов. Значит, пятьдесят процентов за то, что мы прибудем туда же. Так вот, я предполагаю, что в самолете будет находиться представитель полковника Рэйна, который в случае необходимости будет знать, на каком месте воздвигнуть надгробие. А скорее всего, бросить поминальный венок на воды Тихого океана.

— Мысль о возможности непредвиденных обстоятельств во время перелета приходила мне в голову,— невозмутимо заявил полковник.— Так что сопровождающий будет, и не один и тот же на всем протяжении пути. Мне сдается, что вам лучше их не знать.— Он поднялся и обошел вокруг стола. Брифинг окончен.— Приношу искренние извинения, но другого выхода у меня нет. Посудите сами: приходится действовать как слепцу, в полной тьме. Будем надеяться на лучшее.— Он по очереди протянул нам руку и сокрушенно покачал головой.— Еще раз великодушно простите. И до свидания.— Он вернулся и сел за стол.

Я открыл дверь, пропустил вперед Мари и оглянулся— захотелось убедиться, насколько искренни его сожаления. Как и следовало ожидать, на лице ни намека на печаль: сосредоточенно занят самым важным — ковыряется в трубке. Я тихо прикрыл за собой дверь и оставил его одного — маленького и пыльного в маленькой пыльной комнате.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

 Вторник, 3.00 — 3.30

Пассажиры самолета, ветераны рейса Америка— Австралия, на все лады расхваливали отель «Гранд Пасифик» в Вити Леву, как самый лучший в западной части Тихого океана. И при первом же беглом знакомстве с ним я вынужден был признать, что они оказались правы. Старомодный, но величественный и сверкающий, как новенькая серебряная монетка, он любого служащего английских гостиниц поверг бы в панический ужас королевской безукоризненностью своего обслуживания. Спальни обставлены с роскошью, еда — превосходна (память об обеде из семи блюд, который нам подали в тот вечер, останется, вероятно, навеки), а великолепный вид, открывающийся с веранды на пологие вершины гор, ограждающие залитую лунным светом гавань, принадлежали, казалось, иному, неземному миру.

Но нет в мире совершенства — замки в дверях номеров отеля «Гранд Пасифик» никуда не годились.

Понял я это, когда посреди ночи проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо. Правда, вначале я подумал не о замке, а об этой назойливой нетактичной руке. Пальцы были невероятно сильными, пожалуй, мне с такими не приходилось встречаться — как будто отлиты из стали. Я с трудом открыл глаза, сопротивляющиеся яркому свету и усталости, и, наконец, усилием воли смог сосредоточить взгляд