Картер Браун - Девушка, которой не было (сборник) Страница 48

— Леоле стукнуло тридцать, — медленно проговорила секретарша, — и она вполне взрослый человек... Да она справится с Эммануэлем одной рукой, разливая при этом чай из самовара. В то время как вторая рука будет привязана за спиной! — Хло насмешливо хмыкнула. — Но полагаю, это задание призвано предоставить вам возможность совершить беззаботное турне по югу Франции, не так ли?

— У вас есть предположение о каком-либо месте, где бы я имел шансы отыскать Леолу? — осведомился я.

— Довольно. — Она поставила стакан у ножки кресла и поднялась. — Этот мир — мир мужчин. И я не в состоянии заставить двух мужиков прекратить их хитроумные игры... Я сочту знаком особой ко мне благосклонности, если вы сейчас же исчезнете с моих глаз, Холман. Когда Виктор обретается где-то рядом, дом, с моей точки зрения, начинает сильно смердеть. А уж когда вы оба торчите здесь одновременно, мне хочется просто взорвать все к чертовой матери!

Она неторопливо освободилась от платья, и у меня захватило дух! Вот он, подумал я, момент истины! Брюнетка швырнула одеяние на кресло, и я смог наконец выдохнуть. Хотя это и не было то, что я ожидал увидеть.

Купальный костюм ничего в действительности не скрывал. И у меня сложилось впечатление, что я, скорее всего, увидел бы намного меньше, если бы его не было. Теперь же ее грудь — рейтинг которой я немедленно повысил до четырехзвездочного — являла всему свету соски, имевшие форму цветочных бутонов. Они возвышались, как сильно увеличенные ниппели, а тонкий, словно носовой, платочек на ее талии был так смело мал, что потребовалась вся моя сила воли, чтобы оторвать от него взгляд... Но я все же успел увидеть то, что окончательно повергло меня в прах. Соблазнительное видение скругленной возвышенности между ногами, так четко обрисованной, дало мне повод вообразить, что я увидел сквозь плотно обтягивающую ткань вертикальную впадину... Конечно, это могли быть шуточки моего разыгравшегося воображения... Когда девушка повернулась, ее кремовые груди слегка подпрыгнули, и я удивился, зачем она вообще стесняет себя одеждой.

Пока Хло величаво шествовала к краю бассейна, я мог видеть, сколь ненадежно жалкие клочки материи прилегают к золотистым сферам ее ягодиц. Они волшебно покачивались, когда девушка балансировала на бортике бассейна. Она делала это достаточно долго, так, чтобы я успел по достоинству оценить каждую плавную линию ее тела. Наконец она нырнула. Войдя в воду без единого всплеска, проплыла к другому краю бассейна и обратно не требующим усилий изящным кролем. А затем коротко подстриженная головка приподнялась над бортиком бассейна; лакированная копна мокрых, отливающих синевой волос красиво обрамляла лицо.

— Вы еще не убрались? — удивилась Хло.

— Я просто поражен, — ответил я. — Вы ведете себя так, будто больше всего на свете ненавидите мужчин. Однако что-то не производите впечатления фанатично желающей возвращения Леолы из мест, куда она удалилась.., может, предпочитаете сохранить дом таким, каков он сейчас, — и с Виктором где-то рядом, конечно?

— Грязные у вас мысли! — с яростью бросила она. — Горячо надеюсь, что Эммануэль разгрызет вас на мелкие кусочки и выплюнет на корм рыбам!

Глава 2

Я сидел на веранде отеля перед стаканом кампари с содовой и пытался адаптироваться к разнице во времени. И привыкал к приводящему в замешательство обилию женских тел, которые чередой дефилировали предо мной — тонкие и тучные, молодые и старые. Но все до единой загорелые, темно-коричневые и настолько щедро умащенные маслом для загара, словно были подготовлены руками шеф-повара людоеда к поджариванию на древесных углях. Я созерцал акры и акры более чем смело открытых купальников, женской плоти и изобилие грудей, которые тряслись и подпрыгивали, с трудом удерживаемые тончайшими полосками материи. Мили и мили нежных ложбинок на груди, обнаженных глубокими декольте, тысячи выпирающих сосков...

Был самый разгар каннского сезона. С веранды отеля я мог любоваться гаванью, столь плотно набитой яхтами, что между ними почти невозможно было разглядеть воду. Битый час я просидел здесь, наблюдая за самой большой из них — ослепительно белой и очевидно высокомерной — и гадая, получил ли Эммануэль мою каблограмму[5], пришел к выводу, что находился в состоянии явного умопомрачения, когда решил отправить ее. Однако теперь уже было поздно сожалеть о содеянном... Давая отдых глазам, я отвел взгляд от грациозной яхты и вдруг засек за соседним столиком худощавую блондинку. Она глядела на меня, мечтательно приподняв брови. Ее бикини — если столь малое количество материи заслуживало такого названия — имело черный цвет, кожа — бронзовый. Короткая верхняя губка свидетельствовала, что ее обладательница любит игры в спортивном зале, требующие немалого напряжения сил. Всего лишь миг мои глаза наслаждались благородными линиями ее фигуры, затем другое видение в безукоризненно белой, сверкающей униформе материализовалось между нами и молодцевато отдало мне честь.

— Мсье Холман? — осведомился морячок. Я подтвердил и глянул на золотые буквы на околыше фуражки, сложившиеся в название “Султан-II”.

— Мсье Эммануэль будет рад, если вы согласитесь присоединиться к нему и разделите с ним аперитив. Катер ждет вас.

— С удовольствием соглашаюсь, — столь же любезно ответил я.

— Конечно, — с чисто галльским цинизмом усмехнулся морячок — небось немало воды утекло с тех пор, когда кто-то осмелился отказаться о подобного приглашения его босса. — Не последуете ли за мною, мсье?

Через пятнадцать минут двигатель катера затих у борта яхты, и я поднялся на палубу. Там нас уже ожидал стюард. Он проводил меня на заднюю палубу, достаточно просторную, чтобы вместить обеденный прием человек этак на пятьдесят. Но сейчас на ней находились только мужчина и девушка.

Мужчина, буквально растекшийся в комфортабельном тростниковом кресле, — это, по-видимому, сам Эммануэль. Он был невысок и тучен. Одет в белые широкие брюки и белую же рубашку с вышитой голубой эмблемой на кармашке. Жесткие черные волосы слегка посеребрила седина, но густые усы оставались черными и блестящими. Мутные глазки хозяина яхты почти тонули в складках отекшего красновато-коричневого лица — этакие оливки, только что извлеченные из банки.

Рядом с ним стояла высокая блондинка лет примерно девятнадцати с длинными, спадающими ниже плеч волосами. Ее цветастое бикини казалось почти отсутствующим. Загорелое роскошное тело демонстрировало себя всему миру с высокомерным пренебрежением нормами общепринятой морали.

— Мистер Холман. — Голос мужчины прозвучал тускло и невыразительно. — Я — Рафаэль Эммануэль. Он не изменил позы и не подал мне руки.

— Садитесь, прошу вас, — крупной головой кивнул он на кресло перед собой, а пухлые короткие пальцы, скользнув по левой груди девушки, медленно опустились вниз, к ее талии. — Это мой друг, Вилли Лау, — сообщил он.

Один из его пальцев внезапно описал круг, и девушка захлебнулась неестественным смехом.

— Я обещал купить ей алмаз, когда она перестанет бояться щекотки, такой большой, чтобы он смог закрыть пупок. — Рафаэль игриво пошлепал девицу по ягодице. — Я должен побеседовать с мистером Холманом, Вилли. Так что оставь нас и пока развлекайся сама.

Пружинистой походкой, раскачиваясь, она подошла к поручню, вспрыгнула на него, какое-то время балансируя в воздухе. Потом спрыгнула за борт. Послышался сильный всплеск, а следом — звуки, свидетельствующие о том, что Вилли поплыла к носу яхты.

Звук шагов заставил меня повернуть голову. Я увидел еще одного мужчину, поднимавшегося на палубу: он был одет в облегающий спортивный свитер, который подчеркивал массивные грудные мышцы и могучие плечи, и шорты, открывавшие уродливый шрам на правой ноге; изогнувшись дугой на бедре, он спускался ниже колена. Лет ему было явно за тридцать. Глубоко посаженные серые глаза настороженно взирали на белый свет. Какая-то аура недружелюбия, даже угрозы висела вокруг него.

— Мой компаньон Майк Кери, — представил мужчину Эммануэль.

Тот коротко кивнул, перенес кресло, устроился за спиной Эммануэля и принялся наблюдать за мной, сохраняя бесстрастное выражение лица. Появился стюард с подносом; я взял один из больших бокалов и подождал, пока он обслужит моих визави.

— Непременно шампанское перед обедом и виски — после, — пробормотал Эммануэль. — Так вы даете своему небу возможность оценить букет вина и вкус пищи. — Он приподнял бокал и стал медленно отпивать, смакуя, как он сказал, букет вина. При этом, впрочем, не выглядел сентиментальным идиотом. — Ваша каблограмма серьезно обеспокоила меня, мистер Холман. Я пылкий поклонник таланта мисс Смит, — улыбнулся он. — Но она, к сожалению, не относится ко мне таким же образом. Вот почему я недоумеваю, как вы могли подумать, будто она здесь, со мною.