Валерий Гусев - Вольный стрелок Страница 5

Но напряжение спало. Мы закурили.

– Вы что-то хотели спросить?

Нет, определенно, он мысли читает. Это не бандит, это какой-то лорд, не иначе.

– Вопросов много. До ужина – один. Что бы вы со мной сделали… попытались сделать, – поправился я, – если бы я отказался от вашего предложения?

– Арчи сбросил бы вас в пропасть, – спокойно уверил меня Мещерский.

– Я не стал бы на вашем месте настолько необдуманно рисковать таким преданным человеком.

– И умелым, – добавил с хитрой усмешкой Мещерский. – Взгляните – в обойме вашего пистолета давно уже нет патронов.

– Разве? – удивился я. – Пригласите его.

– Он сейчас сам войдет.

– Слушай, Архар, – я повернулся к открывшейся двери. – Стань-ка к стене. Твой шеф уверяет, что ты разрядил мой пистолет. – И я направил ствол ему в лоб.

Они переглянулись. Анчар почесал нос, блеснул зубами из-под усов, покачал головой, отказываясь.

– Ну то-то, шалун, – я самодовольно откинулся на спинку кресла. – Можешь идти. Патроны положишь на столик.

– Ужин накрыт на веранде. Вита ждет. – И он бесшумно вышел, подбрасывая на ладони мои патроны.

– Капитан, поручаю вам возглавить группу наблюдения.

– Понял.

– Одного из наблюдателей в горах снять. Двоим там делать нечего. Оставить Ворона.

– Понял.

– Серого пока не трогать.

– Не понял…

– Он опытный сыщик. Он может найти то, что нам нужно.

– Разумно…

– Отставить! В ваших оценках не нуждаюсь.

– Виноват.

– Ворону сообщите: основное внимание при наблюдении сосредоточить теперь на Сером. Русалке – держать жесткий контрольпод водой; особо укажите: Серого пока не трогать.

– Трудно будет ее удержать, вы ей обещали…

– Ваша проблема, Капитан.

– Понял. Свободен?

– Вашего предшественника Крутого возьмите с собой в море – пусть утонет. Мнеразгильдяи не нужны. Не справитесь с поручением – не успеете пожалеть. Все! Кругом, шагом марш!

Ужин прошел в теплой дружеской обстановке. В атмосфере любви и доверия.

Изысканный стол (от фирмы «Анчар и К°») – зелень, сыр и брынза, жаркое из молодого козленка, браконьерски добытого в горах с помощью арбалета, чудесное вино с терпким привкусом мореного дуба, длинные – уставала рука с бокалом – поучительные тосты (Анчарова же производства).

Луна над морем, вечерний аромат роз, чуть слышный плеск волн, застенчивый ветерок, робко качавший язычки свечей. И цикады, цикады, цикады, мать их… Ничего из-за них не слышно. Зато они предостерегающе смолкают, если их что-то спугнет, например, сухо треснувшая ветка под легким копытцем. Либо под тяжелым неосторожным «берцем»…

Вообще-то со стороны гор мы прикрыты домом, но эти посиделки надо все-таки ненавязчиво отменить.

Когда посвежело, мы перешли в дом. Сидели возле камина, слушали музыку, светски беседовали. Давно я так не работал. И главное – за денежки.

Зашла луна. Почернела беззвездная ночь. Я вышел и обошел дом, в котором весьма кстати светились почти все окна. Ну, конечно, там, где были раздернуты шторы: смотри – не хочу, стреляй – не промахнешься. Это дело тоже надо поломать. Ненавязчиво.

Когда я поднимался на веранду, всей похолодевшей спиной почувствовал упершийся мне в спину взгляд. Внимательный. Через ночную оптику.

Властно потянуло оглянуться. Да только зачем? Если кто-то и ночью ведет наблюдение за виллой, вряд ли он будет чиркать спички в своем гнезде, освещая свою бандитскую рожу.

Ладно, дружок, завтра я тобой займусь. Чего откладывать?

Я выключил свет, бросил под одеяло пистолет и распахнул окно. Ночь глухо и молча спала в темноте. И только в сакле теплился огонек. Наверное, Анчар молится за души убиенных им кровников.

Или за то, что не подставил опрометчиво свой лоб под мою пулю. И что это было, с патронами? Предосторожность? Проверка? А если проверка, то на что? На мою профпригодность, на мою бдительность или доверие? На мою истинную позицию в этом мутном деле? Кто знает? Ну не так уж важно, кто знает. Важно, что я должен это знать.

Все-таки не надо исключать, что все это – хорошо продуманная провокация. Начиная с «секс-бомбы» в пансионате. Если так задумано, то задумано хорошо. Заманить Серого в это глухое ущелье, расслабить его и подготовить, а потом нагрянут жаждущие мести бандюки, развернут толковище, кое о чем поспрашивают и с удовольствием сбросят его в глубокую пропасть или в глубокое море. А море – большое, ищи его потом…

Море-то большое, но небо все одно много больше.

С этой теплой мыслью я и уснул.

Проснулся рано – от мерных трескучих ударов. Закурил, подошел к окну.

У порога своей сакли Анчар яростно колол дрова, к вечерним шашлыкам джигит готовился. Голый до пояса, седые волосы, схваченные вокруг головы ремешком, спадают на плечи, покрытые седой же шерстью. В этом суровом «камуфляже», на фоне каменной хижины, издалека, он был похож не на Сталина, а на старого викинга. Или могучего и беспощадного снежного – вернее, заснеженного – человека. Если он своей лапой возьмет Серого за горло – заикой оставит. И дрова он колол умело: сперва несколько легких намечающих ударов, затем – один, от души, решающий – и буковый чурбак распадается на равные полешки, враз и дружно осыпающиеся вокруг колоды, стянутой стальным обручем. На ней он, наверное, и свою браконьерскую добычу разделывает. А если Мещерский посоветует, то и голову отделить сумеет. Тому же Серому, например…

Анчар воткнул топор в колоду, положил на макушку свою любимую плоскую войлочную шапочку и стал, напевая «по аэродрому, по аэродрому», класть у стены поленницу, чтобы каждое сухое полешко еще и напиталось солнечным жаром.

Пора и мне, стало быть, за работу. Долгая дорога начинается с первого шага, мудрые китайцы говорят.

Я поменял пижаму на плавки, покопался в чуланчике – подобрал себе ласты, маску и трубку – и пошел на пляж: не терпелось взглянуть на этот «райский» уголок со стороны моря. Тем более что утреннее солнышко оченно к тому располагало: невысоко поднявшись над водой, могло бросить какой-нибудь шальной луч в линзы бинокля. Если он там, в зарослях, есть, конечно. И если им, дурак, пользуется. Что вряд ли…

Море тихо шуршало, играя мелкими ракушками и крабовыми клешнями; край его, набегая на берег игрушечной волной, таял в песке, пузырясь и шипя. Словно песок был уже горячим, а вода еще холодной.

Я присел на вырубленную из цельного камня скамью (не Анчар ли топором потрудился?) и, мечтательно склонив к плечу голову (не спится дураку), стал вглядываться в романтически-розовую морскую гладь.

Справа ее грубо обрубал крутой, почти вертикальный срез горы. По центру, километрах в двух от берега, купалось несколько островков, точнее – камней, будто торчали из воды лобастые головы любопытных морских чудищ. И шнырял между ними красивый белый катерок. Любопытный такой, застенчивый.

Слева берег был не так крут. Прижавшись к нему, сонно покачивались расчаленные яхты: одна большая, парусно-моторная, с двумя рубками и тентом над палубой; другая – крошечный швертбот, из которого торчал пучок разложенных телескопических удилищ.

Чуть подальше уходила в море коса, которая, как я узнал позже, так и называлась – Песчаная. За ней, кстати, катерок и скрылся.

Вот и вся диспозиция. Или дислокация.

Я вошел в воду, надел ласты. Сполоснул изнутри маску, оставив в ней чуточку воды, чтобы не потело стекло, и поплыл, опустив лицо в воду, мерно работая ластами, как пароход плицами, только без брызг. А «дельфином» так и не научился. Не успел.

Солнце стояло невысоко, лучи его скользили по поверхности воды, не проникая вглубь – и она казалась от того серой, пасмурной. Но была чистой, и я хорошо видел дно в песчаных рубчиках, которое постепенно терялось в зеленоватой глубине. Стали появляться водоросли, покрытые мидиями камни. Пробежал между ними бойкий краб и сел на попу, угрожающе задрав клешни, когда на него упала моя тень. Плавно скользнула от меня стайка крупных лобанов, и я пожалел, что не захватил ружья.

Впрочем, у меня нынче другая охота. Или за мной?

Я повернулся лицом к берегу и, стоя в воде, чуть перебирая ластами, осмотрел скалы, окружавшие виллу. Они образовывали, замыкаясь, что-то похожее на кривобокую, зеленую изнутри чашу с отколотым со стороны моря краем. Ну, естественно, на дне чаши – вилла (умнее не придумаешь), поверху – сероватой опоясывающей каемкой просматривалась дорога, круто сбегающая у берега к воротам. Но вот что мне показалось: чаша эта не только кривая, но еще и с чуть заметной трещинкой, начинающейся у берега и исчезающей в глубине бухты – не тропа ли, опоясывающая склоны от моря до моря?