Юрий Кузнецов - Кровавый след Страница 5

– Нет, – замотал тот головой.

– Я согласен, такие неясные приказы мы получаем впервые.

Ответа не последовало, напарник стоял напротив меня и безразлично улыбался.

– Что же нам все-таки нужно делать? – снова спросил я.

Но и этот вопрос повис в воздухе. Тогда я начал рассуждать вслух, пытаясь нащупать смысл ситуации:

– Целый день мы следим за дорогой. Теперь нам сообщают, что группа переходит на чрезвычайное положение, но дальнейших указаний не дают. И потом, как понимать слова, что может случиться любой поворот событий? Интересно, что же все-таки происходит в стране?

Мой напарник наконец ожил.

– Мне тоже очень хотелось бы это знать. Что происходит в Москве, напичканной военной техникой? – он смотрел мне в глаза. – У меня, кажется, есть предположение, но оно пугает. Ты сам как думаешь?

– Не знаю, – я был не рад, что затеял этот разговор. – Я ничего не знаю.

– А мне вот сдается, что ты не хочешь ничего знать.

К чему был этот упрек, я так и не понял. Я отошел в сторону и, не глядя на напарника, произнес:

– Возможно, ты и прав. Разве я обязан об этом думать? Это не входит в мою компетенцию. Я должен лишь исполнять приказы начальства.

– Ну так и исполняй, чего ты ко мне прицепился? – Терехин махнул рукой и направился к своему месту наблюдения.

Я смотрел ему вслед и чувствовал, что мое терпение на грани срыва. В этот момент я очень хотел знать, что происходит со мной, с моим напарником, с шефом, который упорно не желает разъяснить ситуации и давать конкретные распоряжения. Но самое обидное было в том, что я подсознательно осознавал: Леша Терехин прав, нельзя так обращаться с высококлассными специалистами, какими были мы и все ребята из нашей группы. Немного постояв, я направился к напарнику.

– Жаль, что нельзя закурить, – произнес он, когда я подошел.

– Мы все устали, Леша, и нам чертовски хочется отдохнуть, – глядя в глаза Терехину, сказал я.

– Да, – кивнул он.

Я присел на траву рядом с ним.

– Первый, ответьте «Витязю», – раздался голос Никицкого из переговорного устройства.

– Ответь ты, – предложил я Терехину, надеясь, что это как-то расшевелит его. Он взял у меня рацию.

– Первый на связи.

– Слушайте уточнение приказа, – голос у шефа был подавленным. – В стране вводится чрезвычайное положение. Алмаз в оправе, «Рубину» пока еще не нашли достойного обрамления. Дальнейшие действия предпринимаются только по согласованию и распоряжению Ноль Первого.

Сообщение прозвучало, как гром среди ясного неба. Конечно, мы ожидали услышать что-то ошеломляющее, но чтоб такое… Мне показалось, что зрачки Терехина расширились до предела, в них застыл ужас. Наверное, я тоже выглядел не лучшим образом, так как внутри у меня все оборвалось, а в голове была сплошная сумятица.

– Никто не должен выйти на связь с «Рубином» через нашу диспозицию. «Рубин» будет оставаться в изоляции до особого распоряжения Ноль Первого. Как поняли?

– Приказ поняли, выполняем, – ответил я «Витязю».

Некоторое время мы сидели молча. Вдруг я услышал смех Терехина.

– Ты что? – удивленно спросил я у него.

– Ничего, мне просто весело.

Я не узнавал напарника. Чему было радоваться, я не понимал. Его поведение все больше вызывало у меня опасение, что с ним творится что-то неладное. Психи в спецорганах не работали, это я знал наверняка. Оставалось другое… И мне было страшно признаться себе в этой догадке.

– Наконец-то до меня дошло, – воскликнул Терехин. – Оказывается, все удивительно просто. А мы с тобой сидим, голову ломаем, что к чему.

Я ничего не ответил, хотя и сам давно сообразил, почему наша операция окутана тайной.

«Президент страны в изоляции, вводится чрезвычайное положение. Что делать со вторым президентом, пока не решено. Но к нему, по сути дела, применены те же меры», – раскодировал я мысленно сообщение «Витязя».

– Ты понимаешь, что на нормальном языке это означает государственный переворот? – перебил мои размышления Терехин.

– Замолчи, – разозлился я. – Если ты не перестанешь паниковать, то я попрошу «Витязя» заменить тебя на время выполнения задания.

Я понимал, что напарник находится в состоянии эйфории. Я и сам был близок к этому, но держался из последних сил, чтобы не запаниковать. Кто-то должен быть сильным.

– Какие, к черту, мы профессионалы, если не можем совладать с собственными чувствами? Неужели ты до сих пор не понял, что у нас их просто не может быть? – я обернулся к Терехину.

– Да, но ситуация…

– Ситуация самая обычная – критическая.

Леша слабо улыбнулся.

– Интересно, что сейчас творится в столице?

Я посмотрел на часы. Они показывали двадцать минут седьмого.

– Люди просыпаются и собираются на работу, – невозмутимо ответил я на вопрос напарника. – А кто никуда не спешит, – продолжает дрыхнуть в своей уютной спаленке.

Терехин неодобрительно кивнул, моя шутка ему явно не понравилась. Он отвернулся и уставился на дорогу.

Я смотрел на него и терзался мыслью, что обязан донести «Витязю» о состоянии напарника. Его поведение могло внести неразбериху и навлечь неприятности на всех ребят группы. Но я не спешил докладывать, мы с Терехиным давно работали вместе, и я знал его, как хорошего специалиста и великолепного человека. Я решил дать ему шанс исправиться.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

(понедельник, 19 августа)

Подходил к завершению второй день нашего неясного положения. Командование молчало, никаких новых распоряжений не поступало. Это начинало раздражать даже «Витязя». Мы еще никогда не видали шефа в таком разъяренном состоянии.

– Черт бы побрал все это дерьмо, – ругался он. – Что там за обстановка? Кому мы сейчас подчиняемся? Может, про нас вообще забыли?

Никто не мог дать ответа на эти вопросы, но они возникали у каждого, кто находился сейчас в засаде.

– Мы похожи на разбойников, поджидающих свою ночную жертву, – украдкой, чтобы не услышал «Витязь», переговаривались между собой ребята.

Пожалуй, единственное, что спасало нас от паники в такой дурацкой ситуации, был юмор.

А запаниковать было от чего. Каждый час передавали народу сообщение о чрезвычайном положении и о комендантском часе, введенном в столице во избежание правонарушений. Люди, многое повидавшие на своем веку, впервые столкнулись с подобной неразберихой. Они шепотом (и даже вслух) называли ее государственным переворотом.

Я наблюдал за поведением окружающих меня людей и удивлялся. Даже «Витязь», казалось бы, прошедший через все испытания, дал себе возможность расслабиться. Конечно, я не допускал мысли, что наш боевой командир не выдержит, и в самый ответственный момент его нервы сдадут. Но то, что он позволил себе в присутствии подчиненных вольность высказывать сокровенные мысли, ничего хорошего не обещало.

Что касается меня, то я сжал свои эмоции в кулак и был готов лишь к тому, чтобы выполнить приказ. Иначе не было смысла вообще находиться на этой ночной дороге.

Наконец от группы «Альфа-2», выдвинувшейся вперед и подошедшей вплотную к «Рубину», поступило сообщение: «Рубин» собирается оставить резиденцию и ночью, под покровом темноты отправиться в Москву.

Было уже около полуночи, когда «Витязь» по ЗАСу срочно вызвали в центр. Я был сильно встревожен: своей откровенной речью по рации, обращенной к руководителю группы «Альфа-2», он мог навлечь на себя неприятности.

– Старшим назначаю Первого, – сказал командир. – Надеюсь, что до особых распоряжений вернусь. Если же нет, то приказ получите прямо из центра.

Он уехал, а мы остались нести бессмысленное дежурство на пустынной дороге, связывающей автостраду с резиденцией президента. Некоторое время спустя я получил распоряжение «Витязя» пропустить в город две машины; он указал мне их номера.

«Творится непонятное, – размышлял я про себя, – какая же это мышеловка, если она выполняет роль проходного двора?»

Неясность мучила меня, и я с нетерпением ожидал возвращения «Витязя», чтобы получить конкретную информацию о происходящем.

Две машины, о которых предупреждал полковник, проехали мимо нашей засады в половине второго ночи. Через прибор ночного видения я успел разглядеть нескольких высокопоставленных чиновников правительства и Верховного Совета.

А через полчаса мы задержали автомашину с иностранными номерами, которая пыталась проскочить к резиденции «Рубина». Уставшие от безделья ребята набросились на нарушителей. Ими оказались журналисты телекомпании СИ-ЭН-ЭН. Одного из них по документам звали Майк Кенди, второго – Стив Тойнби. Кроме камер с запасом чистых кассет, в их джипе ничего подозрительного мы не обнаружили.

Они долго уговаривали пропустить их к резиденции «Рубина», чего я, конечно же, делать не собирался. Но и отпустить их было также делом рискованным. Я принял решение задержать репортеров до появления «Витязя», чтобы он сам решил их участь.