Развороченная могила - Джоан Роулинг Страница 52

Наступило молчание, самое долгое.

— Вы работаете в газете? — подозрительно спросила она.

— Нет, для частного клиента. Я подумал, не будете ли вы рады поговорить со мной. Это может быть не для протокола, — добавил Страйк.

Последовало еще одно продолжительное молчание.

— Алло?

— Я не знаю, — сказала она наконец. — Мне нужно подумать. Я перезвоню вам, если… Я перезвоню вам позже.

Связь прервалась.

Робин, осознав, что задержала дыхание, выдохнула.

— Ну… не могу сказать, что я удивлена. Если бы я была дочерью Уэйса, я бы тоже не хотела, чтобы мне об этом напоминали.

— Нет, — согласился Страйк, — но она была бы очень полезна, если бы согласилась поговорить… Кстати, вчера, после твоего ухода, я оставил сообщение для жены Джордана Рини. Отследил ее до места работы. Она маникюрша в заведении под названием Kuti-cles.

Он проверил время на приборной панели.

— Нам, наверное, пора.

Когда Страйк нажал на звонок, они услышали собачий лай, а когда дверь открылась, жесткошерстный фокстерьер вылетел из дома так быстро, что пролетел прямо мимо Страйка и Робин, поскользнулся на мощеной площадке перед домом, развернулся, побежал обратно и начал подпрыгивать на задних лапах, истерично лая.

— Успокойся, Бэзил! — крикнула Нив. Робин поразилась ее молодости: ей было лет двадцать пять, и уже второй раз за последнее время Робин обнаружила, что сравнивает свою квартиру с чужим домом. Нив была невысокого роста, плотная, с черными волосами до плеч и очень яркими голубыми глазами, одетая в джинсы и толстовку с цитатой Шарлотты Бронте, напечатанной спереди: “Я бы всегда предпочла быть счастливой, чем достойной”.

— Извините, — сказала Нив Страйку и Робин, прежде чем сказать: “Бэзил, ради бога”, схватив собаку за ошейник и затащив ее обратно в дом. — Входите. Извините, — повторила она через плечо, таща перевозбужденного пса по деревянным половицам к кухне в конце коридора. — Мы переехали в прошлое воскресенье, и с тех пор он был гиперактивен… убирайся, — добавила она, с силой выталкивая пса в сад через заднюю дверь, которую плотно закрыла за ним.

Кухня была оформлена в стиле фермерского дома, с фиолетовой плитой и тарелками, выставленными на комоде. Стол из строганной древесины был окружен выкрашенными в фиолетовый цвет стульями, а дверца холодильника была покрыта детскими рисунками, в основном каплями краски и закорючками, которые держались на магнитах. Там также была — и это, подумала Робин, объясняло, как двадцатипятилетняя девушка оказалась живущей в таком дорогом доме, — фотография Нив в бикини под руку с мужчиной в плавках, который выглядел по меньшей мере на сорок. От запаха выпечки у Страйка потекли слюнки.

— Большое спасибо, что приняли нас, миссис…

— Зовите меня Нив, — сказала их хозяйка, которая теперь, когда у нее не было фокстерьера, выглядела взволнованной. — Пожалуйста, присаживайтесь, я только что испекла печенье.

— Вы только что переехали и уже печете? — улыбнулась Робин.

— О, я люблю печь, это меня успокаивает, — сказала Нив, отворачиваясь, чтобы взять перчатки для духовки. — Как бы то ни было, сейчас у нас почти все в порядке. Я взяла пару дней отпуска только потому, что мне причитался отпуск.

— Чем вы зарабатываете на жизнь? — спросил Страйк, занявший стул поближе к задней двери, у которой теперь скулил и царапался Бэзил, страстно желая попасть обратно.

— Я бухгалтер, — сказала Нив, снимая лопаточкой печенье с противня. — Чай? Кофе?

К тому времени, когда оба детектива и Нив взяли по кружке чая, а печенье лежало на тарелке посреди стола, нытье Базила стало настолько жалобным, что Нив позволила ему вернуться в комнату.

— Он успокоится, — сказала она, глядя, как собака носится вокруг стола, яростно виляя хвостом. — В конце концов.

Нив села сама, без необходимости поправляя рукава своей кофты.

— Кто автор этих работ? — спросила Робин, указывая на нарисованные на холодильнике фигуры и пытаясь успокоить Нив.

— О, мой маленький мальчик, Чарли, — сказала Нив. — Ему два года. Сегодня утром он с отцом. Найджел подумал, что мне будет легче говорить с вами, если Чарли не будет здесь.

— Я так понимаю, это Найджел? — спросила Робин, с улыбкой указывая на пляжную фотографию.

— Да, — сказала Нив. Похоже, она чувствовала, что ей нужно что-то объяснить. — Я встретила его на своей первой работе. Он был моим начальником.

— Как мило, — сказала Робин, стараясь не чувствовать осуждения. Учитывая, что у Найджела выпали волосы, пара на фотографии больше походила на отца и дочь.

— Итак, — сказал Страйк, — как я уже говорил по телефону, нам нужна информация о Всеобщей Гуманитарной Церкви. Ничего, если я буду делать заметки?

— Да, хорошо, — нервно сказала Нив.

— Начнем с того, в каком году вы и ваша семья приехали на ферму Чепмена? — спросил Страйк, щелкая ручкой.

— 1999, — сказала Нив.

— А вам было восемь, да?

— Да, моему брату Ойсину было шесть лет, а моей сестре Мейв — четыре.

— Что заставило ваших родителей присоединиться, вы знаете? — спросил Страйк.

— Это был папа, а не мама, — сказала Нив. — Он всегда был немного… Трудно описать. Когда мы были маленькими, он был политически довольно левым, но в наши дни он примерно настолько правый, насколько это возможно. На самом деле я не разговаривала с ним три года… Он становился все хуже и хуже. Странные телефонные звонки, истерики. Найджел считает, что мне лучше с ним не общаться.

— Была ли ваша семья религиозной? — спросил Страйк.

— Не до ВГЦ. Нет, я просто помню, как папа однажды вечером пришел домой, невероятно взволнованный, потому что он был на встрече и разговорился с папой Джеем, который сразу же обратил его в свою веру. Папа как будто нашел смысл жизни. Он все время говорил о социальной революции. Он принес домой экземпляр книги папы Джея “Ответ”. Мама просто… согласилась с ним, — грустно сказала Нив. — Может быть, она думала, что в церкви будет лучше, я не знаю.

— Она сказала нам, что это будет весело. Мы плакали о том, что уходим из дома и от всех наших друзей, она просила нас не делать этого при папе, потому что он расстроится. Все, что угодно, ради легкой жизни, такой была мама… однако мы возненавидели это с того самого момента, как попали туда. Никакой своей одежды. Никаких игрушек. Я помню, как Мейв рыдала из-за плюшевого кролика, которого она каждый вечер брала с собой в постель. Мы взяли его с собой на ферму, но все было заперто, как только мы приехали, включая кролика Мейв.

Нив сделала глоток чая, затем сказала:

— Я не хочу быть строгой к маме. Насколько я