Картер Браун - Том 7. Только очень богатые Страница 56

— Полиция наверняка проверила машину. У них не возникло подозрений…

— Я же сказала — машина затонула на большой глубине, — перебила она, — в том месте сильные подводные течения. Прошло три дня, прежде чем им удалось поднять на поверхность машину с телом Ральфа. Машина ударилась о камень, когда входила в воду, поэтому весь перед был просто вмят внутрь. Чтобы опознать Ральфа, пришлось прибегнуть к медкарте его дантиста.

— А если его убили? И Кевина тоже? Кто мог пойти на двойное убийство, чтобы не дать тебе выйти замуж?

— Может быть, безответная любовь?

— Придумай что-нибудь получше. Хотя нельзя отрицать, что великолепного тела Марсии Буржесс должны жаждать все мужчины.

— И великолепного тела, и моего, не менее великолепного, счета в банке.

— Это уже лучше, — одобрил я, — есть кто-нибудь на примете?

— Джонни Фэйерхэм. — Она вдруг хихикнула.

— Кто он?

— Прости, Дэнни, если тебе покажется моя теория наивной. Может быть, это глупо, но, поверь, когда девушка достигает двадцати четырех и все еще не замужем, всегда найдется в ее жизни Джонни Фэйерхэм. Милый, строгий, надежный Джонни Фэйерхэм. Такой скучный, что, оставаясь с ним вдвоем, уже через пять минут хочется завыть от тоски. Но такой Джонни упрямо ждет своего часа, неустанно клянется в любви и убежден, что женится на ветренице, когда она перебесится. Джонни Фэйерхэмы упрямы и необидчивы.

— Как у него с деньгами?

— Никогда не слышала о его проблемах с этой стороны. — Марсия задумалась, взгляд ее стал рассеянным. — Я действительно никогда об этом не думала. Он связан бизнесом с папой и живет явно небедно, — она вышла из задумчивости, взгляд ее снова приобрел ясность, — но сама мысль о том, что Джонни может быть убийцей, — абсолютно нелепа. Он и мухи не обидит.

— Он тоже приглашен на завтра?

— Разумеется! — Глаза у нее заблестели. — Старый верный друг, который всегда находится где-то рядом. Упрямец с неодобрительно поджатыми губами, глубоко убежденный, что ни к чему хорошему эта помолвка не приведет, как и в том, что я когда-нибудь образумлюсь и перестану метаться.

— А есть еще несчастные претенденты на твою руку и состояние?

— Больше нет, насколько мне известно. — Она покачала головой.

— Что ж, список подозреваемых сократился до крайности.

— Это плохо? Я имею в виду, что подозреваемый всего один — Джонни!

— Два, — поправил я.

— Кто еще? — изумленно спросила она.

— Ты.

— Угораздило же меня ложиться тогда на кушетку и исповедоваться! — Длинные ресницы на мгновение прикрыли синие глаза. — Если бы ты был хоть немного джентльменом, то соблазнил бы меня тогда вместо того, чтобы выпытывать подробности и делать свои дурацкие выводы!

— Это преследует меня всю жизнь, — признался я, — в самый интересный момент возникают неправильные инстинкты.

Она ухмыльнулась, глядя на меня поверх края своего бокала.

— Тема закрыта. Какие у нас планы на сегодняшний вечер? Недалеко отсюда есть уютный маленький ресторанчик, где специализируются на итальянской кухне. Мы можем там поужинать, потом прийти сюда и пораньше лечь спать. В десять утра появятся поставщики продуктов и начнут готовить стол к ленчу.

— Но из твоих слов я понял, что будет немного народу.

— Ну и что, — она нетерпеливо пожала плечами, — не думаешь ли ты, что можно предстать перед тобой и гостями прекрасной сияющей невестой после того, как я приготовлю ленч на тридцать гостей?

У меня не нашлось подходящего ответа, и я уткнулся в свой стакан.

— Который час? — спросила Марсия.

— Около шести.

— Пойду приму душ и переоденусь.

— Мне нужно переодеваться к ужину?

— Пиджак и галстук обязательны. — Она окинула меня критическим взглядом. — Полагаю, у тебя найдется одноцветная рубашка?

Я налил себе еще стаканчик, чтобы продержаться следующие полчаса, надеясь, что этого времени ей хватит на сборы. У себя в комнате поменял гавайскую рубашку на более подходящую случаю, недавно приобретенную у «Братьев Брукс», надел галстук, пиджак. Я все еще продолжал поиски своего бумажника, хотя мог поклясться, что оставил его на туалетном столике, когда в дверь тихо постучали. Повернув голову, я увидел на пороге Марсию в белом платье без рукавов, которое вполне можно было бы назвать скромненьким, если бы не размашистое декольте в форме звезды, в котором можно было увидеть значительную часть соблазнительных выпуклостей.

— Ты что-то потерял?

— Мой бумажник. Могу поклясться, что оставил его на…

— О! Извини, — она, казалось, смутилась, — он у меня в комнате. Я сейчас принесу.

Мне это не понравилось.

— А за каким дьяволом он оказался в твоей комнате?

— Я не хотела тебя будить сегодня утром, когда собралась позвонить папочке. Зная, что он будет расспрашивать о тебе, например, о том, где ты живешь в Нью-Йорке и так далее, на всякий случай прихватила твой бумажник. Но забыла вернуть, извини.

— На него произвел впечатление мой адрес? На Сентрал-парк-Вест?

— Мне кажется, да. — Она выглядела серьезной. — Я сказала, что тебе принадлежит весь дом, в нем ты занимаешь двухуровневый пентхаус. Имеешь также летний дом в Саутгемптоне, учти.

— Да я становлюсь все богаче прямо с каждой минутой! Ну ладно, тащи сюда бумажник и пойдем ужинать.

Маленькое уютное местечко в двух шагах от дома оказалось рестораном, сразившим меня наповал своей утонченной элегантностью, от которой могли испуганно съежиться края кредитной карточки. Еда представляла собой маленький итальянский шедевр, а кьянти имело чистый, терпкий вкус, услаждавший нёбо и заставлявший поверить, что вы никогда не были заядлым курильщиком.

Незаметно пролетели три часа, и Марсия задала свой коронный вопрос.

— Почти десять тридцать, — ответил я.

— Надо уходить, — сказала она решительно, — мы должны пораньше лечь спать, помнишь?

— О’кей. Я попрошу счет.

— Счет? — Она воззрилась на меня с недоумением. — Не смеши меня, Дэнни. Они представят мне общий счет в конце месяца.

— Я уж подумал, что ты скажешь сейчас, что владеешь этим заведением, — проворчал я.

— Папочка действительно хотел купить этот ресторан, но я напомнила ему, что он ненавидит итальянскую кухню, — сказала она равнодушно, — он очень консервативен, когда дело касается еды. Однажды я уговорила его заказать бифштекс с кровью, посмотрев на который он заявил, что такая пища вызывает у него отвращение — все равно что есть мясо сырым.

— Не надо больше рассказывать о своем папочке, — взмолился я, — не хочу возненавидеть человека, которого еще не видел ни разу в жизни.

Когда мы вернулись в пентхаус, Марсия решила, что можно пропустить по стаканчику на сон грядущий, и, сделав мне заказ на шотландское виски со льдом, исчезла в спальне. Я привычно занял место бармена, плеснул в один стакан скотч для нее, в другой — бурбон для себя, положил лед в оба стакана. Она присоединилась ко мне немного погодя, появившись в гостиной в черном платьице из шелкового трикотажа, едва доходившем до середины бедер, подхваченном на талии кожаным поясом с серебряной пряжкой.

— Знаешь что? — начал я, когда она села у стойки. — Впервые вижу девушку, с такой легкостью влезающую и вылезающую из платьев в обтяжку.

— Я надевала сегодня то платье впервые. Подкладка сделана из какой-то дряни, я от нее чесалась как ненормальная.

— Надо было позвать меня, — с сожалением сказал я, — имей в виду, что я с громадным удовольствием окажу тебе подобную услугу в любое время.

— Может быть, ты наконец успокоишься и расслабишься? Для начала можешь снять пиджак и галстук.

Идея была неплохой, я так и сделал. Она неторопливо тянула свое виски и задумчиво рассматривала меня.

— Я тебе рассказывала, что говорит обо мне доктор Лэйтон? — вдруг спросила она.

— Напомни.

— Он говорит, что того, кто меня так плохо воспитал, вернее, испортил в детстве, надо застрелить без предупреждения. Еще говорит, что если мою сексуальность разделить на шесть частей и дать каждую часть шести девственницам, то из них получится шесть нимфоманок! Ну и еще что-то, но это мелочи. Например, что я прирожденная лгунья, эгоистка, никого не люблю, кроме себя.

— Я думаю, что самореклама просто необходима для практикующего психиатра, — заметил я.

— Но это все чистая правда! — В глазах ее появился опасный блеск, предупреждавший, что мне лучше не спорить. — Я действительно такая, даже хуже!

— Если ты опять собираешься ложиться на кушетку и исповедоваться, — вздохнул я, — то наши планы о том, чтобы лечь пораньше, летят к черту!

— Наоборот, я хочу сейчас же пойти и лечь, и не на кушетку для исповедания, а на кровать и вместе с тобой! — Она поднесла стакан к губам, выпила все до дна. Не глядя в мою сторону, осторожно поставила его на стойку. — Как это тебе нравится, Дэнни?