Джеймс Хедли Чейз - По дороге к смерти Страница 6

Все это показалось Гарри немного странным.

— Вы что, занимаетесь торговлей фургонами?

— Нет, я среди идиотов, занимающихся доставкой. Садись и поезжай. Я лягу в фургоне. Бога ради, не будите меня до Майами.

— А второй кровати там нет? — с надеждой спросил Рэнди. — Я тоже едва на ногах держусь.

— Если не сможешь держать на привязи этого ненормального, он останется на дороге, — заявила девица, обращаясь к Гарри, и в ее голосе послышались резкие нотки, отчего Рэнди похолодел. — Садись и поезжай.

Она решительно направилась к задним дверям фургона. Гарри и Рэнди услышали, как дверь открылась и захлопнулась. Потом лязгнул засов.

Мужчины переглянулись, и Гарри уселся за руль.

— Давай, ненормальный, — позвал он, — или придется идти пешком.

Рэнди обежал машину, дернул боковую дверцу и плюхнулся рядом с Гарри; машина рванулась вперед.

— Ну, что скажешь? Никогда бы не подумал! — сказал Рэнди. — Вот удача! Около семи мы уже можем быть в Майами.

— Может, удача, может, и нет, — ответил Гарри. — Так ли уж часто девушки перегоняют фургоны по восемнадцать часов без отдыха? Я просто не знаю. Я на три года отстал от жизни.

— Так я тебе расскажу, старина! — ухмыляясь, сказал Рэнди. — В наше время девушки занимаются всем. Вот что с ними произошло. Они мужчин в грош не ставят… все они!

— Довольно круто, — задумчиво произнес Гарри, — вот так остановиться и отдать нам машину. Почем знать, мы могли пристукнуть ее и изнасиловать.

— А им нравится, когда их насилуют, они теперь так проводят свободное время, — с горечью произнес Рэнди. — Ручаюсь, она была разочарована твоим старомодным джентльменским поведением.

— Посмотри-ка в отделении для перчаток. Может, она там какие бумаги оставила, — сказал Гарри.

Стрелка спидометра держалась на метке пятьдесят миль в час.

Рэнди открыл отделение для перчаток и нашел пластиковую папку для бумаг. Он вынул какие-то документы, включил свет в кабине и, наклонившись, принялся изучать их.

Прочитав, он выпрямился.

— Машина взята напрокат у Херца на Веро-Бич, взял ее Джоэл Блэч, 1244, Спрингфилд-роуд, Кливленд.

— Какой пробег, там отмечено?

— Да, тысяча пятьсот пятьдесят миль.

Гарри посмотрел на спидометр. Мысленно подсчитал.

— Машина с тех пор, как ее взяли напрокат, проехала двести сорок миль. Маловато для восемнадцати часов езды.

Рэнди повернулся к нему и широко раскрыл глаза.

— Ты так всегда поступаешь? Прямо как сыщик.

— Она не Джоэл, как его там. Она не восемнадцать часов едет. Мне это не нравится. Она могла украсть машину.

— Слушай, — серьезно сказал Рэнди, — давай не будем испытывать судьбу. У нас есть машина. Около семи мы будем в Майами. Оттуда мы с легкостью доберемся до Парадиз-Сити. Можем даже на автобусе доехать, если никто не согласится подвезти. Так о чем мы волнуемся?

— Начнешь волноваться, если есть приказ найти эту машину, и какой-нибудь коп нас остановит.

— О господи! Сейчас-то, ночью, да на этом шоссе — все копы спят давно.

Гарри колебался. Что-то во всем этом ему сильно не нравилось, но он сказал себе, что это личное дело самой девицы. Если полиция их остановит, ему не составит труда объяснить, кто он такой. А если Рэнди охота рисковать — так пусть сам и беспокоится.

Он мягко нажал на газ, и стрелка спидометра рванулась на отметку шестьдесят пять миль в час.

— Успокоился? — полюбопытствовал Рэнди.

— Твои трудности. Я ничем не рискую. Если тебе все равно, то мне-то какое дело?

— Ну и правильно. — Рэнди полез в свой рюкзак и достал сверток, который дал ему Морелли. — Чего-то меня голод гложет. — Он развернул бумагу и обнаружил жареного цыпленка, аккуратно разрезанного на четыре части, два пончика и четыре куска хлеба с маслом и с майонезом. — Этот итальяшка, безусловно, свое дело знает. Ты чего-нибудь поесть хочешь?

— Не сейчас.

— Ну а я хочу. — Рэнди с довольным видом принялся за еду. С набитым ртом он произнес: — Кстати, о девочках: как они там, во Вьетнаме?

— Ты туда не поедешь, так что тебе за дело? — отрезал Гарри.

Рэнди взглянул на него, впился зубами в хлеб, почавкал, потом поинтересовался:

— Они этим занимаются как все или как-нибудь по-другому могут?

— Ты туда не поедешь, что тебе за дело? — повторил Гарри, не отводя глаз от освещенной фарами дороги перед собой.

Рэнди состроил гримасу:

— Прости. Да… что мне за дело? — Он швырнул цыплячью кость в окно и занялся внушительным куском грудки.

Гарри с тоской подумал о вьетнамке, оставшейся в Сайгоне. Когда бы он ни возвращался с линии фронта, она ждала его. Жила она на сомнительные доходы, продавая закуски на углу улицы. Он всегда поражался, как ей удается нести мангал и всевозможные миски на бамбуковой палке через плечо. В своей розовой одежде она всегда напоминала ему красивую бабочку, но потом он узнал, какой она была стойкой и сильной.

Она стала для него самой большой драгоценностью этих трех невыносимых лет, — мысль о ней поддерживала его в черной страшной тьме ночей. Она олицетворяла для него нежность, интерес, любовь, и, когда ее и всех остальных разорвала на куски бомба Вьетконга, Гарри не стал искать другую женщину и не мог заставить себя говорить о вьетнамках ни со своими однополчанами, ни с парнями типа Рэнди — с теми, кто видел этих девушек только на картинках и думал о них только как о партнершах в постели. Любые подобные намеки заставляли его мрачнеть. Его девушка, такая прекрасная, такая надежная, всегда ждавшая его, олицетворяла для Гарри всех женщин Вьетнама: оскорбить любую из них значило оскорбить ее.

В боковом зеркальце он увидел примерно в полумиле позади свет фар и перестал так сильно жать на педаль. Предельная скорость для этого шоссе была шестьдесят миль в час, а машина, идущая сзади, могла быть и полицейской. Не надо зря рисковать.

Рэнди, заметив, что скорость упала, вопросительно взглянул на него.

— Сзади машина, — объяснил Гарри. Он опять посмотрел в зеркало. Машина шла с той же скоростью, что и он, оставаясь в полумиле позади.

— Все копы в постельках, — заметил Рэнди. — Я знаю эту дорогу. Никогда здесь копа не видел после одиннадцати.

— Все равно, шестьдесят — достаточно много.

Рэнди закурил и ссутулился.

— Ты уверен, что не хочешь есть? Я могу сам повести машину.

— Нет пока.

— Не отказался бы от чашки хорошего крепкого кофе.

— Вот это по мне.

— Минут через пятнадцать доедем до того ночного бара — я тебе о нем рассказывал. У них там хороший кофе. Остановимся. У нас это и пяти минут не займет. Может, и куколка чашечку выпьет.

— Она сказала, чтобы мы ее не будили, пока не приедем в Майами, — напомнил Гарри. — Если хочет спать, пусть спит.

— Ты ее разглядел?

— Не лучше, чем ты.

— Она может оказаться — самый смак.

— Тебе-то что, ненормальный?

Рэнди засмеялся:

— Вот что здорово у Соло. Там куколок полным-полно. У тебя как у спасателя их будет столько, сколько сам выдержишь. Вот мне неудобно этим заниматься, я работаю в баре. Возможностей нет, которые будут у тебя. Соло дает объявления об уроках плаванья, и заниматься этим будешь ты. Слушай! Какая это была бы работа — как раз для меня! Обнимать пышную крошку в море — вот что я называю хорошо жить.

— Ты еще совсем ребенок, а? — дружески усмехнулся Гарри.

— А что в этом плохого?

— Ничего. Может, я тебе и завидую.

— Ну! Говоришь так, будто ты мой отец. Не хочешь же ты сказать, что девушки тебя не интересуют?

Гарри подумал о своей жене, лежащей в ванне с перерезанными венами. Подумал о Наан, кровавым месивом растекшейся по кирпичной стене. О других женщинах тоже больно было думать. Он не мог вспомнить ни одной, мысль о которой могла бы доставить ему радость.

— Не хотел бы я быть твоим отцом, — уклонился он от ответа.

Рэнди засмеялся и принялся за пончик.

— Раз уж мы говорим о девочках, — пробубнил он с полным ртом, — я покажу тебе фотографию Нины.

Гарри бросил взгляд на боковое зеркальце. Судя по огням, машина, идущая сзади, так и держалась на расстоянии в полмили.

— Нины?

— Да… дочери Соло. Может, сначала лучше рассказать о Соло. Двадцать лет назад он был лучшим взломщиком сейфов. Не было сейфа, который бы он захотел и не смог открыть. В конце концов копы с ним справились, и он загремел на пятнадцать лет. Пока он отбывал срок, родилась Нина, а миссис Соло умерла. Выйдя на свободу, он решил уйти от дел и открыл этот ресторан в Парадиз-Сити. Он все еще считается лучшим медвежатником, и время от времени ему предлагают завершить отдых, но его ничто не собьет с пути истинного. Дела у него идут нормально: честный доход, и есть Нина. — Рэнди замолчал, порылся в почти пустом свертке и обнаружил второй пончик. — Будь с Соло осторожен. Ему хоть за пятьдесят, но, если надо, он может быть грубым, подлым и жестоким человеком. Он сам вышибала у себя в заведении, и, когда пьянчужка нарывается на неприятности, Соло с ним разбирается. Я видел, как Соло отшил трех сопляков, слишком близко подкативших к Нине, — эти трое попали в больницу. Но зато у Соло нет предрассудков. Он не возражает, когда его люди развлекаются с девочками, пока девочкам это нравится, но ни один — нас с тобой это тоже касается — не имеет права обхаживать Нину. — Рэнди сделал паузу, чтобы откусить кусок пончика, пожевал, потом продолжил: — Я говорю это тебе потому, что не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Нина — нечто удивительное. Ты ее должен увидеть, чтобы понять, насколько она уникальна. Когда я ее впервые увидел, несколько ночей не спал. А днем, наверное, все время на нее пялился, и Мануэль — старший официант — меня предупредил. Он сказал, что Нина — порядочная дрянь. Если я с ней начну крутить, Соло быстро с этим покончит — говоря «покончит», я именно это и имею в виду.