Фридрих Дюрренматт - Убийства — мой бизнес Страница 67

— Вот как!

— До настоящего времени вы единственный, кто мог желать смерти мадам Арсизак, стремясь обрести свободу. И потом, ваше вызывающее безразличие к тому, что о вас говорят, трудно объяснимо.

— Оно объяснимо приведенными вами доказательствами. Меня не любили по причине, обратной той, за что питали расположение к моей жене. Мне не прощали, что я не стремлюсь подтверждать ежечасно свою любовь к ней, а отсюда вывод простой: раз муж настолько испорчен, что готов променять такое рядом с ним живущее чудо на какую-то простушку, значит, он вполне способен стать и убийцей.

— А это не так?

— Нет, смею вас разочаровать.

После некоторого обоюдного молчания Гремилли спросил:

— Мадам Арсизак часто ездила в Бордо или ее отсутствие было исключением?

— Каждую первую неделю месяца она ездила в Бордо и проводила там два-три дня. Объяснением служила необходимость навестить свою мать, живущую в кодеранском приюте для престарелых.

— Она останавливалась в гостинице?

— Да, в «Терминюс», где накануне отъезда она по телефону заказывала себе номер.

— Во сколько она уехала?

— Как всегда, поездом, отходящим в семь сорок девять.

— И для того, чтобы оказаться здесь в полночь, ей необходимо было сесть на отбывающий из Бордо в двадцать два ноль шесть.

— Если только она не задумала устроить скандал, застав меня врасплох, и не приехала еще раньше.

— Думаю, что это мы сможем узнать через водителей такси. Я попрошу моего коллегу комиссара Сези взять на себя эти поиски. Кроме того, я попрошу его связаться с Бордо и выяснить, заказывала ли ваша жена себе номер в гостинице.

Полицейский поднялся.

— Спасибо, месье прокурор за виски и за ваше желание помочь нам.

— Так вы что, не думаете надевать на меня наручники?

— Месье прокурор, в данном деле, как ни в каком другом, я не могу себе позволить совершить даже малейший промах. Если мне и придется вас арестовать, то я это сделаю лишь только тогда, когда буду абсолютно уверен в вашей виновности.

— Следует ли мне понимать, что такой уверенности у вас пока нет?

— Пока нет. До свидания, месье прокурор. И вот еще что. Постарайтесь к очередной нашей встрече найти ответ на следующие два вопроса: если мадам Арсизак вернулась неожиданно из Бордо с целью застать вас у любовницы, то почему она не направилась прямо к ней? Если вы не догадывались о преждевременном возвращении вашей супруги, то почему вы не захотели воспользоваться случаем, чтобы остаться у мадемуазель Такс на всю ночь? Два часа ночи, месье прокурор, это либо слишком рано, либо слишком поздно…

Арсизак ответил не сразу. Когда он заговорил, в его голосе почувствовалось некоторое даже уважение к собеседнику:

— А вы совсем не просты, месье комиссар. Хотите, верьте, хотите нет, но мне это нравится.

— Уж не о дуэли между нами вы говорите?

— Вовсе нет. Просто вы мне придаете уверенности. Ваш визит меня обнадежил.

— Почему?

— Потому, что я невиновен, месье комиссар.

Выйдя в прохладную и удивительно звездную ночь, Гремилли попытался подвести итог своей встречи с Арсизаком. Был ли он искренним? Не врал ли? Или кто-то без причины запутывает дело, а может, сам прокурор — тот еще ловкач? Полицейский испытывал неприятное чувство, что окунается в совершенно непонятный для него мир. Тем не менее, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что сделать из вдовца подозреваемого номер один — дело нехитрое, если не ошибочное. Все было против Арсизака, и все-таки, вдруг это не он?..

Гремилли абсолютно не хотелось спать. Его шаги звонким эхом разносились по безлюдным улицам уснувшего города. Он миновал свою гостиницу, даже не остановившись. Ему необходимо было пройтись и все обдумать. Он редко уже мог позволить себе подобную прогулку днем, когда улицы отданы во власть пешеходов. Поэтому он решил, воспользовавшись моментом, сделать это сейчас и вновь направился в сторону старого города, желая увидеть, как он выглядит в эти ночные часы. Стоя перед собором, он ясно осознал то, что больше всего затрудняло его поиски: он ровным счетом ничего не знал о самой жертве. Ему был известен лишь тот стереотипный образ Элен Арсизак, перед которым благоговели ее поклонники. Ну, а на самом деле — что из себя представляла эта красивая женщина? Знала ли она о неверности своего супруга? Пыталась ли она забыть свою боль, полностью отдавая себя несчастным? Ему крайне необходимо было встретить кого-то, кто бы смог рассказать ему о ней не как о святой, а просто как о человеке. Зачем ей понадобилось устраивать спектакль с этим отъездом в Бордо? Может быть, ее кто-то предупредил о предательстве мужа, о чем она, хотя в это и трудно поверить, не догадывалась? Или она нашла свою смерть в результате жестокой ссоры, происшедшей между ней и мужем, который вернулся домой гораздо раньше и который об этом умолчал? И кем была эта соперница, которой удалось, несмотря на свое скромное положение, взять верх над блистательной Элен Арсизак?

В этот момент Гремилли обнаружил, что, повторяя свой послеобеденный маршрут, он находился на улице Кляртэ. Он вспомнил, что здесь жила Арлетта Тане, «на первом этаже», как уточнил Сези. Ему не долго пришлось искать нужный дом, который оказался довольно старым строением, в котором солнечные лучи, вероятно, не были частыми гостями, но которое, вместе с тем, дышало благородством, особенно подчеркиваемым его окнами с импостом. Живущий в таком доме не может быть презираемым. Впрочем, полицейский трезво смотрел на вещи, чтобы серьезно относиться к подобной своей дедукции. Сквозь закрытые ставни окон просачивался свет. Набравшись храбрости, гуляющий постучал. Спустя несколько секунд он услышал стук открывающегося окна и мягкий голос:

— Это ты?

— Увы, мадемуазель, но я иду от него.

Какое-то время никто не отвечал, потом взволнованно:

— Что вы хотите?

— Поговорить с вами.

— Зачем?

— Потому, что я — комиссар полиции из Бордо Гремилли, и, рано или поздно, нам все равно пришлось бы встретиться.

— Но… уже слишком поздно.

— Да, конечно… Хотя время тихое, к тому же если вам не спится…

— Подождите.

До него донесся звук закрывающегося окна. Он бросил взгляд на верхний этаж. Все тихо. Кажется, ничьего внимания его присутствие здесь не привлекло. Входная дверь бесшумно приоткрылась. Полицейский проскользнул внутрь. Кто-то взял его за руку и шепнул:

— Пойдемте… Осторожно, ступенька.

Вскоре Гремилли очутился в тесной прихожей, стены которой были увешаны старыми гравюрами. Наконец, он смог рассмотреть своего проводника. Молодая женщина среднего роста. С темно-русыми волосами, она была прекрасно сложена, хотя несколько и пышновата. Она смотрела на него взволнованными и замечательными глазами. Комиссар подумал, что не удивился бы, узнав, что именно эти глаза заставили Арсизака влюбиться.

Мадемуазель Тане провела гостя в обставленный со вкусом салон.

Гремилли сразу почувствовал себя уютно.

— Мадемуазель, я был направлен в Перигё в связи с известными вам событиями.

Она жестом пригласила его сесть, будучи не в состоянии произнести даже слово.

— Вы… Вы от Жана?

— Я только что от него.

— Он знает, что вы решили зайти ко мне?

— Нет. По правде сказать, я и сам этого не предполагал, но, прогуливаясь неподалеку, я случайно оказался на вашей улице, увидел свет в окне и вот…

— С ним… все в порядке?

— По-моему, он в полной форме.

— Вот и хорошо!

— Мадемуазель Тане, в ту ночь, когда была найдена мертвой мадам Арсизак, в котором часу ее муж ушел от вас?

— Около двух часов.

— Откуда вам это известно?

— Пробило половину, когда он уходил, а в момент, когда я уже ложилась, часы показывали два часа.

— Почему он ушел от вас так рано или… так поздно?

— Я не знаю. Жан независимый человек. Он поступает так, как считает нужным. Я никогда его ни о чем не спрашиваю.

— В тот вечер вы говорили о мадам Арсизак?

— Мы никогда не затрагиваем эту тему.

— Тем не менее, вам было известно о ее отъезде в Бордо?

— Да.

— Тогда почему же он не остался у вас до утра?

— Я не знаю.

Он посмотрел на нее долгим и внимательным взглядом, и ему показалось, что она говорит вполне искренне.

— Вам известно, что на вашего друга падают серьезные подозрения?

Он чуть было не сказал «любовника», но в последний момент сдержал себя, настолько это пошлое слово не подходило ни к этой мягкой женщине, ни к этой по-настоящему домашней обстановке, которые, казалось, больше были созданы для законной нежности, чем для любовных авантюр.

— Догадываюсь… Люди такие недобрые.

— А вы не допускаете, что у них могут быть какие-то основания считать месье Арсизака виновным? Я полагаю, он любит вас?