Андрей Щупов - Охота на волков Страница 7

— Живучий, а?

Голос принадлежал верзиле. Остановив приятеля, он примеривался с какой стороны сподручнее добить упорного противника. Скрючившись, Валентин ушел в глухую защиту. За тем, что происходило, он почти не следил. Сознание уплывало, как детская лодочка, спущенная на воду. Оно было еще тут рядом, но ветер задувал в крохотный парус, обещая могучий порыв, и лодочка улетала все дальше и дальше к невидимому горизонту.

Кажется, он уже стоял на коленях, когда за спиной отворилась дверь.

— На место, Гурьин! И ты, Левша, на место!… Хватай его, сержант.

Валентина подцепили под мышки, поволокли вон из камеры. Хлопнула дверь, загремели замки. Уже в коридоре его попытались поставить на ноги, но колени подгибались, земля притягивала с неодолимой силой. Разлепив глаза, Валентин разглядел, что стены коридора выкрашены в багровые тона. Таким же был бетонный пол, сапоги конвоиров, небо за окнами.

— Не переборщили мы? А, сержант?

— Ничего. Еще четверть часа в запасе. Окуни его в душ, дай нашатыря — и на ринг…

На ринг… Это Валентин расслышал и понял. И только теперь осмыслил нехитрую комбинацию майора. С ним не собирались расправляться руками блатных, по большому счету информация о стадионе их давно не интересовала. Просто-напросто тряпочку выжимали до последней капельки. С помощью Шкирята Валентина только довели до нужной кондиции, а теперь его выставят на ринг против какого-нибудь офицера-смершевца — и, разумеется, по категории «А».

Валентин хрюкнул, пытаясь рассмеяться, но звуки, исторгнутые горлом, скорее напоминали плач. У избитых всегда так. Сразу и не поймешь — рыдают или хохочут. Очень уж одно похоже на другое. Валентин сглотнул, принуждая себя к молчанию, кое-как сделал первый самостоятельный шаг. Сержант придержал его за локоть.

— А ты молоток! — пробурчал он с уважением.

Глава 2

От бесконечных баррэ указательный палец совсем онемел. Игра не ладилась. Должно быть, из-за чертовых мыслей о чертовой машине… Леня Логинов отложил гитару, круговыми движениями энергично растер уши. На кой дьявол человеку слух, если нет голоса? Впрочем, наоборот — было бы хуже. Гораздо хуже.

Под потолком дважды моргнул свет. И еще раз. Будто кто-то неведомый оповещал таким образом о неких секретах, наскоро переведенных в нехитрый пунктир морзянки. Машинально Леонид стал отмечать: два длинных, короткий, снова короткий, пауза. Еще пара коротких и уж такой длинный, словно кисть радиста залипла на треклятом ключе.

Леонид раздраженно поглядел на тронутую сальной мутнинкой лампу. Возникло дикое желание протянуть к ней руку, стиснуть до боли в пальцах, раздавить грушевидную капсулу. Он скрипнул зубами. Все верно — схватить и раздавить, чтобы прервать трепет блеклого сияния — вечно желтого, искусственно недозрелого. А еще лучше — ощутить в ладони шишковатый редковолосый череп того неуклюжего радиста и раздавить вместо лампочки. Хруп, и все…

Покосившись на гитару, он вяло поаплодировал самому себе. Встав с дивана, прошелся взад-вперед по комнате. Чепуха! Конечно, все чепуха! Моргающий свет, секреты, радист… Морзянкой здесь и не пахло. Где-то поблизости опять трудилась сварка, и бенгальским фейерверком догорали ворованные электроды. Может быть, ставили решетки на окнах, а может, крепили стальные двери. Сейчас все вокруг укреплялись и баррикадировались. Тотальная феррумизация в ожидании надвигающейся эпохи ржавчины. Из простеньких косостенных квартирок люди переселялись в бронированные сейфы. Дома превращались в подобия банков, а их обитатели — в банкиров, весь капитал которых состоял из собственных вибрирующих душонок.

В который раз Леонид приблизился к окну, рукой отвел штору и нервно прикусил губу. Все та же машина красовалась перед подъездом. Бежевая «Судзуки» с едва просматриваемым сквозь лепнину грязи номером. Лакированная, всхрапывающая выхлопами лошадка, готовая в любую секунду взрыть наледь шипованной резиной.

Логинов смотрел на иномарку и щурился. Машина и впрямь попыхивала ядовитым дымком, но это ровным счетом ничего не значило. Никуда она не собиралась ехать. Ребятки, притаившиеся в чреве японского драндулета, попросту грелись. Рослые увальни, истомившиеся от вынужденной неподвижности. Зима — не лето, и каждые пятнадцать-двадцать минут приходилось заводить двигатель, включая внутренний обогрев. Искусственное тепло быстро заполняло салон, двигатель вновь затихал, жиденькая струйка выхлопов исчезала.

Леонид отшатнулся от окна. Господи! Да ведь он сходит с ума! Мало ли машин торчит ежедневно под окнами! Ну, ждут кого-нибудь! Почему обязательно его?!

Перейдя в соседнюю комнату, Леонид попытался рассмотреть номер машины. Если что, хоть весточку будущим ищейкам оставит. Какому-нибудь новоявленному Путилину. Или нет их нынче? Ни Путилиных, ни Холмсов?…

Щелкнув авторучкой, он оторвал от газеты клочок, быстро записал. Букву и первые две цифры. Дальше было не разобрать. Глинистые разводы, снег… Леонид подался вперед. Это еще что такое? Сквозь заднее стекло машины просматривалось мутное пятно. Что-то светлое, но что? Чья-то рука? Или лицо? Если лицо, значит, его сейчас тоже разглядывают. Великолепно! Леонид перевел взор на боковое зеркальце автомобиля, и, конечно же, ему показалось, что зеркало развернуто излишне круто.

Вот так, господин Леонидус! Незачем мучиться и приникать к стеклу лбом. Все куда проще! Сиди себя в мягком креслице и наблюдай. Чуть скосив глаза, водитель «Судзуки» имел возможность созерцать все три окна его квартиры на третьем этаже. При этом можно было месить зубами мятный каучук и посасывать баночное пиво.

Желтое пятно в кабине явственно шевельнулось. Леонид вздрогнул. Ага! Все-таки он оказался прав, — чья-то рука. До сих пор она покоилась на спинке сиденья, а теперь протирала запотевшее стекло. И это уже во второй раз. Скоренько же они там надышали. Значит, их трое или четверо. Сидят, скукожившись в тесном пространстве, и травят байки. Про бабки и про баб. Про баб и про бабки. О чем еще толковать современным молодым людям с ежиком на головах?… Леонид выдал барабанную дробь по подоконнику. Зачем все-таки они протирают заднее стекло? Хотят выехать со стоянки задним ходом? Вряд ли. Скорее всего наблюдение велось и за подъездом. Посредством все той же зеркальной оптики. В наружном зеркальце — его окна, во внутреннем — дверь подъезда.

— Идет охота на волков, идет охота!… — яростно прошипел Леонид и нахмурился. Строка вырвалась сама собой, и первоисточник вибрирующих слов отыскался не сразу. Чей-то далекий магнитофон раненным зверем хрипел и стонал за стенами, возбужденный мозг слышал знакомые интонации, шлифовал и усиливал, гвоздями вколачивал в сознание. Неужели и эта песня окажется вечной?…

Он не заметил, как очутился в ванной. Бессмысленно пустил горячую воду. По желтоватой, испещренной трещинками эмали суетливо побежал нечаянный паучок. Жаркий поток спешил за ним следом. Пауки в ванной — обычное дело. По утрам Леонид гонял их щеткой, и они стремглав взбегали на потолок, где чувствовали себя в полной безопасности. Леонид не убивал их. Разумеется, мало приятного наблюдать сухопутных собратьев осьминогов, разгуливающих под самым носом, но и давить их казалось отчего-то запретным. Также запретно — удавить кошку или желторотого воробья. Пауки не походили ни на мух, ни на тараканов. Они не воровали хлебных крошек, не суетились пугливо при появлении людей. Напротив, загадочные эти создания порой откровенно поражали Леонида своей доверчивостью. Как бы то ни было, человек не числился в списках их врагов, — они вели иную войну, с иными обитателями планеты. Возможно, и войной это не следовало называть. Паучьи племена трудились — плели и ткали, тем самым зарабатывая на жизнь, на пропитание. В определенном смысле они являлись творцами и, как всякие творцы, были по-своему беззащитны. Оттого, наблюдая, как сморщенным комочком тельце паука несется к водостоку, Леонид ощутил вспышку бессильного гнева. Пенная волна гадливости к самому себе, к тем — за окнами, на мгновение тоже представившимися ему пауками, калеными брызгами окропила разум.

— Псы!… — он бросился в прихожую, торопливо принялся одеваться. Впопыхах прошелся по карманам. Пара газовых баллонов, заточенная отвертка, тяжелый шипастый кастет. Распахнув дверцу гардероба, Леонид снял с вешалки жилет с нашитыми пластинами оргпластика, натянул на плечи. Тут же и передумал. Какого черта!… Сорвав с себя жилет, Леонид швырнул его на пол, чуть ли не бегом устремился к окну.

Они по-прежнему не уехали, и выхлопная труба вновь дымила. Мало того, словно издеваясь над ним, мигали задние огни — то левый, то правый… Леонид резким движением распахнул шторы. Что ж, пусть полюбуются! Еще и форточку им приоткроет. Будут играть в детскую игру «кто кого переглядит». Они в салоне, а он в теплой уютной квартире, у них пиво в банках, а у него порошковое молоко. Полный до краев стакан. И он будет попивать эту пакость у них на глазах до тех пор, пока они не решатся на какое-нибудь действие…